В состав нигилизма Писарева входит, между прочим, отрицание эстетики. Односторонне сосредоточившись на проблеме борьбы с общественным злом, он написал статью «Разрушение эстетики». В ней он начинает с отрицания эстетики как науки о прекрасном. Прекрасное, думает он, для каждого человека есть то, что соответствует его личному вкусу. Следовательно, эстетика как наука не может существовать: она должна быть заменена физиологией и гигиеной в главах их, содержащих учение о приятных и полезных ощущениях. Разделавшись с эстетикой как наукой, Писарев

_________________________

*Совершенную бездарность Чернышевского великолепно обрисовал В. Набоков (Сирин) в романе «Дар». Гл. IV.

344

затем нападает на эстетику как искание красоты в произведениях искусства. Только те произведения искусства он одобряет, которые не превращают себя «в лакея роскоши», а служат великой цели «искоренения бедности и невежества». В статье «Посмотрим!» он приходит к мысли, что так служить человечеству может только литература, а музыка, живопись и скульптура не годятся для этой цели, и потому они бесполезны.

И Чернышевский, и Писарев были односторонне сосредоточены на проблеме искоренения общественного зла, на вопросе о социальной справедливости. Их идеал поведения человека очень высок. Поставим, однако, вопрос, правильна ли их теория, согласно которой рекомендуемое ими поведение есть вид Эгоизма. Всякий поступок человека осуществляется на основании стремления к какой‑либо цели, считаемой им положительно ценной. Назовем бытие, которое я стремлюсь осуществить, например выздоровление лечимого мною ребенка, словами «объективное содержание стремления». Когда человеку удается осуществить объективное содержание своего стремления, он испытывает субъективное чувство удовольствия, чувство удовлетворения. Не только Чернышевский и Писарев, но и многие значительные философы, например Джон Стюарт Милль, Герберт Спенсер, наблюдая этот факт, отстаивали учение, что настоящая цель всех поступков человека есть удовольствие, а объективное содержание стремления есть не цель, а только средство для получения удовольствия. Отсюда получается вывод, что в основе всех поступков человека лежит эгоизм. Имея дело с такими фактами, как пожертвование человеком своей жизнью в борьбе за политическую свободу или самоотверженное поведение врача во время эпидемии чумы, такие философы, как Спенсер, придумывают сложные хитроумные теории, чтобы объяснить, как из эгоистической основы возникают альтруистические поступки. Эти теории возникают не только вследствие плохого наблюдения фактов, но еще и под влиянием такого учения о строении мира, согласно которому все бытие человека находится в пределах того пространства, которое занято его телом и в котором происходят физиологические процессы его тела и его субъективные психические состояния. Отсюда, естественно, возникает мысль, что все поведение человека диктуется его эгоизмом. Особенно метафизика материализма и близких к материализму теорий мира приводит к этому убеждению. Такие учения о мире как множестве существ с обособленным друг от друга бытием можно назвать неорганическими.

Попробуем наблюдать поведение человека без предвзятых теорий о строении мира. Положим, я лечу своего любимого ребенка и, видя его выздоровление, испытываю удовольствие. Что было целью моего поведения, здоровье ребенка или чувство моего удовольствия? Правильный ответ на этот вопрос, конечно, такой: здоровье ребенка было целью моего лечения, а чувство удовольствия есть только субъективная отметка того, что цель мною достигнута; мне дорого не это мое удовольствие, а здоровье ребенка. Конечно, отсюда

345

возникает вопрос, как связано мое «я» со всеми другими существами, если я способен принимать к сердцу интересы другого существа так, как если бы они были моими собственными. Ответом на этот вопрос служит органическое мировоззрение, согласно которому бытие всех существ связано друг с другом внутренне настолько интимно, что я не замкнут в своем бытии, а способен наблюдать чужое бытие и сочувствовать или не сочувствовать ему так же непосредственно, как и различным сторонам своей жизни. Индивидуальная личная любовь состоит в том, что я приобщаю чужое бытие к своему «я» и оно становится для меня столь же дорогим, как и мое собственное бытие, иногда даже более дорогим.

