— И он надеется, что ты защитишь его.

— Напрасно надеется.

— И уверен, что ты не остановишься ни перед какой опасностью.

— Кроме той, о которой ничего не знаю.

— И еще сказал, что если ему будет суждено остаться в живых — он устроит по телевидению специальную передачу, в которой расскажет всем-всем, что выжил только благодаря искусству Дома Синанджу.

Чиун вынул руки из рукавов и уронил на колени.

— Он так сказал?

— Именно так, папочка. Я даже запомнил все — слово в слово. Президент сказал: «Если я выживу, то выступлю по телевидению и расскажу, что обязан всем лишь единственному в мире, храбрейшему, внушающему страх врагам, необыкновенному...»

— Достаточно. И так понятно, что он говорил обо мне.

— Разумеется, — кивнул Римо. — Наконец-то твои заслуги будут признаны.

— Да, я беру свои слова назад. Этот человек не глуп. Он коварен и низок.

— Он же надеется на тебя.

Римо в недоумении пожал плечами.

— Я должен был понять это, еще когда беседовал с ним. Горе тому, кто окажет ему доверие!

— Да с чего вдруг ты это взял? Он ведь наговорил тебе таких комплиментов!

— Да потому что, если ваш зубастый император расскажет по телевидению, что его охраняем мы...

— "Мы" — это уже кое-что, — заметил Римо.

— ...Расскажет, что мы охраняем его, а потом с ним вдруг что-нибудь случится — что, по-твоему, будет тогда с добрым именем Дома Синанджу? О, низкое вероломство коварного императора!

— Боюсь, нам все-таки придется его спасти, — вздохнул Римо.

Чиун удрученно кивнул.

— Ты говорил, он из Джорджии?

— Да, а что?

— Сталин был тоже из Джорджии.

— Это другая Джорджия, Чиун. Та — в России, они называют ее Грузия, — ответил Римо.

— Это совершенно неважно. Все, кто родился там, одинаковы. Сталин был также вероломен и низок. Истребил миллионы, не обратившись ни разу к нам. Я никогда не был счастлив так, как в тот день, когда он погиб от рук собственной тайной полиции.

— Ничего не поделаешь. Придется на сей раз поработать на уроженца этой страны — и поработать как следует, папочка. И ты мне в этом поможешь.

Чиун снова кивнул. В комнату через тонкие розовые занавеси проникали уже первые лучи солнца, разрисовывая угловатое желтое лицо Чиуна светлыми полосками.

Чиун зажмурился от света и, повернувшись к Римо спиной, тихо произнес:

— Яма.

— Что, что?

— Ты не помнишь уже совсем ничего? Я говорю о яме. Они хотят заманить президента в яму — и там напасть на него. И нам придется отыскать эту яму.

— А почему ты думаешь, что они собираются именно так поступить?

— Убийцы были во все века — но весь их опыт, ошибки, удачи и поражения становились достоянием Дома Синанджу. Я знаю, что они поступят именно так, потому что эти убийцы кажутся мне чуть менее бестолковыми, чем все остальные в вашей стране. А значит, они станут подражать Синанджу — а мы бы прежде всего вспомнили притчу о яме, конечно же.

— Ну ладно, — Римо обреченно вздохнул, — значит, будем искать эту яму.

На другом конце города Сильвестр Монтрофорт подъезжал в своем кресле к двери своего кабинета в здании компании «Палдор Сервисез». Нажав кнопку на правом подлокотнике, он въехал в распахнувшуюся перед ним раздвижную дверь. В кабинете мистер Монтрофорт увидел посетителя. Тот стоял у огромного, от потолка до пола, окна, глядя сквозь тонированное стекло на простиравшиеся внизу кварталы Вашингтона. Посетитель был высоким мужчиной с густыми черными волосами — такими черными, что они, казалось, отливают синевой. Ростом примерно шести с половиной футов; пиджак, широкий в плечах и сильно зауженный в талии, сидел на нем, как влитой, — очевидно, портной, изготовивший его, понимал, что в данном случае ему нужно лишь упаковать во что-нибудь соответствующее добротную работу матушки-природы.

