- Никак нет, сэр. Я прочесывал город, искал Вигвам. И не рассчитывал налететь на комитет по встрече.

- Легкомыслие... Учитывая дату... И сборище. Голос Мака внезапно потеплел:

- Что ж, мы ведь учитывали подобную возможность? Постарайся изо всех сил, Эрик. Я не хотел... Просто нынешнее положение на Олимпе немного раздражает.

- Понимаю, сэр. Оно всегда раздражает.

- Людям, помешанным на политической благонадежности, не втолкуешь ничего. Не поймут, что политика в нашем деле особой роли не играет, а от агента совершенно иные качества требуются.

- По-прежнему честят вас на все корки из-за перебежчицы?

- А ты как думаешь? Если агент переметнулся - расхлебывать и расхлебывать... Никаких сведений ниоткуда, ты доложил первым. Постарайся работать осторожно, мягко, без пальбы и кинжалов: дорожные катастрофы, падения из окон, сердечные приступы - ограничься этим, сделай милость... Прощальный подарок получил?

- Да, сэр. Уже ношу.

- Модель усовершенствована. Потом, если доведется применить, представишь отчет и пожелания. Фольгу снимешь как обычно. Желаю удачи...

- Потребуется, сэр. Я довел девицу до белого каления. Теперь ей только нужно предоставить удобную возможность, и...

- Предоставь, пожалуйста, - сказал Мак. - Терпеть не могу просить своих людей работать наживкой, да выхода нет. И времени мало...

- Конечно, - ответил я. - Всего доброго, сэр.

Я повесил трубку и немного постоял в раздумье. Вышел из остекленной кабины.

Жизнь текла своим чередом. Примчался и затормозил автомобиль. Где-то у колонки с бензином призывно зазвенел колокольчик. Хозяин допил кофе, открыл дверь, вышел наружу. Имя его крупными буквами значилось прямо над входом:

"ВЕГМАНН".

Верзила направился к машине. Армейский джип, за рулем обосновался юный солдатик. Наитие сразило меня отнюдь не сразу. Оно возникало постепенно, сначала копошилось на дне сознания, развивалось, крепло, но по-настоящему запело в мозгу, лишь когда я вышел за пределы освещенной заправочной станции.

Запело - неверное слово. Иерихонской трубой затрубило! Я чуть не остановился и не обернулся - удостовериться, но это было бы уж совсем любительским занятием. И без того оскандалился, Пейтону в лапы угодил... О каковой глупости Мак отозвался со справедливым ехидством.

Я шагал беспечно и неторопливо, покуда бензоколонка не скрылась за поворотом. Лишь тогда вынул я полученную утром квитанцию, разгладил и разглядел как следует при свете уличного фонаря.

На бумажке значилось:

Заправочная и ремонтная станция Вегманна. Кариньосо. Новая Мексика.

Я стоял столбом и глядел на желтоватый прямоугольник, покуда в том, что я привык - видимо, без достаточных оснований - именовать своим головным мозгом, происходили мятежи, перевороты и катаклизмы.

Вегманн, думал я, Вегманн! Весь день мы шатались, разыскивая индейский шалаш, вигвам, а вигвама не было! Вигвам - Вегманн... Могло оказаться простым совпадением.

Простым совпадением также могло быть и то, что Гейл Хэндрикс привередливо отмахнулась от прочих городских бензоколонок и старательно вывела меня именно сюда. Сказала: "какое чистое, опрятное место!"

Возможно. Только три предыдущих, мелькнувших мимо пикапа заправочных станции были ничуть не менее опрятны.

Дабы я немедля узрел последствия и вполне прочувствовал всю глубину свершенного зверства, Гейл оставила настольную лампу включенной. Говоря строго, это было психологическим просчетом, ибо полный мрак и неизбежное первоначальное недоумение действуют на нервы куда сильнее.

Намокший от пролитых слез носовой платок, зажатый в бессильно повисшей руке, тоже выглядел небольшим преувеличением. Однако в целом драму разыгрывали на пятерку с минусом. Ибо, свалившись поперек постели, Гейл блистательно позабыла скинуть измызганные туфли.

Она дозволила мне всласть налюбоваться содеянным, потом вздрогнула и привскочила.

