— Популярность известной певицы? — предположил Снегин.

— Нет, там автографы, приставания, приветственные оклики, а тут ничего похожего — всеобщее молчаливое почтение. Но расспрашивать её я, разумеется, не стал.

Снегин неодобрительно покосился на него.

— А стоило.

— Это неловко.

— Как многое нам неловко! — сказал Всеволод с досадой. А если нужно для дела?

Алексей, нахмурившись, промолчал.

— Ладно, не будем ссориться по пустякам. Что за обстановка у Кайны, как она живёт?

Кронин оживился.

— Не квартира, а дворец! Серьёзно, посмотрел бы ты на её хоромы. Мне и в голову не приходило, что один человек может жить сразу в дюжине комнат. Я не один раз терял ориентировку в этой огромной квартире и блуждал там самым натуральным образом, как в дремучем лесу. И все удивлялся, что там не поставлены указатели на манер тех, которые ставятся на площадях у выходов на улочки и переулки.

Снегин, слушавший его с интересом, недоуменно пробормотал:

— Далийцы вовсе не склонны разбрасываться жилой площадью. В том числе и для певиц, даже знаменитых. Тут что-то явно не то.

— Я же говорю!

— Хорошо, оставайся пока у Кайны Стан. Но об Иване ни слова. Все заботы о нем я с тебя снимаю.

— Так я и думал, — вздохнул Кронин, — хотя, на мой взгляд, это перестраховка.

— Перестраховка! А если квартира Кайны — ловушка?

— Это невозможно.

— А если Кайна и сама не знает об этом?

Кронин не нашёлся что возразить.

— Вот то-то и оно, — сказал Снегин. — Но делать нечего. Раз уж Кайна оказалась посвящённой в твои дела и ей кое-что доступно в этом мире, поговори с ней о Хаасене. Может быть, она поможет выйти на него.

Кронин взглянул на него с откровенным удивлением.

— Ты предлагаешь познакомить Кайну Стан с операцией?

— Ни в коем случае! Просто ты обеспокоен судьбой товарища. Разве это не естественно?

— Что-то я тебя не пойму, Всеволод, — задумчиво проговорил инженер. — Не шарахаешься ли ты от чрезмерной осторожности к необоснованному риску?

— Обстановка сильно усложнилась, Алексей. С освобождением Тура надо максимально поторопиться… Сам знаешь, иногда не рискнуть…

— Сейчас рискуешь ты один, Иван связи с тобой не будет. К тому же ведь ты уверен в Кайне!

Внимательно разглядывая товарища, Алексей ответил про себя, что тот явно чем-то взволнован.

— Что ещё случилось, Всеволод? — спросил он. — Поверь, я спрашиваю не из праздного любопытства, а для того, чтобы знать, до какой грани риска разумно доходить.

Снегин кивнул:

— От Хаасена получено письмо.

— От Хаасена?!

— Он написал и отправил его ещё до похищения. Наверное, почувствовал за собой слишком уж плотную слежку и решил подстраховаться. Зашёл в какое-нибудь кафе, бар, бюро, написал и бросил в почтовый ящик. Письмо короткое, всего на одной страничке, и написано в явной спешке… Тур, конечно, знал, что если он пошлёт письмо прямо в консульство, то его наверняка перехватят. Поэтому и направил его своему далийскому другу Альгибу Хинглу. Это одарённый физик, возглавляющий группу по освоению производства нейтрида. Далийцы всячески поощряли его контакты с Туром. А они занимались не столько физикой, сколько чуть ли не до драки спорили по вопросам мироздания. Хингл лично доставил нам конверт Хаасена.

Алексей невольно улыбнулся, представив себе дискуссии Тура и Хингла. Ему ведь и самому приходилось спорить с Хаасеном.

— И что же было в письме?

Снегин с присущей ему чёткостью и лаконизмом передал содержание письма.

— Не может быть! — вырвалось у Кронина.

— Может, — жёстко сказал Снегин. — Теперь ты достаточно хорошо знаешь далийцев. Может!

На лбу инженера пролегла упрямая складка.

— Я глубоко уважаю Тура и как человека, и как специалиста, — медленно заговорил он. — И все-таки его сообщение настолько чрезвычайно, что следует поставить вопрос: насколько мы можем доверять его сведениям. И проверить их по другим каналам.

