Она долго сидела молча, рассматривая корову на далеком лугу.

– Наверное, мне следовало бы сказать, что я отказываюсь отвечать на ваши вопросы до прихода адвоката, – пробормотала она наконец, – однако, боюсь, вы воспримете это с подозрением.

Купер ничего не ответил. На приятном лице детектива не читалось сочувствия, только спокойная уверенность, что Сара ответит на его вопрос утвердительно, с адвокатом или без. Она вздохнула.

– Я могла бы отрицать существование портрета довольно легко. Они все находятся в студии, но есть только один шанс на миллион, что вы узнаете, на котором из них Матильда. Дело в том, что мой муж рисует характеры. Чтобы расшифровать его картины, нужно понимать его цветовой код и динамику формы, глубины и перспективы.

– Тем не менее вы не собираетесь отрицать существование портрета? – предположил Купер.

– Только потому, что Джек не стал бы этого делать, а мне очень не хочется давать ложные показания. – Сара улыбнулась, и ее глаза засветились энтузиазмом. – Вообще-то портрет великолепен. Думаю, самая удачная из его работ. Я нашла портрет вчера, перед вашим приходом. Я догадалась, что он там, из-за нескольких слов, брошенных Рут. Она рассказала, как Джек упомянул в разговоре, будто Матильда называла меня Уздечкой Для Сварливых. – Сара вновь вздохнула. – А он мог это узнать только от самой Матильды, потому что я ему об этом не говорила.

– Вы позволите взглянуть на портрет?

Сара не обратила внимания на вопрос и продолжала:

– Он не убивал ее, сержант, по крайней мере из-за денег. Джек презирает материализм. Единственную пользу от денег он видит в том, что ими измеряется величина его таланта. Поэтому Джек никому ничего не продает – его собственная оценка своей гениальности намного выше, чем оценка окружающих. – Она улыбнулась, увидев выражение недоверия на лице детектива. – Вообще в такой позиции есть смысл, хоть она и раздражает своей тщеславностью. Доводы Джека таковы: простой обыватель не способен усмотреть гениальность в его работах, какую бы цену он за них ни назначил. В то время как настоящий ценитель увидит в нем мастера и не поскупится в цене. Следовательно, если ты считаешь себя гением, то назначай за свою работу солидную сумму и жди ценителя.

– Извините, доктор Блейкни, но все это чушь. – Купер вдруг разозлился. – У вашего мужа колоссальное самомнение. Есть еще хоть один человек, который считает его гением?

– Ван Гога тоже никто не считал гением, пока он не умер.

«И почему только, – подумала Сара, – такое прямодушное восприятие Джеком своей персоны так раздражает людей? Не потому ли, что в нашем неопределенном мире его определенность кажется пугающей?»

– На самом деле не так уж важно, какой Джек художник, – сказала она спокойно. – Хороший, плохой или посредственный – не имеет значения. Я считаю его талантливым, но это мое личное мнение. Важно то, что он никогда не убил бы Матильду из-за денег. Даже если предположить, что он знал о завещании в мою пользу, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Почему вдруг она стала бы рассказывать ему, когда мне не обмолвилась ни словом?

– Да, и все же он считал, что вы собираетесь развестись с ним и выставить за дверь.

– Вряд ли. Ведь в этом случае я одна буду наслаждаться свалившейся на меня удачей, разве не так? Какая ему польза от наследства, если мы разведемся?

«Я буду требовать равного раздела имущества...» Сара отогнала от себя эту мысль.

– Кроме того, две недели назад, когда умерла Матильда, о разводе еще не было и речи. Откуда ему было знать, если я сама ни о чем не подозревала?

Купер воспринял ее слова с недоверием.

– Такие вещи не происходят внезапно, доктор Блейкни. Должно быть, он видел, что ваш брак переживает не лучшие времена.

– Вы недооцениваете эгоизм Джека, – ответила Сара с горькой иронией в голосе. – Он слишком зациклен на себе, чтобы замечать несчастья других, за исключением случаев, когда рисует портреты. Поверьте мне, решение о разводе пришло внезапно. Особенно для него.

Купер задумчиво выпустил дым от сигареты.

– Как вы думаете, доктор, ваш муж еще вернется?

– Конечно, хотя бы для того, чтобы забрать картины.

