— Тогда это Николай Степанович Вершинин, — мрачно сказал Жора и тут же добавил, упредив чей-то вопрос: — Мой дражайший папашка.
Судя по тону, особой сыновней любви к Николаю Степановичу Вершинину Жора не питал. Алексей криво улыбнулся, похрустывая суставами пальцев. Ольга внимательно посмотрела на него, потом вскинула голову навстречу вопросительному взгляду Виталия.
— Татьяна Дердюк! Либо все, кто имеет к ней отношение — родственники или друзья.
— Только как рассказчики, или…
— Или! — холодно ответила Ольга и отвернулась. Светлана облизнула губы и неуверенно пробормотала:
— Я, конечно, не знаю… имеет ли значение… это всего лишь…
— Все имеет значение, если ты об этом здесь вспомнила. Говори, — подбодрил ее Виталий. Светлана поежилась и стянула на груди халат. Виталий заметил, что на ней по-прежнему тот же занятный серебряный медальон.
— Женщина. Я не знаю ее фамилии… Ей, наверное, лет пятьдесят… Или мужчины. Двое… лет, наверное, по двадцать семь… где-то… Не знаю.
— Что, Светик, прикокнула какую-то старушку?! — весело спросила Ольга. Светлану передернуло.
— С ума сошла?! Да я… Это вот ты, наверное, прикокнула эту Дердюк!
— А условие было — о личном не спрашивать! — Ольга вытянула ноги и откинулась на спинку дивана. В ее глазах, вопреки веселому тону, была настороженность.
— Я уверена, что это проделки Норматовой! — зло сказала Марина. — Вернее, она имеет к этому отношение. Сама она слишком глупа, чтобы такое делать!
Выпалив это, она тут же съежилась в кресле, запоздало жалея о сказанном. Кристина потянулась за сигаретой, вырез ее халата провис, отчего выражение лица сидевшего напротив Олега стало еще более задумчивым.
— Мне на ум приходит только Танька Алексеева, — пробормотала она, — но это было бы слишком нелепо. Мы тогда совсем малые были… начальная школа. Конечно, учитывая мое нынешнее положение, она бы, наверное совсем не против с меня бабок срубить… — дальнейшие слова Кристины утонули в бессвязном бормотании. Олег еще раз взглянул на ее декольте, потом тихо произнес:
— Моя мать. Любовь Андреевна Кривцова.
— Господи! — вырвалось у Светланы. Олег раздраженно взглянул на нее.
— Что «господи»?! Я, между прочим, не говорю, что она имеет отношение ко всему этому дурдому! Просто, о том, что случилось, никто кроме нее не знает. Бабка знала, но она давно умерла.
— У меня есть одно предположение, но я об этом человеке ничего сказать не могу, — с несчастным видом сказал Петр. — Я не знаю, кто он был. Я даже не знаю, как его звали.
Глагол прошедшего времени заставил Алину поежиться. Неужели… да нет, Петр не выглядел, как человек, способный кого-то убить. Он даже не выглядел, как человек, способный дать пинка надоедливой кошке. Изумительно, что он решился дать по физиономии Харченко — это, уже наверное, в беспредельном состоянии аффекта. Но потом она вспомнила, кто он.
Водитель.
— А ты? — Ольга повернулась к ней. Вопрос застал ее врасплох, и Алина вздрогнула, чуть не уронив сигарету. — Подозреваешь кого-нибудь? Кто на ум приходит?
Кто-то приходит. Но у них нет ни фамилий, ни лиц, ни возраста… Только голоса и смех… а еще запах… этот не похожий ни на что запах…
Тебе ведь пять было, Аля? Пять?
— Мне некого подозревать, кроме себя самой, — ответила она, натянуто улыбаясь, и заметила, как Виталий покачал головой, и на его лице появилась досада. Кончики Ольгиных бровей-усиков взлетели ко лбу.
— Вот это, я понимаю, откровенность! Алька, ну признайся, ведь это ты все устроила, а? Ну признайся!..
— Фиг тебе! Можете приступать к пыткам. Но я вам ничего не скажу! Как Коля Герасимов!
Олег фыркнул, и после этого наступила пауза, тянувшаяся до тех пор, пока Алексей не заметил ехидно:
— Ну, что, теперь список весь зачитан?! И чего вы добились? Только забили себе головы еще больше! Подозреваемые… Прямо «Десять негритят»! Ждете расплаты за что-то? Мести? Грешки старые мучат?! Кого-нибудь замочили втихую?! А певичка вообще еще в школе начала, так получается?! Бросьте! Не стоят ваши грешки такого представления! Что касается меня, так я вас разочарну! Никого я не подозреваю! Потому что не в чем! Да, я кое-что нашел, но это к грехам вообще никакого отношения не имеет!
