Против этого плана я не мог ничего возразить, так как других предположений на текущий год у меня еще не было. А путешествие в Дунь-хуан давало возможность видеть новые места, новых людей. Мы решили, что пойдем кратчайшим путем по тракту в Урумчи, оттуда в Турфан и Люкчун по знакомой дороге, а далее вдоль Тянь-шаня и через Хамийскую пустыню по новым местам до подножия Алтын-тага. Время, остававшееся до августа, давало возможность выяснить у людей, бывавших в этих новых местах, какие товары подобрать для продажи населению и ламам в кумирне тысячи будд и для обмена у них на старые книги, картины, статуэтки божеств и пр.
И вот в половине августа, снаряжаясь в эту новую экспедицию, я отобрал подходящие для лам кумирни Тысячи будд мануфактурные и мелкие скобяные товары, не забыл также товары, интересные для таранчей южного подножия Тянь-шаня, через селения которых мы должны были проходить. Лобсын прибыл с верблюдами и лошадьми и с запасами баурсака, сушеных пенок, творожного сыра из овечьего молока, который в его семье научились делать. Я добавил сухарей, сахару, разных круп и в конце августа мы двое, мой воспитанник Очир и старший сын Лобсына, получивший русское имя Олег, — тронулись в путь. Двенадцать дней мы шли по большому тракту в Урумчи, не торопясь, затем еще четыре дня до оазиса Люкчун по дороге, знакомой по поездке с немцами, так что описывать этот путь еще раз незачем. Отмечу только, что мы ехали гораздо спокойнее, чем в тот раз с немцами, и большею частью ночевали на воле в своей палатке, а не на постоялых дворах, где пришлось бы платить за фураж для нашего большого каравана.
Из Люкчунского оазиса можно было итти дальше до Хами двумя дорогами: более длинная шла через селения или города Пичан и Чиктым на северо-восток к подножию Тянь-шаня и далее вдоль него; это большой тракт Нань-лу со станциями для перемены лошадей, по которому едут все чиновники, а также идут возы и караваны с товарами. Более короткая и прямая дорога идет прямо на восток, вдоль южного края больших песков Кум-таг, и далее мимо озера Шона-нор в Хами. Эта дорога имеет странное название «Долины бесов» и когда-то являлась государственным трактом со станциями, но затем была упразднена, даже запрещена из-за опасности проезда по ней.
Меня, конечно, более интересовала эта Долина бесов, но, отправляясь по ней со всем караваном, я рисковал и животными, и товарами; имея же в виду посещение храма Тысячи будд как главную задачу экспедиции этого года, было бы неблагоразумно вести караван по Долине бесов. Поэтому я решил разделить его и отправить Лобсына с мальчиками и верблюдами с грузом по кружной дороге, а самому, взяв проводника, познакомиться с Долиной бесов.
Лобсын, конечно, также хотел бы пройти по этой дороге, но согласился со мной, что вести весь караван по ней слишком рискованно, судя по тем рассказам о ней, которые мы слышали от таранчей Люкчуна. Я обещал ему рассказать подробно свои приключения, и он, наняв себе в помощь проводника, повел вместе с мальчиками караван по тракту. А я, взяв двух запасных верблюдов, с легким грузом поехал в селение Дыгай на восточной окраине Турфанской впадины, где можно было найти проводника в Долину бесов.
Груз моих верблюдов состоял из двух бочонков для запаса воды, легкой палатки на двух человек самого простого устройства, провианта на неделю, постели и шубы. Я поехал на своей лошади и верблюдов вел в поводу. Из Люкчунского оазиса я прошел на юго-восток. Общий вид Турфанской впадины уже описан в рассказе о путешествии с немцами.