– Хорошо. Некоторые из обнаруженных отпечатков вполне могут принадлежать ему. Если мы исключим некоторые отпечатки, это поможет следствию. В том числе и ваши, конечно. В среду утром в Фонтвилль приедет команда специалистов, чтобы снять отпечатки пальцев у жителей деревни. Надеюсь, вы не возражаете? Впоследствии все отпечатки будут уничтожены. – Он принял ее молчание за согласие. – Значит, вы не в курсе, где ваш муж... А кто может знать о его местонахождении – друзья, знакомые?

– Только мой адвокат. Он пообещал позвонить, как только что-то узнает.

Сержант бросил окурок на влажную траву и встал, запахивая плащ.

– Разве у вашего супруга нет друзей, к которым он мог бы пойти?

– Я обзвонила всех. Он нигде не появлялся.

– Тогда, возможно, вы будете настолько любезны, что напишете мне имя и телефон адвоката, пока я взгляну на портрет. После ваших слов мне интересно проверить, пойму ли я что-нибудь в живописи вашего мужа..

Саре осторожная оценка портрета, данная Купером, показалась поразительной. Детектив долго стоял перед картиной молча, а потом спросил, не писал ли Джек портретов и с нее. Она принесла картину из столовой и поставила ее на пол рядом с портретом Матильды. Купер возобновил свое молчаливое изучение, только теперь уже обеих картин.

– Что ж, – произнес он наконец, – вы были совершенно правы. Я никогда бы не догадался, что это портрет миссис Гиллеспи, равно как не догадался бы, что на втором изображены вы. Понимаю теперь, почему никто, кроме вас, не считает его гением.

Сара сама удивилась, до какой степени расстроили ее эти слова. Но чего же она ожидала? Купер был деревенским полицейским, а не ценителем. Она выдавила из себя вежливую улыбку, которая была обычным ответом на комментарии посторонних о картинах Джека, и удивилась уже в который раз тому, что она оказалась единственной, кто смог оценить полотна. Сара не была ослеплена любовью, скорее наоборот, и все-таки она посчитала портрет Матильды восхитительным. Джек старательно накладывал слой за слоем, чтобы добиться глубокого золотого свечения в центре картины – это острый ум Матильды светился сквозь синие и серые оттенки ее цинизма и жестокости. И вокруг всего этого коричневые тона отчаяния и подавления в кайме ржавого железа, которое обычно в работах Джека означало внутренний стержень и твердый характер. Однако в образе Матильды металл принял форму «уздечки для сварливых».

Сара пожала плечами. В конце концов, может и к лучшему, что сержант не понял всего этого.

– Как я уже сказала, он рисует характер, а не лицо.

– Когда он рисовал ваш портрет?

– Шесть лет назад.

– Изменился ли ваш характер за эти годы?

– Я так не думаю. Характер вообще мало меняется, сержант, поэтому Джек и любит его рисовать. Ты такой, каков ты есть. Щедрый человек останется щедрым. Негодяй останется негодяем. Время может сгладить острые углы, но основное не изменится. Однажды изображенный, характер будет узнаваем всегда.

Купер потер ладони в предвкушении сложной задачи.

– Тогда давайте посмотрим, смогу ли я разгадать его систему. На вашем портрете много зеленого, а ваши наиболее явные черты это сострадание... Нет, – поправил он сам себя, – скорее, сопереживание; вы входите в положение других людей, сочувствуете им, а не судите. Итак, сопереживание и достоинство, ибо вы достойная женщина, иначе вас так не мучило бы чувство вины из-за этого наследства. Кроме того, вы честная: многие бы соврали насчет этого портрета... и хорошая. – Купер повернулся к Саре: – Быть хорошей считается чертой характера, или это слишком расплывчато?

Она засмеялась:

– Очень даже расплывчато, кроме того, вы игнорируете неприятные аспекты. Джек всегда видит две стороны характера.

– Хорошо. – Детектив вновь внимательно посмотрел на портрет Сары. – Вы чрезмерно самоуверенны, причем настолько, что не боитесь идти наперекор всем и вся, иначе вам не понравилась бы миссис Гиллеспи. Отсюда следует, что вы наивны, иначе ваши взгляды не отличались бы так сильно от взглядов большинства. Вы склонны к поспешным решениям, в противном случае не жалели бы об отъезде мужа. А это, в свою очередь, подразумевает тягу к безнадежным делам, и, возможно, поэтому вы стали врачом и поэтому же любили эту старую мегеру, нарисованную на другом удивительном портрете. Как я справляюсь для обычного обывателя?