По пути спрашивали во всех улусах относительно родителей мальчика, но ничего не узнали. Я решил оставить его у себя, как когда-то приютил Лобсына.

В августе мы опять снарядили большой караван и отправились с Лобсыном вести его. Очира взяли с собой на случай, если найдем его родителей. И в этот раз хорошо торговали и вернулись с прибылью.

Кварц с золотом, добытый в старом руднике, мы истолкли, промыли и извлекли из него фунта 4 золота. Зимой я опять съездил в Семипалатинск с сырьем и продал это золото в банке, закупил новый товар и вернулся в Чугучак. С приказчиком московских купцов Первухиным у меня было резкое объяснение. Я предъявил ему гнилой ситец, полученный от караульного, и потребовал обменять на хороший. Он, конечно отказался, божился, что это не он продал гниль, что такого товара у него не было и нет. Я сдал ситец консулу и заявил ему о жалобах на приказчиков московских купцов. Он обещал написать в Москву и пригрозил довести до сведения министерств торговли и промышленности и иностранных дел об этих проделках.

Весной следующего года консул пригласил меня по спешному делу и сказал:

— Фома Капитонович, Вы ведь теперь как будто полюбили путешествия с приключениями.

— Пожалуй, что так, Николай Иванович. Но откуда вы знаете о приключениях?

— Как не знать, слухом земля полнится, говорят. О ваших путешествиях с особыми задачами в Чугучаке поговаривают, вероятно, очень преувеличивают. Вот даже китайский амбань спрашивал меня, правда ли, что вы в Алтайских горах запрещенный золотой рудник посетили.

— Но, Николай Иванович, я же по торговым делам путешествую, узнаю, где лучше сбывать красный товар.

— Я так и сказал амбаню. Но на золотом руднике вы тоже по торговым делам были?

— А как же! Караульные рудника мне жаловались, что приказчик Первухин, который у московских купцов меня сменил, продал им гнилой товар. Помните, я вам об этом докладывал и даже гнилой ситец показывал, который караульные отдали мне, чтобы я обменял его на хороший.

— Как же, помню. Я в Москву и в министерство об этом писал.

— Ну, вот! И приключения разные в путешествиях, конечно, случаются. То волки нападут, то конокрады накажут, то верблюд заболеет, — без этого не обойдешься.

— Так-так. Вы любите путешествовать и даже с приключениями. И вот сейчас хороший случай представляется. Сюда приехал один немецкий ученый, который раскопками разных древностей занимается. Он хочет проехать в Турфан, раскопать развалины какого-то древнего города. Ему нужен хороший переводчик и проводник для помощи в этой работе.

— Как же я с ним объясняться буду? Я по-немецки не понимаю.

— Он русскую речь понимает и сам кое-как говорит по-русски.

— А надолго ли ехать с ним? К половине августа я должен вернуться сюда, чтобы снаряжать свой караван

— Ну, значит, три месяца времени у вас есть. Он едет на 2-3 месяца.

— Он по своей воле приехал или по чьему-либо поручению?

— Послан какой-то немецкой академией. Имеет рекомендацию от нашего министра иностранных дел с просьбой оказать ему всяческое содействие. Поэтому он и явился ко мне.

— Он один или с прислугой? Старик или молодой?

— Средних лет. С ним молодой человек, секретарь, что ли. Этот по-русски — ни слова, но по-китайски говорит.

— Ну, что же, я поеду, если сойдемся в условиях. Я в Турфане не бывал, интересно поглядеть, что он будет раскапывать! — сказал я и спохватился, что намекнул на свои приключения с раскопками.

Консул рассмеялся. Он, очевидно, знал больше о моих предприятиях, чем сказал мне.

— Где же мне искать его? Как его зовут? — спрашиваю.

— Зовут его профессор Шпанферкель. Странная фамилия, только у немцев такие бывают. По-русски это значит — поросенок-сосунок. Приходите ко мне после обеда, и мы пойдем к нему. Он по соседству на постоялом дворе остановился, а сейчас к амбаню пошел представиться, получить паспорт и распоряжение на отпуск лошадей по почтовому тракту в Урумчи.