Этого человека мистер Монтрофорт не любил. И сейчас, когда тот обернулся на звук открывшейся двери и одарил его улыбкой, открывшей два ряда таких же, как у Монтрофорта, превосходных белых зубов, он не любил его еще больше. Кожу мужчины покрывал здоровый загар — из-за него лицо его выглядело мужественным, но не грубым. В глазах светился огонек, говоривший, что обладатель их умеет ценить юмор и находить его там, где не замечают другие. Руки, протянутые к мистеру Монтрофорту в знак приветствия, были тонкими, изящными, с округлыми холеными ногтями. Мистер Монтрофорт вспомнил, как однажды эти тонкие руки пробили череп одному джентльмену шилом.

По профессии Бенсон Дилкс был наемным убийцей — и именно его немалому опыту было обязано агентство «Палдор» своими успехами на избранном поприще. Никто из сотрудников «Палдора» не знал, что причиной, побуждавшей обращаться в их агентство лидеров новообразованных стран — разного рода пожизненных президентов, вечных генералиссимусов и всенародно избранных императоров — были наносимые в эти страны визиты Бенсона Дилкса, в ходе которых он обычно устраивал на главу правительства весьма убедительное покушение, но промахивался — немного, на волосок. Дилкс готовил обширное поле, на котором брошенные им семена давали агентам «Палдора» тучные плоды в виде богатых контрактов.

В тех же редких случаях, когда после попытки покушения иностранный владыка решил, что может обойтись без защиты, Дилкс в самый короткий срок доказывал ему пагубность его заблуждения. Приемник лидера оказывался, как правило, более дальновидным и немедленно заключал контракт с «Палдором».

— Как дела, Сильвестр? — улыбаясь произнес Дилкс.

Шагнув вперед, он взял кисти рук Монтрофорта в свои тонкие пальцы. Голос мистера Дилкса имел гнусавый южный акцент.

Не глядя в его сторону, Монтрофорт двинулся к своему столу.

— Так же, как и два дня назад, когда я в последний раз видел твое рыло.

На бронзовом лице Дилкса снова блеснула полоска белых зубов.

— Два дня, проведенных без тебя, показались мне целой вечностью.

— Кончай гнать туфту! Ты знаешь, что Пруэл вчера провалился?

— Да, читал об этом в утренних газетах. Не повезло. А я, помнится, добровольно предлагал тебе в этом деле свои услуги.

— А я, помнится, ответил тебе, что желаю провести это дело так, чтобы комар не подточил носа! Без всяких там случайных следов. Твоя работа — этот долбаный революционер, Харли. Кстати, что он там делает?

Подойдя к столу, Дилкс развалился в одном из стоявших перед ним глубоких кожаных кресел.

— То, что мы и предполагали — ему быстро надоело покупать аппараты по одному, и он скупает их партиями, размахивая пачкой денег. По каковой причине его еще лучше запомнят продавцы — и сообщат об этом, когда начнется расследование.

Монтрофорт кивнул, не отрывая взгляда от лица Дилкса и проклиная в душе холеные стати этого красавчика.

— На самом деле, Сильвестр, я все же так и не понял, на кой черт тебе это все. Они же согласились продолжить выплаты.

— Для того, чтобы меня перестали пинать ногами! Я не резиновая кукла и не футбольный мяч.

— Кто это, интересно, тебя пинает? Уж не они ли — исправно платя тебе денежки? — удивился Дилкс.

— Исправно? Они попробовали приостановить уплату! И если я спущу им это с рук, они когда-нибудь снова попробуют! А я желаю дать им понять, что мы не бросаем слов на ветер! Понял теперь?

— Вроде бы. — Дилкс пожал плечами. Понял он только одно — к подлинной причине все это не имеет никакого отношения. Подлинная причина была иной — Монтрофорт желая доказать, что его внешность безобразного гнома вовсе не дает повода не считаться с ним. И любые аргументы имели столько же шансов остановить его, сколько проповедь — повернуть вспять воды прилива.

Достав из кармана твердый пластиковый жетон из казино, Дилкс принялся вертеть его между пальцев.

— Скорее всего, — подумал он вслух, — президент прикажет всем членам Конгресса остаться в здании.

— Похоже на то. Если эта орава все же ему подчинится, то на ступенях останутся только самые главные.