— Они же сразу завопят, что вы лишаете их возможности попасть в телепередачу, и что, мол, это все заговор.

— И пусть вопят! Пусть хоть воют, как стая гончих. Но если нам повезет — то к концу дня мы сможем им объяснить, чем все это было вызвано.

— А если нам не... мы не... — слова застряли у спикера в горле.

— Если нет — вы по крайней мере будете твердо звать, что мы старались все сделать правильно. А мы все делаем правильно. Поверьте.

После долгого молчания, мрачно кивнув, спикер склонился над тарелкой. Да, возможно, они все делают правильно. Все равно у него нет другого выхода, кроме как верить в это — да и потом, ведь не скажешь, что президент строит из себя этакого супермена, символ удали и бесстрашия. Нет, рассуждает, как обычно — трезво, взвешенно. Однако мысль о том, что в субботу президент окажется лицом к лицу с предполагаемым убийцей без какой-либо серьезной защиты, тревожила спикера. Подняв голову, он взглянул на сидевшего напротив человека — хозяина самого главного кабинета страны. Лицо президента уже тронули морщины — неизбежный след каждодневных обязанностей и бессонных ночей, кожа приобрела темный оттенок — наследие предков, с боем отбиравших кусок хлеба у неприветливой каменистой земли в те легендарные дни, когда бороться значило жить и жить — бороться, потому что земля сдавалась с трудом, и выживали сильнейшие.

Он, не отрываясь, смотрел на президента.

И верил ему.

Римо Уильямс не верил.

Словно струйка сигаретного дыма по узкому отверстию мундштука, он скользил по коридорам погруженного в ночную тьму Белого дома.

Охранники стояли на каждой площадке, прятались за каждым углом, скрывались в нишах у дверей президентских апартаментов на третьем этаже здания. Дворцовая стража — первая в истории, подумал Римо, которой по инструкции полагается сначала задавать вопросы и лишь потом стрелять на поражение. Хотя почему нет? Америка ведь тоже первая в истории. Здание, в котором находился Римо, было некогда построено в стиле английской архитектуры архитектором-ирландцем для главы американского правительства. Именно так и были созданы сами Соединенные штаты. Брали у остального мира все лучшее — потому и было здесь все чуточку лучше, чем в остальном мире. Не потому, что это государство было как-то лучше устроено — просто в нем жили лучшие люди на всей земле. Именно поэтому, как ни пытались политики, они не могли привить американскую демократию в других странах. Эта система была создана лучшими для лучших — и требовать ее понимания от всех прочих было бы явной переоценкой их умственных способностей.

Еще Римо подумал, что ведь и отношения Америки с остальным миром строились на новой основе — весьма, надо сказать, простой и действенной.

Держи поводок коротким, а порох — сухим, припомнил он главный принцип.

И понял, что говорил вслух — ибо откуда-то из темноты вдруг раздался голос:

— А я и держу сухим. Есть потребность проверить?

Медленно повернувшись, Римо увидел перед собой массивную фигуру охранника. Серый костюм, рубашка с расстегнутым воротом, автоматический кольт, направленный прямо в живот Римо — в руке, у бедра. Надежное положение — самый быстрый и неожиданный удар достигнет цели уже после того, как раздастся выстрел.

— Ты кто такой? И какого черта тут делаешь?

Римо понял, что парень — в Белом доме новичок, иначе не стал бы задавать вопросы прямо на месте. По инструкции требовалось отвести нарушителя за пределы зоны охранения и там уже подвергнуть допросу.

— Ищу Розовые апартаменты, — признался Римо.

— Это еще зачем?

— Да я остановился здесь переночевать, ночью вот пошел в ванную — и заблудился на обратном пути. А вообще меня зовут Далай-лама.

Охранник колебался всего секунду, всего на мгновение тень сомнения пробежала по его лицу — но для Римо этого оказалось достаточно, чтобы приблизиться к нему с правой стороны, а затем резко метнуться влево. Пистолет вылетел из руки охранника, а большой и указательный пальцы руки Римо оказались у его шеи — и надавили на артерию как раз достаточно для того, чтобы страж потерял сознание, что позволило Римо усадить его на стул, стоявший под большим зеркалом в позолоченной раме.