— Это смотря для кого, — возразил до сих пор молчавший Борис. — Ты, может, и значения этого слова не знаешь. Кто вчера чуть девушку не прибил только за то, что она на его несчастный телефон водичкой брызнула?!
— А это вообще не твое дело! — Алексей вскочил. — Мы с Алиной уже все это выяснили. Все срываются…
— Все. Только ты это делаешь чаще, чем остальные! Водителя кто пытался избить?! И вообще на всех кидался постоянно! Я таких, как ты, знаю! Убьете — и не заметите! — Борис неожиданно тоже взвился с кресла, выпрямляясь перед бизнесменом во весь рост. Рядом с плотным Евсигнеевым он казался хрупким и аристократически изящным.
— А ты сам-то кто, чтобы меня совестить?! — Алексей чуть не задохнулся от злости. — Тихоня! Ждет, пока другие все сделают, а потом на их горбу… Тащишь, небось к себе все без разбора, жируешь, а ювелиры твои гроши получают! Небось для них даже на воздухе экономишь! Да вся ваша нация такая — тишком, на чужих спинах!..
— Расист! — вдруг тонко взвизгнула Кристина. Алексей, побагровев, повернулся к ней.
— Что ты сказала?!
— Хватит! — рявкнул Виталий, тоже вскакивая. — Сейчас всем по морде надаю, если не заткнетесь! Будете все одинаковые!
— Вы будете бить женщину?! — с благородным негодованием сверкнул глазами Борис и Виталий яростно посмотрел на него.
— Тебе первому в ухо дам! Нашли время и место для разборок! Хотите выставлять себя кретинами — валите на улицу, там и хлопайте крыльями! Неу-жели так сложно хотя бы иногда не думать исключительно о своей персоне?!
— Что за народ — им уже член отрезают, а они все о Гондурасе! — высказался Петр с видом маститого философа, изрекающего очередной афоризм. Ольга засмеялась, качая головой с легкой укоризной, а Олег поморщился, словно от зубной боли, очевидно, представив себе этот процесс.
В процессе перепалки ни участники, ни зрители не обратили внимания на Жору, который встал одновременно с Виталием, — не обратили даже невзирая на его внушительные габариты. Жора не производил никаких действий и ничего не говорил, поэтому превратился в карлика-невидимку. Его лицо было подернуто легкой умудренной печалью, словно у мудреца, размышляющего о тщете всего сущего. Он терпеливо ждал, пока свара сойдет на нет. Казалось, он может ждать вечность.
Ворча и погромыхивая, как передумавший извергаться вулкан, сел на свое место Алексей, тут же потянувшийся за новой сигаретой. Борис, уничтожающе посмотрев на Виталия, отошел к окну и принялся с нарочитым вниманием изучать дождевые капли на стекле. Утихла Кристина, бросая то на Алексея, то на Виталия инфернальные взгляды, сел и сам Виталий, устало сгорбившись и свесив кисти рук между коленями, и тут Жора неожиданно перестал быть невидимкой, и все вздрогнули, внезапно обнаружив его стоящим. Жора убедился, что теперь внимание остальных приковано к нему, поднял указательный палец и направил его на то место, где только что стояли Борис, Алексей и Виталий. Направил так, словно нажал некую невидимую кнопку.
— Вот, — значительно сказал он. Указательный палец поднялся вверх и глубокомысленно покачался из стороны в сторону.
В обращенных на него взглядах появился вопрос, который Петр не замедлил озвучить.
— Чего вот?
— Вот, — повторил Жора. Его палец снова покачался, но теперь в этом жесте было нечто угрожающее. — Вам интересно, зачем мы здесь? Вот для этого, — указательный палец опять нажал невидимую кнопку. Борис отвернулся от окна и хмуро посмотрел на Вершинина.
— Жора, не тот момент, чтобы играть в шарады, — мрачно сказал Виталий. — Ты или говори или…
— У нас в детстве была одна забава… — Жора задумчиво посмотрел вдаль, на видимое только одному ему прошлое. — Мы ловили тарантулов на пластилин. Наверное знаете… пластилин на ниточке опускаешь в норку, потом вытаскиваешь, а на пластилине висит такой волосатый… Очень занятно было выловить несколько штук, а потом посадить их всех в одну банку. Там такое начинало твориться, у-у! Как они сцеплялись!.. А мы смотрели, смотрели… и ждали, чем все закончится. Очень интересное было зрелище.