Симпатичная, но не в ее стиле. Слишком темная. Черная атласная, с кружевной сеткой, она была украшена узором, похожим на мертвые цветы. Гвоздики, может быть, или пионы. Ее мать, должно быть, купила ее для нее. Вэл надеялась, что все еще сможет влезть. Она немного прибавила в весе с тех пор, как бросила спорт, и не могла вспомнить, когда ее мать могла купить эту блузку.

На столе снова зазвонил телефон.

Вэл повесила блузку на спинку стула. Джеймс? Нет, это не звонок от него. Текстовое сообщение. Что ж, это все объясняло. Однако она не узнала номер, а код города был не местным.

Пожалуйста, только не еще один розыгрыш.

Она выбрала в меню телефона пункт «читать». Прошла секунда, пока загружалось сообщение. Глаза Вэл расширились.

«Дебют».

«Шахматы, — подумала она. — О боже, нет, пожалуйста, нет».

Она с такой силой нажимала на кнопки, что заболели пальцы.

«Тебя зовут Гэвин?»

Ответ был почти мгновенным:

«Кто такой Гэвин?»

(Шах и мат)

Глава 4

«Антипозиционная игра»

Антипозиционная игра заключается в стремление подорвать или навредить своему положению.

Умирающий солнечный свет просачивался сквозь прозрачные жалюзи, наполняя гостиную пыльным сиянием. Он взял с буфета одну из сверкающих стеклянных чаш и отнес в спальню, где налил в нее гранатовое вино, букет которого вызывал образы железа, ягод и страсти. Очень примитивно, этого недостаточно, чтобы притупить его острые чувства. Совсем наоборот — оно заставляло его чувствовать себя более живым.

Вино было плотным и тяжелым на языке. Густое, вязкое, терпкое с металлическим привкусом. Легко понять, почему красное вино использовалось для обозначения крови в Причастии. Сходство казалось поразительным.

— Твое здоровье, — пробормотал он.

Когда алкоголь прожег путь в его крови, он еще больше расслабился. Она его заводила. Он наслаждался предвкушением боя, но время еще не пришло. Если бы она знала, как сильно он упивался ее сопротивлением, как ему доставляло удовольствие осознавать, насколько его сила превосходила ее, даже в самые отчаянные моменты. Как он до сих пор помнил вкус их смешанной крови во рту, она была бы — он улыбнулся — очень встревожена.

Она уже заключена в тюрьму. Он привязал ее к себе давным-давно, в тот момент, когда она невольно открыла ему свои слабости. Она просто не могла видеть цепи. Ещё нет.

«Скоро, — напомнил он себе. — Скоро». Взял старинные золотые карманные часы, отполированные до блеска по такому случаю. Взглянул на них. Очень скоро. Время почти пришло.

Первое впечатление — это все.

Он остался доволен, когда в последний раз осматривал дом. Ему не нужно беспокоиться — он знал, что великолепно подготовился, — но ему доставляло удовольствие восхищаться результатом своей работы.

Да, он вполне доволен, решил он, делая еще один глоток вина. Действительно, очень доволен.

Другие его гости ответили всего несколько часов назад. Они потребовали немного больше его ресурсов и убеждения, но их пресыщенное недовольство обеспечит интересное развитие игры.

Он натянул белые брюки и начал застегивать черную рубашку, не сводя глаз со своего отражения. Поверх рубашки надел белый смокинг и белый галстук, чтобы скрыть серебряную цепочку, которую носил на шее. Завершали ансамбль итальянские черные ботинки. Он просунул цепочку от часов в петличку на поясе и сунул часы в передний карман.

«Готова ты или нет, я иду искать». — Осушив бокал вина, он спустился вниз.

Поиграй со мной, Валериэн.

***

Вэл натянула через голову кружевную блузку, поправив край поверх своих серых потертых джинсов. У нее не было черных, и она начала злиться на свой гардероб, в веселых пастельных оттенках, тщетно ища однотонный черный свитер.

«Могу поклясться, у меня есть один, — подумала она, отодвигая толстовки и футболки. — Тот, который мне подарила бабушка, с цветами из бисера на спине. Он бы идеально подошел». Но в этом свитере появилась дыра. Она выбросила его в прошлом году.

