Аня все-таки вынырнула из омута, в котором стремительно тонула:

— Хватит меня оскорблять! О чем ты вообще?!

— О чем? — Давид так быстро приблизился к ней, что она снова не заметила это движение. Он навис над ней, упираясь ладонями, в стекло раздвижных дверей. — О том, что на моей территории обосновалась шлюха, которая дает всем, кроме меня. Сколько бы я не предложил.

— Ты больной на голову придурок! — Аня пожалела, что слабо ударила. Нужно было сильнее. Но у нее еще есть шанс расцарапать его ненавистную рожу ногтями. — Отойди от меня! Мне нужно домой.

— Домой? — Давид наклонился к Ане. — Ты туда больше не попадешь.

— Что значит «не попаду»? Это мой дом! И ты не имеешь…

— Я имею все, что хочу. И кого хочу.

Он оттолкнулся от стекла, оставив на нем кровавый отпечаток, и окинул Аню презрительным взглядом:

— Что ты делала ночью в лесу?

— Я не знаю… — Под действием его необычных глаз правда вырвалась прежде, чем Аня успела прикусить язык.

— Как это ты не знаешь?! Учти, я почую даже намерение соврать. А уж твоя ложь будет вонять на весь Крельск.

Вонять? Аня с трудом сдерживала слезы. Почему-то слышать это было еще больнее, чем слова Виктора о том, что переспал с ней на спор. А ведь Ане казалось, что большей боли чем та, она уже не может испытать. Даже предательство матери не ранило ее так сильно, как слова Давида.

Не подозревая, что творится в ее душе, он требовательно рявкнул:

— Я жду!

— Я проснулась, встала и пошла туда. Потому что мне показалось, что меня кто-то зовет. — Едва ли не крича, Аня шагнула вперед. — Ну что, чувствуешь мою вонь?

Давид не ответил. Расплавленное золото его глаз лилось на открытые раны в ее душе. Он был усовершенствованной копией Виктора. Боже, нет… Их даже сравнивать нельзя. Виктор — жалкое подобие мужчины. Он и не заслуживал, чтобы его так называли. А вот Давид… Зверь и человек в одном, совершенном теле. Теперь она не сомневались в том, что видела. Животное. Хотя, нет. Он был намного хуже. Сначала набрасывал пиджак на плечи, а потом вышвыривал, как котенка, под дождь. Ласкал так, что тело плавилось от жара, а через минуту называл «шлюхой». Он все время унижал ее, указывая на то, что она не ровня живущим здесь, оскорблял. Вел себя так, словно она грязь под его ногами. Молчание между ними прервал телефонный звонок. Надоедливая трель не желала утихать. Минута, вторая, третья. Аня следила за Давидом, ощущая себя угодившей в капкан зверюшкой. Он же не двигался с места. Телефон умолк, чтобы через минуту взорваться новым звонком. На щеках Давида дернулись желваки, и он отвернулся, уйдя за телефоном. Аня метнулась к кровати, стащила мягкий плед и завернулась в него, как в кокон. Давид скрылся за камином, разделяющим огромную спальню пополам. Аня его не видела, но слышала голос. В нем снова звучали суровые ноты:

— Да… Дома… Минут пятнадцать… Конечно, не на машине. Опять… Ладно, жди. Жди! Нет! Пока не приеду я, даже ему.

Что-то случилось… Опять что-то случилось. По телу пробежал озноб. Аня отвернулась к стеклянным дверям, рассматривая просторную веранду. Как настолько красивое место, могло принадлежать… На языке вертелись самые неприличные слова, какие она только знала. Неожиданно в отражении возник расплывчатый силуэт Давида. Аня даже не подумала оглянуться.

— Мне нужно… уехать. Ты остаешься здесь.

Аня разглядывала пушистые еловые лапы.

— Я не вещь, чтобы ты мной распоряжался.

Отражение дернулось, Давид приближался, заполняя собой пространство, забирая из воздуха весь кислород, отравляя его своим запахом и возвращая обратно. Чтобы Аня дышала ядом. Она вздрогнула, когда его ладонь обвилась вокруг шеи, сжимая то ли в ласке, то ли в попытке причинить боль. Его губы коснулись уха, оставляя легкий поцелуй. Язык скользнул по мочке.

— Ты — вещь. Моя. Собственность. И стала ею в тот момент, — их взгляды в отражении встретились, — когда ступила на мою территорию.

Давид отстранился и небрежно бросил:

— Можешь посмотреть телевизор. Или дожидаться меня в ванне. И поставь ту музыку, которую слушала в прошлый раз.

