К числу беллетристов–народников принадлежат следующие писатели: Александр Иванович Левитов, 1835–1877; Николай Иванович Наумов, 1838–1901; Павел Владимирович Засодимский, 1843–1912; Глеб Иванович Успенский, 1843–1902; Николай Николаевич Златовратский, 1845–1911; Филипп Диомидович Нефедов, 1848–1902; Николай Елпидифорович Каронин (псевдоним Петропавловского), 1857–1892. Данилу Лукича Мордовцева (1830–1905) историки литературы в СССР называют представителем «умеренного народничества». Одним из теоретиков народничества они считают Николая Константиновича Михайловского, 1842–1904.

Из числа писателей–народников особенно заслуживают внимания Златовратский и Глеб Успенский. В повести «Крестьяне- присяжные» Златовратский рассказывает о поведении и злоключениях восьми крестьян, которых община послала на сессию окружного суда быть присяжными заседателями. Златовратский так

____________

*Собр. соч. Хомякова. Т. 1. «Письмо об Англии». С. 138; «По поводу Гумбольдта» см. описание мирской сходки. С. 166–169.

283

характеризует их: «все они были трудолюбивые землепашцы»; «все они более легковерные художники, чем строгие мыслители, и хотя, прежде чем на что‑нибудь решиться или решить какое‑нибудь дело, долго носятся с ним, думают, исследуя со всех сторон, но вдруг, утомившись, бросают все свои длинные подготовительные изыскания и произносят решение, иногда совершенно противоположное всем добытым предварительными изысканиями результатам, но зато согласное с их душевным настроением. Они впечатлительны; в них заметна склонность решать дела «по душе», а не по хитросплетенным измышлениям. Все это кладет на их характер печать добродушия». В то время как, по понятиям одних, «грех» начинается с момента преступного акта и требует наказания, — для крестьянина он уже сам по себе есть часть «кары и несчастья», начало взыскания «карающего Бога за одному Ему ведомые, когда- то совершенные поступки». Иногда присяжные заседатели–крестьяне, имея дело с доказанным преступлением, выносят решение «не виновен» потому, например, что считают наказание каторгой на несколько лет в данном случае несправедливым, тем более что у преступника есть жена с малолетними детьми.

В большой повести «Устои» Златовратский обрисовывает добрые нравы общины, «мира» *, в котором все близки друг другу, горе и радость делят вместе, чувствуют обязанность помогать друг другу. Мы, говорят члены такой общины, «друг другу все одно что родные». Философия дяди Мина в общине, хранящей «устои», такова: «Мужичок мир любит, спокой; ему мало, что на огороде у него тихо, ему чтоб все кругом было светло и радостно. Потому уже, ежели у соседа плохо, и у тебя хорошему не быть, жди беды» (Ч. III. Гл. «Дети полей»). В главе «Сон счастливого мужика» мир представляется крестьянину как источник правды: «Справедливее мира не сыщешь, его не закупишь, не обойдешь, не обманешь, потому на миру все у каждого всякому видно. Мир никого не обидит напрасно, так как ему самому мзды не надо, строго « чинно блюдет он общее дело». Встречаясь с несправедливостью с тяжелым затруднением, крестьянин, живущий по заветам предков, утешал себя надеждой на Бога и на царя: «А Бог‑то зачем? —  А царь‑то зачем?»

О Златовратском говорили, что он «обсахаривает» мужика Это неверно. Он, правда, любит изображать положительные стороны общинной жизни и христианские основы ее, но нельзя сказать, что они существуют лишь в его воображении: славянофилы Хомяков, К. Аксаков раньше его видели положительные «устои» общины. Возможность разложения общины Златовратский понимал и даже наблюдал. В повести «Устои» он рассказывает, как приехал из Москвы к своему отцу в дружно жившую до тех пор семью молодой крестьянин и разложил семью. Работая в большом городе, он привык заботиться только о себе и равнодушно смотреть на обитателей даже и соседней квартиры как на чужих людей, до

____________

*Крестьяне не употребляют слова «община»; они называют ее словом «мир».

