Садись сюда! — комиссар показал мне место за столом с самого края, а сам взял стул, до того стоявший у стены, и сел с торца стола, спиной к двери.

Проследив тяжёлым взглядом за нашим размещением, Волков, не поворачивая голову в сторону помкомвзвода-два, с металлом в голосе произнес:

Петренко, доклад!

Мой земляк как-то суетливо подскочил, переступил назад через лавку и стал докладывать виноватым тоном о своем боевом выходе: сообщил направление движения, какие стояли задачи, потом перечислил силы и вооружение, а когда дошел до начала боестолкновения, комроты резко произнес:

Стоп!

Михаил замолчал, а Волков встал, достал из комода лист писчей бумаги, положил его перед собой на стол и жестом подозвал Петренко:

Рисуй схему!

Тот взял карандаш и стал рисовать условные обозначения, комментируя:

Вот тут мы шли, где-то здесь был головной дозор… — далее он подробно рассказал всё то, что мне уже было известно. Все присутствующие, кроме меня, сгрудились вокруг стола, где помкомвзвода-два рисовал и объяснял схему.

Когда Михаил закончил доклад, ответив на несколько уточняющих вопросов, Волков разрешил ему сесть и переключился на меня:

Ковалев! Теперь ты рассказывай!

С чего начинать?

Давай сначала про бой!

Про который?

Волков и до того бывший в весьма дурном настроении, после моих вопросов, стукнув кулаком по столу, буквально взревел от ярости:

Ты мать твою, что мне тут Ваньку валяешь? У тебя там что, десять боёв за день было?

Два боя за сутки, вот…

Не дав мне договорить, Волков откинулся на спинку кресла и хлопнул по столу теперь уже открытой ладонью:

Стоп-стоп! Сначала коротко об обоих!

Первый бой был сегодня, около четырех часов утра, на кордоне первого взвода, полностью уничтожена разведывательно-диверсионная группа белофиннов в составе шестнадцати человек, плюс один взят раненным в плен, наших потерь нет. Второй бой — сегодня, около четырнадцати часов при движении от кордона к Питкяранте мною совместно с четырьмя бойцами первого взвода была атакована с тыла вражеская разведывательно-диверсионная группа, вступившая в бой с отрядом под командованием младшего комвзвода Петренко, мы уничтожили трёх белофиннов и одного невредимым взяли в плен, в моём отряде потерь нет, только я получил лёгкое ранение! Вот документы по первому бою! Тут и рапорт комвзвода — я подошёл к командиру роты и положил перед ним свёрток.

Капитан немедленно разорвал упаковку, сшитую наспех из белой ткани трофейного маскхалата и вывалил содержимое, состоящее в основном из личных документов убитых финнов на стол. Взяв из кучи три листа бумаги с рукописным текстом, он пробежал их глазами, потом принялся читать вслух рапорт лейтенанта Бондаренко. Ничего так, кратко и объективно написано. Отмечена моя роль в обнаружении диверсантов и захвате пленного. Разумеется, не упомянуто сколько я в том бою убил врагов, но лейтенант этого и не мог видеть, там ведь взвод палил из всех стволов и поди разбери, у кого сколько трупов на счету. По мере прочтения рапорта, настроение Волкова постепенно улучшалось и вскоре он был уже в положительном расположении духа. Тут я его прекрасно понимал — одно дело докладывать начальству, как одно из подчинённых тебе подразделений в тяжёлом бою с противником понесло большие потери, при этом значительная часть финских диверсантов ушла к своим, а другое дело, когда можно ещё и про образцовый бой на кордоне рассказать, плюс предъявить пленного. А если ещё правильно акценты расставить, то и на награду, наверное, можно рассчитывать.

