Не своим голосом Аня с трудом проскрежетала:

— Да.

Господи, как же болит горло. Аня прижала руку к шее. Кожа была покрыта потом и… чем-то еще. На пальцах остались черные следы. Взгляд пробежал по некогда белому пледу, спинке дивана — все было покрыто черной копотью. Даже подушка и ее рубашка. К потолку взвивались тонкие струйки дыма.

— Что происходит? — Аня попыталась вырваться, но Давид вцепился в нее мертвой хваткой.

От его ладоней по коже побежали уже привычные мурашки.

Давид пристально на нее смотрел. Кажется, за сутки, что они не виделись, он похудел, черты лица осунулись и заострились. Сейчас он еще больше походил на дикое озлобленное животное. Губы скривились уже в знакомой ей ироничной ухмылке:

— Я не знаю, что происходит. Может ты решила сжечь тут все к чертовой матери, а может ужин при свечах с Димой не удался. Тебе виднее.

От его взволнованного голоса не осталось и следа. Ужин с Димой — он и об этом знал. Аня начала закипать. Правда вырвалась прежде, чем она успела сообразить, что говорит:

— Мне снился сон. И ужин с Димой был великолепен. Он прекрасный… — С трудом выдержанная пауза, — Собеседник.

— Не заставляй меня калечить мальчишку.

Его ладони все еще обжигали плечи раскаленным металлом.

— Думаешь, я и его успела уложить в кровать?

Глаза Давида опасно сузились, а ноздри хищно раздулись. Он что принюхивается?

— У вас не было секса. — В его голосе причудливо сочетались угроза и уверенность.

— Ух ты! — Аня уже с трудом себя контролировала. — Ну хоть с кем-то у меня не было секса. Я ведь половину Крельска успела совратить.

Давид опять ее встряхнул.

— Не зли меня!

— А ты меня отпусти!

Он отдернул руки, почти швырнув Аню на подушку:

— Что ты придумала на этот раз?

— Ничего. Я же сказала: мне снился сон. Про пожар.

Давид издевательски поднял брови:

— Серьезно? И что именно тебе приснилось?

— Многоэтажка. Она почти вся сгорела. А ты почему-то был пожарным. Вас было двое. Еще какой-то парень. Вы вынесли мужчину. Но в огне осталась… кажется Лиза… И вы ушли за ней.

Аня вновь погрузилась в страшное сновидение. Сердце тяжело стучало в груди. Опять завоняло гарью. Аня искала источник страшного запаха и не заметила, как изменилось лицо Давида:

— Откуда ты знаешь?

Аня вскинула голову. На его щеках проступили желваки, челюсти сжались.

— Знаю что?

— О пожаре.

— Мне приснилось. Я тебе уже сказала.

— Не играй со мной, Аня. Кто тебе рассказал?

— Что мне должны были рассказать?! — Ей хотелось его чем-нибудь ударить. Причинить максимум боли.

— Ты не могла видеть это во сне.

— Но я видела. — Аня коснулась темного пятна на пледе. — Я не понимаю, что происходит. Господи… — Осознание окатило ее холодной волной, смывая гарь пожара, но оставляя дрожь страха. — Это происходило на самом деле? Пожар был?

Давид смотрел так, словно хотел проникнуть в самую ее суть, в голову, в душу, в сердце. Еще чуть-чуть, и можно будет почувствовать, как его когти раздирают кожу.

— Был.

— И… ты…

Давид резко повернулся к ней:

— Что?

— Ты там был?

— Ну ты же все видела.

— Я не знаю, что видела! — Аня встала с дивана и заметалась по комнате. — Это ведь просто сон! Но когда я просыпаюсь, то вижу это… — Она указала рукой на испачканные плед и диван. — И кажется, что воняет гарью. И ты говоришь, что все происходило на самом деле… Я не знаю уже, что думать!

— Это был мой последний выезд… Последний рабочий день перед отпуском. Все должно было пройти спокойно. — Лицо Давида внезапно осунулось, пропала напряженность, к которой Аня привыкла. Теперь он выглядел, как человек, проживший тысячи жизней и безумно от этого уставший. — Мы с Сашей вытащили парня, а потом оказалось, что в доме осталась его жена. Конечно, мы вернулись. С трудом нашли ее. Она уже почти не дышала, но я слышал, что сердце еще бьется. А потом… Все просто обвалилось. Пол, стены, потолок. Я сумел удержать ее, но не Сашу. Даже учуять его не смог — кроме гари ничего не ощущал.