Аня всматривалась в мутное отражение, желая лишь одного: разбить стекло и вонзить осколок этой сволочи прямо в сердце. А еще лучше: медленно перерезать ему глотку. Она резко обернулась, но позади осталась лишь пустота. Он исчез слишком быстро. Незаметно, словно был призраком. Аня медленно отодвинула дверь в сторону, выходя на веранду. Ступни коснулись холодных сырых досок. Сжечь бы здесь все. Да дерево сырое — не разгорится. Когда она успела стать такой? Жестокой, всерьез размышляющей о том, как убить человека и уничтожить его дом. Впрочем, Давид не был человеком. Он был наполовину зверем. С извращенной грязной душой. Странный треск и шум вырвали ее из оцепенения. Подул холодный ветер с запахом недавнего дождя и влаги. Аня ближе шагнула к перилам и перегнулась через них. Из-за угла дома медленно выходил огромный волк. Эмма по сравнению с ним была милой крохой. Заостренные уши слегка подрагивали — как будто он прислушивался к чему-то. А шерсть… Длинная, пушистая, темно-серая, словно немного притрушенная пылью. Но с невероятным голубоватым оттенком. Он был ужасен и прекрасен одновременно. Аня завороженно наблюдала за тем, как он, крадучись, подходит к деревьям. У входа в чащу зверь остановился и обернулся. Он смотрел прямо на нее. Жутким золотым взглядом с мерцающими вихрями. Пальцы вцепились в мягкую ткань пледа, ища спасения от чего-то неминуемого, что крылось за его глазами. Волк клацнул зубами, отвернулся и одним мощным броском скрылся среди деревьев. Аню накрыло странным ощущением потери. У нее отобрали нечто важное, нечто, без чего она не могла нормально жить. Мысль о том, что этим важным мог быть только что убежавший волк, отрезвила. Она всегда была слабовольной. Сейчас же превращалась в самую настоящую тряпку. По воле человека, который считал себя хозяином всего мира. Может она и слабая, но он об этом не узнает. Аня вернулась в спальню. Он считал ее вещью. Сказал дожидаться. Сказал? Приказал! Пусть купит себе плюшевую игрушку и приказывает ей.

Аня обошла камин. Эта часть спальни была еще больше предыдущей. Просторный стол, заваленный бумагами, папками и еще десятком каких-то мелочей, несколько стульев. Низкая квадратная кушетка, на которой небрежно брошен дорогой ноутбук. Удобный диван с разложенными на нем рисунками. Ее рисунками… Аня подошла ближе. Сверху лежал черно-белый портрет Давида. Любовался собой? Она ему подарит. Не жалко. А заодно и еще один… Вытащив из папки чистый лист, Аня подошла к рабочему столу. Карандаш нашелся сразу. Сдвинув бумаги, Аня с ногами забралась на мягкий стул. Итак, он считает ее шлюхой, дающей всем подряд. Кажется он всерьез воспринял ее глупый блеф про ночь в компании нескольких мужчин. Что ж, она его не разочарует…

Рисунок не отнял много времени. Полчаса, не больше. Как раз, чтобы Давид успел добраться до… Ну, куда он там спешил. Аня покрутилась на стуле. Где бы оставить, чтобы он наверняка заметил? Пожалуй, диван вполне подойдет. Он ведь именно на нем любовался ее работами. Любовался, как же… Аня невесело усмехнулась, аккуратно собирая наброски. Их она заберет с собой. Она снова осмотрелась в поиске хоть какой-нибудь одежды. Ей еще предстояло плутать по лесу в поисках дороги домой. Но, как назло, ни одной из своих наверняка сшитых на заказ шмоток он не оставил. Пиджак! Небрежно брошенный, он висел на спинке одного из стульев. Хоть что-то. Аня метнулась к пиджаку. Натягивая на плечи, она запрещала себе дышать ароматом Давида. Запрещала наслаждаться уже знакомым запахом. Как человек, настолько совершенный внешне, внутри может быть такой мразью?! Впрочем, ей ли не знать, что чаще всего именно так и бывает. Аня уже собралась уходить, как металлический блеск привлек ее внимание. Она медленно подошла к столу. Из-под папок выглядывал ключ… Красивый металлический брелок… Сигнализация… Ключи от его безумно дорогой машины. Схватив их, Аня крепко сжала кулак, убеждая себя, что поступает правильно. Это ведь не воровство. Пару дней он переживет. Отберет у кого-нибудь.