Подобрав с пола пистолет охранника, Римо сунул его обратно в кобуру под пиджаком владельца. Следовало поторопиться — времени у него оставалось не больше пяти минут.

Найдя, наконец, нужную ему комнату, Римо быстро произвел необходимые действия — и спустя несколько минут вновь двинулся по темному коридору. Его гибкое тело бесшумно появлялось в полосах света и исчезало в тени, ритм его движения не имел ничего общего с бегом или ходьбой — это было плавное скольжение, подобное дуновению ветра и так же, как ночной ветер, не слышное и не видное.

Наконец Римо оказался в спальне президента. На широкой кровати, повернувшись на правый бок, почивала Первая леди, сунув под подушку сложенные руки и тихонько всхрапывая. На глаза был надвинут сбившийся козырек — свет ночника на тумбочке мужа, который читал в кровати допоздна, мешал ее отдыху. Сам президент, укрытый лишь легкой простыней, лежал на спине, сложив на груди руки.

Руки вздрогнули — президент почувствовал, как что-то мягко упало на его грудь Армейская служба приучила президента спать чутко — вмиг проснувшись, он нащупал загадочный предмет и, пытаясь разглядеть его, потянулся к выключателю В этот момент на запястье его легли чьи-то крепкие пальцы.

— Это пустышка изо рта вашей дочери, — произнес над ним голос Римо. — Принести ее сюда было нелегко — но вам выйти отсюда в субботу будет еще труднее.

Спокойствие, которое президенту удалось придать своему голосу, произвело впечатление даже на Римо.

— Вы ведь тот самый Римо, да?

Президент говорил тихо, вполголоса.

— Верно. Тот самый и единственный. Пришел, дабы известить вас о том, что в субботу вы останетесь дома.

— Вы что-нибудь узнали? — быстро спросил президент.

— Вполне достаточно для того, чтобы доказать вам — вы будете последним дураком, если потащитесь выступать перед этими молокососами в то время, когда вам грозит нешуточная опасность.

— В этом и есть разница между нами, Римо. Я пойду.

— И будете самым храбрым трупом во всем западном полушарии, — кивнул Римо. — Вы, можно сказать, уже труп. Я ведь предупреждал вас об этом.

— Такова ваша точка зрения, — возразил президент. Он замолчал, услышав, как замер на секунду мерный храп его супруги, затем продолжал. — Я не собираюсь все четыре года прятаться в этом здании.

— Речь идет только о ближайшей субботе.

— Конечно. Только о ближайшей субботе. Потом о ближайшей неделе, ближайшем месяце, годе, двух... Завтра я выступаю.

Голос президента был по-прежнему мягким, но в нем зазвучали упрямые нотки. Услышав их, Римо подавил вздох.

— Я ведь могу удержать вас здесь, — напомнил он.

— Каким образом?

— Например, сломать ногу.

— Я выйду на костылях.

— Или могу вам устроить фокус с голосовыми связками — и в ближайшие девяносто шесть часов вы не сможете произнести ни слова.

— Я все равно выйду — а мою речь зачитает кто-нибудь другой.

— Вы, черт возьми, самый упрямый тип, которого я когда-либо встречал, — с досадой произнес Римо.

— Запугивать меня вы закончили?

— Видимо, да. Если только не придумаю что-нибудь посерьезней.

— Ну и прелестно. Так вот, я пойду. Это решено. Если вы не можете сделать совсем ничего — не отчаивайтесь. Мне случалось полагаться на судьбу.

— Бог мой, как я устал от политиков.

Римо медленно пошел по темной комнате к двери.

Сзади раздался голос хозяина комнаты.

— Я ведь вовсе не боюсь, Римо.

— И это доказывает, что либо вы безрассудно смелы — либо глупы, как пробка.

— Нет. Я просто уверен в себе.

— У вас есть основания для подобной уверенности? — кисть Римо замерла на дверной ручке.

— Вы, — просто ответил президент. — Я доверяю вам. Вы что-нибудь придумаете.

— Нет уж, — Римо мотнул головой. — Не потеряйте пустышку. С детей-сирот дантисты берут недешево.