— Подготовка не прошла для тебя даром, — одобрил Всеволод. — Разумеется, мы и ставили и проверили. — Снегин покачал головой. — Мы не вправе отмахнуться от сообщения Хаасена. Легкомысленное благодушие ничем не лучше ложной подозрительности. Речь идёт о благополучии человечества, о жизнях миллионов людей.

Наступило тягостное молчание. Наконец инженер поднял глаза.

— Ты прав, Всеволод. В такой ситуации мы просто обязаны быть бдительными.

Глава 9

Зал гленд-холла был до отказа набит самой разношёрстной публикой, а в глубине одной из дорогих лож, так, что их совсем не было видно из зала, сидели Алексей Кронин и Кайна Стан, разделённые небольшим столиком со скромным ужином. После того как было просмотрено несколько номеров из обширнейшей программы, Кайна спросила:

— Как вам здесь нравится, Алексей? — И, встретив откровенно недоуменный взгляд Кронина, засмеялась: — Нет-нет, я не о том, что происходит на арене. Я спрашиваю о самом помещении.

Кронин внимательно, несколько скептически огляделся и пожал плечами.

— Пожалуй, больше всего похоже на цирк.

— Цирк?

— Цирк. Я не знаю, как это называется по-далийски. В цирке такая же круглая арена и сиденья амфитеатром.

— Теперь припоминаю. — Кайна опиралась подбородком на руку. — В цирках выступают ваши любители-спортсмены, правда? Гимнасты, жонглёры, акробаты и много-много других.

— Верно. И ещё там проводятся состязания любителей борьбы и ближнего боя.

— Я помню, — вздохнула Кайна, — но здесь ведь совсем другое.

Кронин усмехнулся:

— Да, здесь другое…

Арена гленд-холла была устлана удивительным ковром. Этот ковёр был и произведением искусства, и настоящим чудом науки и техники. Он мог принимать все цвета радуги и их самые причудливые и пёстрые сочетания. Он мог менять свою структуру, становясь то твёрдым, как доска, то упругим, как спортивный мат, то таким мягким и пушистым, что ноги актёров утопали в нем по щиколотку.

На этом ковре разыгрывались бесконечно однообразные по своей сути миниатюры, несмотря на разнообразие деталей и антуража. Под аккомпанемент оркестра со вставными вокальными, танцевальными и спортивными номерами на арене демонстрировался откровенный вульгарный стриптиз. Однако гленд-холл считался вполне благопристойным заведением и даже выступал как покровитель чистых искусств. Очень популярным было такое действо: во время любовной сцены появлялся соперник или соперница одного из партнёров, и тогда между противниками происходили настоящие спортивные схватки по тому или иному виду борьбы. Особенно выигрышным считался такой финал: томная девица активно вмешивалась в схватку, повергала наземь, а точнее сказать, на ковёр обоих мужчин и, поставив одному из них ножку на грудь или на спину, в зависимости от его позы, презрительно заявляла, что она, настоящая женщина, не желает иметь дело с такими хлюпиками. Зрители громко смеялись, выкрикивали двусмысленности, не переходя, впрочем, известных рамок — за этим весьма бдительно следили несколько дюжих контролёров в униформе. Так что, по существу, гленд-холл лишь отдалённо напоминал собою традиционный цирк, скорее это была причудливая помесь цирка, ресторана и театра миниатюр со стриптизом, этакое типичное далийское варьете.

Кронину было скучно, к тому же у него из головы не выходил последний разговор со Снегиным и письмо Тура Хаасена.

— Потерпите, Алексей, — склонилась к нему Кайна, — в этой бочке дёгтя будут и свои ложки мёда.

— Да уж потерплю. Хотя если бы я знал заранее, что мёд и дёготь будут перемешаны в таких пропорциях, я бы уж как-нибудь постарался обойтись и без гленд-холла.

— Искусство требует жертв, так, кажется, говорят у вас? лукаво заметила Кайна. — Что поделаешь, в Даль-Гее нет таких серьёзных организаций, как ваши консерватории и филармонии, жемчужины нашего искусства рассыпаны среди таких вот представлений.

— Скажите, — после некоторого колебания спросил Кронин, что интересного произошло в Даль-Гее за последние дни?