Я схожу с ума.

Она уставилась на свое отражение. Прозрачные рукава и вырез сердечком совсем не подходили для октябрьского вечера. Джеймс будет раздражен, когда перестанет пялиться на ее декольте.

«Мне не следовало соглашаться на эту глупость. Только посмотрите на меня. — Тени под глазами казались темнее, чем когда-либо. — Я просто развалина».

И напугана. Так страшно. Он оставил на ней свой след. Она все еще слышала его голос в своей голове, даже сейчас.

(Рыжие так легко ранятся…)

Что скажет ее психотерапевт, если узнает, что Вэл хватается за успокоительное каждый раз как ей кажется, что она снова слышит его слова? Она схватила банку с прикроватной тумбочки и вытряхнула из нее два маленьких желтых продолговатых кусочка. «Наверное, не обрадуется», — подумала она, проглатывая таблетки, даже не запивая.

(Не позволяй мне с такой легкость пользоваться твоим положением)

Разве у нее есть выбор? Провести всю жизнь, прячась в тени?

— Мам, у тебя есть черный свитер, который я могла бы одолжить? — Вэл потянула за вырез вверх, пытаясь больше прикрыть грудь.

— Ничего, что подошло бы тебе, — отозвалась мать. — И не кричи на весь дом, Вэл!

— Прости.

Она позвонила Лизе. У Лизы куча одежды, и большая часть ее гардероба была черной. Она утверждала, что черный стройнит.

— Конечно, я могу одолжить тебе свитер, — заверила Лиза. — Нет проблем.

— О боже, правда сможешь?

— Господи, не психуй, Вэл. Это всего лишь свитер. Тебе не кажется, что платье слишком нарядно для школьной вечеринки?

— Не понимаю, с чего бы это.

Если Лиза пойдет в платье, Вэл в беде. Количество маленьких черных платьев, которыми она владела, равнялось нулю.

— Что это за платье? — уточнила Вэл. — Строгое? Потому что на мне джинсы...

— Оставайся в них, тебе идет. А я, все-таки выберу платье. Определенно. Оно шикарное, отхватила его на распродаже в торговом центре. Я собираюсь надеть его на вечеринку, потому что Томас так и не перезвонил мне по поводу приглашения. Мудак. Он будет так ревновать, когда увидит мои фотографии в Фейсбуке.

— Томас?

— Да. Парень, о котором я тебе рассказывал. В четверг? Он меня продинамил... уходи, мама! Боже, когда дверь закрыта, это означает, не приставать ко мне! Клянусь, она весь день вертелась вокруг меня, как будто думала, что ее тоже пригласят. — Лиза продолжала, понизив голос: — И она бы пошла. Вот что меня пугает. Она бы точно так и сделала.

Эта мысль действительно была ужасающей.

— О, Джеймс здесь. Лёгок на помине. — Ее голос на мгновение стал тихим, когда она убрала трубку ото рта. — Я поняла, мам! Мама. Проклятье. Извини, моя мама пристает к твоему парню. Это по-настоящему жутко. Надо идти. Я принесу тебе свитер... скоро увидимся.

Вэл еще мгновение смотрела в зеркало и вздохнула. «Я выгляжу так, словно собираюсь на похороны. — Она расчесала свои рыжие волосы и добавила немного блеска для губ. — Или в секту. Или как будто очень взвинчена».

К счастью, ее родители были на кухне, а не вынюхивали у двери ее спальни, как мама Лизы. Она смогла пройти мимо, и они не стали комментировать ее одежду.

(Я удивлен, что твоя мать позволила тебе поиграть с большим плохим волком)

— Повеселись, Вэл! — прокричала мама, услышав, как открылась входная дверь.

— Помни, о чем мы говорили, — добавил отец.

«Как я могла забыть?»

— Я помню!

Джеймс заехал за ней на отцовской «Хонде» 97-го года выпуска. Нервозность Вэл возросла, когда она увидела, во что одеты ее друзья: во все черное, никакого серого, и так официально. На Лизе коктейльное платье без бретелек; Блейк — в футболке с воротником и штанах; Джеймс — в тех же самых свободных брюках и рубашке, которые он надевал на выпускной на прошлой неделе, за вычетом галстука.