284

которых ему дела нет. Наблюдая его поведение, тетушка его, «благомысленная» хранительница устоев, Ульяна Мосевна с упреком говорит ему, что он делает «все особнячком, все особнячком», а племянник отвечает ей: «По–столичному. Так‑то оно лучше: ни ты ни к кому в душу не лезешь, ни в твое расположение никто носу не сует».

Сельская община была главной формой крестьянского землевладения во всей России, кроме Малороссии. Многие народники в семидесятых годах мечтали, что Россия минует капиталистическую стадию экономического развития и благодаря общинному духу русского крестьянства прямо перейдет к социализму. Глеб Успенский, друживший с Михайловским, тоже надеялся на такой путь развития России, однако он наблюдал влияние на крестьянскую жизнь быстро развивавшегося капитализма и в своих произведениях показывал, как крестьянин становится носителем не общинного духа, а мелкобуржуазных интересов. Некоторые народники, например Златовратский, не любили его за это, а он в ответ на нападки говорил, что не любит «слащавого» народничества; от меня требуют «шоколадного мужика», а я в своих очерках сообщаю о «расстройстве народных порядков». Однако, находясь под влиянием Михайловского, Успенский вместе с ним думает, что близость крестьянина к природе и разнообразие труда вырабатывают многостороннюю личность и органическую цельность жизни. В статьях его «Крестьянин и крестьянский труд» есть очерк «Поэзия земледельческого труда». В серии статей «Власть земли» он говорит, что русский народ «могучий и кроткий, покуда над ним царит власть земли». «Оторвите крестьянина от земли, и настает душевная пустота» пьянство, распутство, мошенничество. Такая история жизни крестьянина сообщена им в очерке «Рассказ Ивана Босых».

К числу народников Федотов приобщает поэта Некрасова. Он называет Некрасова «христианским народником», потому что Некрасов с любовью говорит о религиозности крестьян. Дочери государя Николая II, сообщает Федотов, живя после отречения государя в Сибири, увлекались Некрасовым, как христианским народником, близким к тому, как их воспитали в семье (С. 31). Сам государь Николай II был, можно сказать, христианским народником.

Народничество выразилось не только в литературе, а и в деятельности русской интеллигенции. В начале семидесятых годов возникло так называемое «хождение в народ». Тысячи молодых людей, изучив ремесла, стали селиться в деревнях с целью поднятия культурного уровня крестьянства и пропаганды социализма. Ценные сведения об этом движении дают участники его Вл. Дебогорий–Мокриевич (1848–1926) в книге «Воспоминания» и О. В. Аптекман (1849–1926) в книге «Из истории революционного народничества» *.

________________________

*Дебогорий–Мокриевич Вл. Воспоминания. 1894; Аптекман О. В. Из истории революционного народничества. «Земля и воля» 70–х годов. Изд. 1924 и 1925 гг.

285

Дебогорий–Мокриевич, придя к мысли, что только физический труд не есть эксплуатация человеком человека, не кончил курса Киевского университета, изучил сапожное ремесло и поселился в деревне. Аптекман, успешно заканчивавший уже занятия в Военно–хирургической академии в Петербурге, не приступил к государственным экзаменам и в 1875 году стал фельдшером в Псковской губернии в больнице при религиозной общине кн. М. М. Дондуковой–Корсаковой. При беседах и работе, говорит он, «каждый раз передо мною открывались все новые и привлекательные для меня стороны народного характера» (С. 73). Любя народ, Аптекман, еврей, пожелал приблизиться к нему также религиозно и потому крестился.

Среди народников, поселившихся в деревне, были две резко отличные друг от друга группы: «бакунисты–бунтари» и «лавристы». Последователи Бакунина подстрекали крестьян к бунтам, надеясь таким образом вызвать всенародный бунт и свержение правительства. Последователи Лаврова не были бунтарями, они старались поднять культурный уровень крестьянства и занимали мирной пропагандой социализма. В 1874 году правительство арестовало более тысячи бакунистов и лавристов. Во время предварительного следствия, которое длилось четыре года, одни из ни умерли в тюрьме, другие были искалечены тяжелыми болезнями, третьи освобождены за полным отсутствием улик. В 1877 году начался «процесс 193–х», который закончился осуждением части подсудимых на каторгу. Сенат ходатайствовал перед государем Александром II о замене каторги ссылкой на поселение, но государь отвергнул это ходатайство.