После обеда пошли мы с консулом к профессору-сосунку. Нашли его на постоялом дворе в номере, т. е. просто в одной из комнат в глинобитной фанзе, занимающей одну сторону большого двора. Как во всех постоялых дворах Китая, пол в номере земляной, заднюю половину занимает лежанка — кан. Дверь прямо со двора, рядом с ней окно, белой бумагой заклеено вместо стекол. Мебели — только простой стол и два табурета. Стены небеленые, потолок из хвороста, сверху покрытого глиной. На кане у немца был разложен багаж — чемоданов несколько, саквояж, кровать складная расставлена, пуховым одеялом покрыта. Сам он сидел у стола, бумаги просматривал.

Консул меня представил. Немец говорит:

— Прошу извинайт, каспадин консуль, принимает вас такой перлоге, где я только два табуретка имею. Прошу сесть!

Консул занял второй табурет, я присел на край кана.

— Ошень примитив китайски отель! Я думаль, такой стари культур отеля лучше. Зачем эта гора, — он указал на кан, половина комната занимайт!

— Это кан, лежанка. Зимой ее топят и она теплая, на ней китайцы спят как на кровати, — сказал консул.

— На этой пыль! Ушасно!

— Дальше хуже будет. Здесь есть окно, а на станциях тракта в Урумчи комнаты без окон.

— О, мейн гот! Нужно сидеть в темноте.

— Или держать дверь открытой!

— Ешше лючше! И китайсы стоять у дверь и смотреть, что ми делайт целый день.

— Они смотрят и через бумажное окно. Высунет язык, намочит бумагу, сделает дырочку и смотрит одним глазом в комнату. Потом другой, третий, так всю бумагу продырявят. Все хотят посмотреть ян-гуйцзе, заморских чертей, как называют иностранцев. Поэтому даже лучше без окна. Заперли свою дверь, и сидите спокойно.

— Но китайсы начинайт дверь открывайт. Вот мой дверь, ключ или забор совсем нет!

— Ваш помощник выйдет и попросит любопытных не мешать. Скажет им, что вы работаете или спите. Китайцы вежливый народ. А где же ваш секретарь?

— Другая комнат возле. Спит. Ошень уставал, раскаваривайт амбань. Моя помощник знайт китайси нанкин диалект, южный, амбань знайт пекин диалект. Друг другу плёхо понимайт, долго каварили.

— Вам нужен второй переводчик, знающий пекинское наречие, на котором говорят маньчжуры. Наш амбань маньчжур и в Урумчи генерал-губернатор тоже маньчжур. Вот я привел вам переводчика, господина Кукушкина. Он знает и тюркский язык. В Турфане народ таранчи [31], тюрки [32] и вам придется иметь дело с ними.

— Ошен карашо! Ешше нужно кароший шеловек нам помогайт, обед готовляйт, чай варит, лавка провизион покупайт, вещи караулит. Ошен прошу находит такой шеловек.

— Фома Капитонович! — обратился консул ко мне, — не согласится ли ваш подручный и компаньон Лобсын также поехать? Он человек надежный и вам с ним легче будет, чем одному, с иностранцами.

— Со мной он поедет куда угодно! Он тоже любит путешествия с приключениями, как вы изволили назвать их.

— А как его вызвать из гор сюда? Нужно скоро, профессор через два-три дня хотел бы выехать.

— Он каждый месяц в это время приезжает ко мне за товаром. Я жду его сегодня или завтра.

— Ну и отлично. Теперь будем говорить насчет жалованья и других условий. Профессор хочет нанять две китайские телеги до Турфана и поедет на сменных лошадях по станциям, так что вам своих верховых брать не нужно.

Мы столковались с профессором. Жалованье я себе и Лобсыну спросил небольшое, но на харчах нанимателя. Это немцу сначала не понравилось: он хотел, чтобы мы кормились на свой счет. Но консул разъяснил ему, что мы же будем покупать провизию и для профессора с секретарем и готовить для них еду, так что проще и выгоднее иметь общий стол. Наконец, немец согласился, но с условием, что чай и сахар у нас будет свой. Он, очевидно, боялся, что мы будем пить много сладкого чая в ущерб его запасам. Я уступил, мы с Лобсыном привыкли к кирпичному чаю по-монгольски с солью и без сахара при наличии молока.