Не только ценность другой личности и ее жизни может стать целью моего поведения независимо от того, выгодно ли это мне или нет. И другие положительные ценности, например открытие истины, творение художественного произведения и т. п., могут стать целью поступков человека без всякого расчета о личной выгоде. Отсюда следует и такое парадоксальное явление: даже грубо эгоистический поступок иногда руководится сложными мотивами, так что он не есть проявление одного только эгоизма. Положим, например, во время войны, оккупируя территорию неприятеля, генерал, любитель искусства, восхищенный красотою какой‑либо картины, отнимает ее у владельца ее и присваивает себе. Этот эгоистический поступок содержит в себе и такую слагаемую, как любовь к красоте, т. е. любовь к объективной ценности независимо от личных выгод *.

Хотя стопроцентный эгоизм встречается редко, все же царство бытия, к которому мы, люди, принадлежим, состоит из существ, эгоистических в значительной степени. Сама наша грубая материальная телесность есть следствие эгоистической деятельности: я и служащие мне органами низшие существа, мы вместе производим акты отталкивания, создающие относительно непроницаемый объем нашего тела; мы вместе завоевываем в свое исключительное пользование некоторый объем пространства. Наше царство бытия вследствие нашего эгоизма полно недостатков, совершенная гармония в нем невозможна. Абсолютное добро осуществляется только в Царстве Божием, состоящем из личностей, вполне освободившихся от эгоизма, действительно любящих Бога больше себя и ближнего, как себя. Даже тела таких личностей - не материальные, а преображенные, не содержащие в себе актов отталкивания. Все деятельности членов Царства Божия имеют целью творение абсолютных ценностей нравственного добра, красоты, познавания истины. Только в этом Царстве есть абсолютное добро. В нашем царстве эгоистических существ во многих случаях мы испытываем влечение к совершению поступков, в которых

________________

*Учение о неорганических и органических мировоззрениях изложено в моей книге «Типы мировоззрений», а применение органического мировоззрения к проблемам нравственности — в моей книге «Условия абсолютного добра».

346

менее ценное относительное бытие мы предпочитаем более ценному, например иной раз человеку хочется играть в карты, а не ухаживать за больным членом своей семьи. В таком случае совесть упрекает его, и он, отказываясь от приятного развлечения, исполняет веления нравственного долга, испытывая их как тягостную сторону жизни. Отсюда ясно, что подобные требования совести, выраженные в предписаниях религии и в нравственных принципах, служат в царстве эгоистических существ необходимым средством обуздания эгоизма и усовершенствования жизни. Проповедь нигилиста Писарева отбросить все принципы и делать лишь то, чего «хочется», есть грубая ошибка. Идеал человеколюбивого поведения, увлекающий Писарева, не может быть достигнут во всей полноте на основе его теории «расчетливого эгоизма»; на этом пути нередко требуется служение добру без всяких «расчетов».

Ошибочная теория, сводящая все поведение всех людей к эгоизму, возникла у Писарева и у Чернышевского как логический вывод из метафизики материализма. Но был и психологический мотив отстаивания ее, именно нелюбовь к пышным, высокопарным фразам. Оба они были в своем поведении далеки от эгоизма и увлекались идеей социальной справедливости, но целомудрие чувства побуждало их говорить не только другим людям, но и самим себе, будто такое поведение есть только «расчетливый эгоизм». Благодаря доброте, благородству и хорошему воспитанию Писарева нигилизм его не проявлялся в жизни в отрицательных поступках. Публицист Шелгунов в своих «Воспоминаниях» так характеризует «эгоизм» Писарева: «Писарев хотел, чтобы каждый думал самостоятельно и сам, без частных указаний, устраивал свою жизнь на общих началах правды, добра, любви и справедливости. В этом и заключалась теория эгоизма, которую он проповедовал» (Т. II. С. 710). Сам Шелгунов (1824–1891) был проповедником и в жизни своей представителем такого же нигилизма и мнимого «эгоизма». Н. К. Михайловский в статье «Н. В. Шелгунов» так изображает характер его и учение о правильном поведении: Шелгунов совмещал «лучшие стороны мужского и женского типа: сочетание мужественной силы и женской нежности». Эгоизм он считал единственным принципом и основанием нравственности «под условием известной широты личных горизонтов, способных обнять и чужие интересы, как свои собственные». Он боролся против «ячества», т. е. «против эгоизма узкого и одностороннего человека, который дальше своего носа ничего не видит».