Завершив читать рапорт, Волков задал мне несколько уточняющих вопросов, попросил показать на карте расположение первого взвода и, вспомнив про лежащую у меня за пазухой трофейную карту, я отдал её командиру роты, поставив крестик на месте кордона. Далее он расспросил меня про дневной бой, после чего разрешил идти ужинать и в медсанбат. Покинув штаб, я подошёл к полевой кухне, народу там уже не было, но раздатчик был ещё на месте и шлепнул мне в котелок положенную порцию каши с мясом. Получив пайку, я быстрым шагом поспешил к своей избе, дойдя до которой, обнаружил, что дверь открыта, а внутри темно, никого нет и довольно прохладно, видимо с утра не топили. Вытащив из дымохода задвижку, я быстро развел в печи огонь с помощью ранее заготовленных щепок и бересты, сунул в топку четыре полена и поставил сверху греться наполовину полный чайник. Потом сел за стол и, хорошо пережевывая, съел казённый ужин. Чайник должен был закипеть ещё минут через десять, поэтому я решил почистить винтовку — стрелял ведь сегодня довольно много. На подоконнике стояла керосиновая лампа, очевидно, появившаяся здесь стараниями старшины в период моего недолгого отсутствия. Переставив светильник за стол и определив, что внутри достаточно керосина, я зажёг фитиль и выкрутил его на максимум. Моего ночного зрения вполне хватало, чтобы нормально ориентироваться в темном помещении, но для разборки и чистки оружия необходимо нормальное освещение. Пока чайник закипал, я разобрал и почистил затвор, потом налил горячий напиток в кружку, а пока он остывал до приемлемой температуры, я успел почистить ствол и собрать винтовку. Далее я достал трофейный ТТ, внимательно осмотрел и почистил его. Сдавать пистолет я не собирался — самому пригодится — воевать ещё долго и резервный ствол точно лишним не будет. Потом достал галеты и не спеша напился чаю. Ну все, теперь можно и к лекарям!

Надев шинель и валенки, я вышел из дома и первым делом зашёл на ротный склад к Петровичу, оставил там винтовку и унты, рассказал вкратце о своей эпопее и расспросил старшину, как добраться до медсанбата. Получив подробные инструкции, я уже через десять минут вошёл в двухэтажное, пропавшее карболкой здание, которое при финнах было местной гимназией. Там, спросив у первого попавшегося мне санитара, нашел кабинет дежурного хирурга и, войдя, доложился по форме:

Отделенный командир роты погранвойск Ковалев! Прибыл на лечение в связи с получением ранения.

Сидевший за столом военврач третьего ранга — мужчина в возрасте лет тридцати, оторвавшись от лежащих перед ним бумаг, спросил меня несколько удивлённым голосом:

И куда же Вас ранило?

Я показал на левый бок:

Сюда попало, рассечение по касательной.

Ну раздевайтесь, посмотрим!

Следуя этому указанию, я снял шинель и обнажился до пояса, затем, подошёл к врачу и показал зашитую рану. Тот увидев шов, первым делом спросил:

Кто, когда зашивал?

Боец, сегодня около четырнадцати часов, сразу после боя, в полевых условиях.

Дезинфекции, получается, не было?

Иглу и нить смочили в водке и рану водкой полил.

Хм, — лекарь внимательно осмотрел рану, нажал сверху, снизу, и спросил, — А нитки, я смотрю обычные, хлопчато-бумажные?

Ну да, других не было.

На первый взгляд, неплохо получилось, но в любом случае, надо недельку полежать у нас, ещё может загноиться.

Далее он заполнил медицинскую карточку и ещё какие-то бумажки, отдал их мне и сказал:

Дальше по коридору, через два кабинета фельдшерская, там отдайте бумаги, Вам обработают рану и оформят. Можно не одеваться.

Взяв одежду в руки, я дошел до указанного мне кабинета, там меня продержали несколько дольше — обработали шов зелёнкой, наложили повязку, проверили на вшивость и определили в палату. Так что уже менее чем через час я лежал на кровати, застеленной свежим бельем. Лепота!

Хотя к моменту моего заселения в лазарет не было ещё и восьми часов вечера, я уснул практически мгновенно, стоило лишь моей голове коснуться подушки. На следующее утро меня разбудили перед самым завтраком, без четверти семь. Легкораненым полагалось питаться в столовой, причем из-за небольшой площади данного заведения прием пищи осуществлялся попалатно в строгой очередности. Обо всем этом поведал разбудивший меня шустрый паренёк, назвавшийся Васей Ивановым. Поэтому я, быстро умывшись, оделся и направился в столовую. Обитателям «лёгкой» палаты, была оставлена их повседневная униформа, в отличии от «тяжёлых», которым выдавались пижамы. Вот и мне пришлось натянуть на себя простреленную окровавленную гимнастёрку и в таком виде явиться в столовую. Впрочем, в обмундировании с аналогичными дефектами здесь щеголяло около трети находящихся на излечении бойцов. Остальные были больными или обмороженными. Завтрак состоял из манной каши на молоке и кружки сладкого чая, к которому прилагался кусок черного хлеба со сливочным маслом. Что же, на фоне моего до тошноты однообразного питания последних дней, всё выглядело довольно неплохо. Жаль только, что долго мне здесь пробыть не суждено.