Обширная впадина Турфан — Люкчуна представляет замечательное сочетание полной пустыни и густо населенных цветущих оазисов в непосредстаенном соседстве. Пустыня занимает большую южную половину впадины, вмещая в самой глубокой части соленое озеро, окруженное кочками солончака. От этой южной части на север выдаются еще полосы пустыни в промежутках между оазисами, которые расположены вдоль речек, вытекающих из разрывов в горных грядах Булуек-таг и Ямшин-таг и приносящих сюда воду, выбивающуюся из наносов южного подножия Тянь-шаня, и вдоль кярызов, подземных каналов, выведенных из этих наносов. В оазисах пышная растительность — пирамидальные тополя, карагач, фруктовые деревья, виноградники и поля, засеянные разными хлебами и хлопчатником. Турфан славится своими плантациями, дающими лучший сорт хлопка, и виноградниками с мелким виноградом без косточек, из которого готовят мелкий зеленый изюм, известный под названием кишмиш. Хлопок и изюм из Турфана вывозят даже в Россию, и изюм мы всегда покупали в Чугучаке поздней осенью и зимой, когда его доставляли китайские купцы, занимавшиеся торговлей с Россией через Кульджу, Чугучак и Зайсан.
По тропинке, извивавшейся между Кочками солончака, я и ехал часов 5-6 из садов Люкчуна в селение Дыгай. Хотя была уже половина сентября (или даже конец его по нов. стилю), но в Турфанской впадине под 43° широты, представляющей самое низкое место материка Азии, вдавленное на 100-150 м ниже уровня океана, было очень душно. Накаленные солнцем бурые гипсовые кочки, совершенно лишенные растительности, дышали жаром, и я был рад, когда в селении Дыгай мог слезть с коня и укрыться в сакле таранчи, аксакала, т. е. старшины, к которому заехал.
Мы уже испытали жару Турфанской впадины три года назад во время разведки с немцами древностей возле Люкчуна, когда приходилось прерывать работу с 10-11 часов утра до 4 часов дня. Консул рассказал мне, что еще в конце X века посол китайского императора Тхай-цуна доносил о невыносимой летней жаре в Турфанском окрусе, от которой жители этой страны укрываются в подземельях, а птицы в самый зной не могут летать. Но, проведя лето в этом округе на открытом воздухе, я думаю, что этот посол очень преувеличил жару, чтобы заслужить благодарность императора в виде награды за перенесенные им тягости. Я не слыхал от жителей Люкчуна, чтобы они прятались от жары в подземельях, которых вообще в селениях нет. Может быть, посол слышал о кярызах; в этих подземных галлереях, где течет вода, конечно, гораздо прохладнее и туда, может быть, какие-нибудь больные спускаются в жаркие часы.
Селение Дыгай оказалось довольно крупным — с полсотни домов на восьми кярызах, т. е. штольнях, выводящих грунтовую воду из наносов, описанных мною раньше. Жители разводят прекрасные дыни, которыми славится это селение, и я, конечно, лакомился ими, обсуждая с аксакалом [61] дальнейший путь. Оказалось, что жители занимаются не только бахчеводством, но являются также прекрасными охотниками и промышляют в пустынном хребте Чол-таг, скалистые вершины которого закрывают вид на юг. В этих горах, совершенно безлюдных и бедных водой, водятся дзерены и сайги, горные бараны (архары), козлы (куку-яманы), а за ними, в пустынях между Чол-тагом и Курук-тагом, даже дикие верблюды. Эта пустыня, как говорят, самая труднодоступная, и ни один европейский путешественник в ее пределах еще не бывал, как позже сообщил мне консул. Аксакал сказал мне, что на южной окраине впадины, недалеко от подножия Чол-тага и на юго-запад от селения Дыгай, находятся развалины города Асса, очень древнего, до которого, вероятно, когда-то добегала речка из Чол-тага. Впадину к югу от Люкчуна иногда называют Асса по имени этого города. Это указание я записал себе на всякий случай, полагая, что придется еще посетить это место.
Аксакал помог мне найти проводника из местных охотников. Еще вечером пришел ко мне пожилой таранча, и мы сговорились в цене. Он обещал довести меня до озера Шона-нор, до которого считали 200 верст, за 4-5 дней, если не задержит сильная буря. Он предупредил, что поедет на верблюде и что мой конь может не выдержать больших безводных переходов, несмотря на запас воды, который будет у нас в бочонках, и добавил, что необходимо взять с собой для коня вьюк сухого клевера, так как по дороге подножный корм только верблюжий, да и то скудный. Эти предосторожности немного смутили меня; но не мог же я отказаться от попытки пройти по дороге, которая когда-то была казенным трактом, на которой были станции и по которой возили даже серебро в Урумчи, Кульджу и Кашгар.