- Ох... Я не слышала... Уснула, наверное... С минуту я разглядывал женщину и совершенно искренне жалел. Она хорошо работала - по-настоящему хорошо; но все же оставалась любительницей. Рано или поздно столкнется с положением, выпутаться из которого уже не сумеет.

- Плакать изводили? - осведомился я, изображая гнуснейшую ухмылку. - Что огорчает вашу неотразимость? Вынужденное расставание с незаменимым господином Хелмом?

- Ты! Наглая, высокомерная, невыносимая скотина!..

- Вот, - предложил я, извлекая из кармана собственный платок: - возьми сухой. Утрись и высморкайся.

- Ну почему, почему я встречаю только чудовищ? Почему не могу наткнуться на просто... хорошего... доброго мужчину? Хоть капельку доброты можно у вашей породы сыскать? Неужто многого прошу?

- Гейл, - отозвался я, - Гейл, послушай... В порядке приличествующего извинения - единственно доступного безмозглому похотливому самцу, - я обнял женщину и весьма основательно расцеловал. Потянулся к застежкам на юбке.

- Погоди, - выдохнула Гейл. - Погоди... Уже простила... Только давай займемся любовью по-настоящему.

Настал мой черед говорить оборванными, эллиптическими вопросами:

- Но?.. Как это?! Гейл улыбнулась:

- Не признаю постельной школы "хватай-без-пра-вил". Надобно принять душ и привести себя в порядок. Надо выглядеть красивой...

В комнате было темно, и судить" насколько удалось Гейл сохранить новообретенную красоту, я не брался.

Неслышно выскальзывать из постели четыре супружества научили мою любовницу преотменно: я почувствовал только легкое содрогание пружин в матраце. Различил еле слышный шорох натягиваемой одежды. Уловил щелчок дверной ручки и тихое журчание воды.

Разумеется. После подобной возни хотя бы умыться следует.

Для изнеженной техасской львицы Гейл одевалась просто молниеносно. Ни дать, ни взять, хороший солдат по боевой тревоге... Я продолжал храпеть, как целое семейство предающихся зимней спячке сурков, но Гейл и не подумала потихоньку выскальзывать в коридор. Вместо этого она приблизилась к постели. Уже спокойно и не таясь.

- Мэтт! - прошептала она. - Мэтт, милый, проснись!

Я замычал, заворочался, вскинулся:

- А? Что?

И потянулся к электрическому выключателю.

Внезапно вспыхнувший свет заставил Гейл - да и меня самого - смигнуть и прищуриться.

Она облачилась в новый свитер - нечто кофейно-молочное, даже с виду пушистое. Воротник был чересчур широким и ниспадал весьма изящно, хотя едва ли мог защитить шею от холода.

Обтягивающие панталоны того же цвета. По крайней мере, думаю, что подобные брюки до сих пор именуют панталонами. Оканчивались они выше щиколоток и выглядели весьма, весьма пикантно.

Я завершил зрительное исследование, сложил губы дудочкой и негромко свистнул.

- Не разыгрывай скомороха, милый, - посоветовала Гейл. - И прости, что разбудила. Не хотела, чтобы ты подумал, будто я... сбежала втихомолку.

- Намерена сбежать громогласно? Гейл покачала головой:

- Пока - ни единого слова. У меня возникла мысль... Всего лишь мысль...

- О, крошка Гейл, - печально молвил я, - неустрашимая и сноровистая сыщица! О, ваша неотразимость! Уже два человека убиты, угроблены и совершенно мертвы... Может быть, поделишься мыслью? А мы вдвоем обсудим ее и решим, как поступать? Гейл опять помотала головой.

- Нет, хочу справиться сама. Нынче утром ты сказал несколько слишком оскорбительных вещей. Помнишь? Ты ведь полагаешь, я попросту... Хватит. Орудую на собственный страх и риск. Авось, получится.

Я поколебался и угрюмо произнес:

- Хорошо, разыгрывай профессионала. Хочешь в могилку - попутного ветра. Только не стоило будить меня по такому поводу.

- Мэтт! - воскликнула она голосом девочки, обиженной до глубин душевных.

Я не отозвался.

Гейл приоткрыла рот, осеклась и направилась к выходу. Я окликнул:

- Гейл!