Аня опустилась рядом, придвинувшись так близко, что ощущала тепло его тела. Она следила за нервным движением его кадыка и пустым взглядом желтых глаз.

— Такие как я идеальны для подобной работы — у нас есть сила, скорость, обостренный нюх, почти совершенное зрение. Самая тяжелая рана заживет через пару суток. Почему я не успел его вытащить? Может, ты знаешь? — Давид вдруг повернул голову, словно был роботом, и его пустой взгляд впился в Аню. — Почему мы не поменялись местами? Если бы завалило меня, я бы смог выжить, но он был всего лишь человеком. Скажи, Аня, почему произошло именно так? Это было в твоем сне?

Она поняла, что плачет. Теплые слезы текли по щекам и скатывались на шею, мучая неприятным ощущением.

— Ну? Ты знаешь, почему погиб он?

Аня помотала головой. Ком в горле стал размером с кулак.

— Почему ты плачешь? Жалеешь меня?

Аня снова мотнула головой, и наконец смогла едва слышно спросить:

— А Лиза?

Давид пожал плечами, снова отвернувшись:

— Жива-здорова. До сих пор шлют с мужем в часть благодарственные открытки.

Аня закрыла глаза.

— Почему ты работал там?

— Потому что хотел.

— Ты не похож на того, кто хочет быть спасателем.

— А на кого я похож? — Он сдвинулся, нависая над Аней, и ей пришлось открыть глаза. — На жуткого монстра? На волка? На дикое животное?

И вновь перед ней прежний Давид. Наглый, жесткий, беспринципный. Аня соскользнула с дивана и метнулась к двери возле гардеробной.

— Мне нужно в ванную.

Беги-беги, художница… Далеко не убежишь. А вечно бегать не сможешь. Он все равно выследит. Найдет, придет за ней и накажет… Чтобы знала, что бесполезно пытаться скрыться от него. Глупо и бессмысленно. Давид следил за тем, как Аня исчезает в ванной, и чувствовал расползающийся по телу голод. Он опять был ею отравлен. И не существовало никакого противоядия. Даже мысль о другой женщине вызывала отвращение. А когда увидел ее, мечущуюся по подушке, бледную, с покрытой испариной кожей, едва мог дышать от страха. Тошнотворный запах гари, который до сих пор иногда преследует его в кошмарах, черные подпалины, и в центре всего этого ужаса — Анна. У него даже руки начали трястись. Волк рвался наружу, уверенный, что только он сможет ее защитить. Он, как бешеный, завывал в голове, надеясь, что сможет разбудить Аню. А потом она сказала, что видела его во сне. Его прошлое, черт возьми! Она ведь не могла знать… Никто не знал. Он не говорил никому. Она может находиться в доме шаманки и чувствует там себя прекрасно. Она слышит голоса, которые больше не слышит никто. Она увидела сон из его прошлого. Она не Ведающая тайны. Не должна ею быть. Она просто обычная женщина. Случайно оказалась в Крельске. Все остальное — лишь глупые совпадения. И все-таки в глубине души он допускал малую вероятность того, что Аня может оказаться шаманкой. Но пока он не знает точно, должен уложить ее в кровать. А иначе потом он не будет иметь даже шанса к ней прикоснуться — связь шаманки и вожака всегда плохо заканчивалась. Такой союз был проклят. Давид вдруг понял, о чем думает и тихо выругался. Какой еще союз?! Ему нужен от нее всего лишь секс.

Наконец шум воды в ванной стих. Едва слышное шуршание прошло по нервам наждаком. Скорее всего сейчас Аня касалась полотенцем свей нежной кожи, растирая ее до алых отметин. На ней должны были остаться его отметки: покраснения, синяки, следы зубов, укусы. Плевать, что ей снилось, кто она и сколько мужиков поимели ее до него. Теперь она будет принадлежать только ему.

Давид осторожно нажал на ручку, отворяя дверь. Его обдало влажным теплым паром и чуть древесным запахом мыла. Его мыла. То, что теперь она пахнет им, начисто сносит крышу. Аня стояла к нему боком, замотавшись в широкое полотенце и расчесывая у зеркала мокрые волосы. От воды они приобрели невероятный оттенок красной меди. Ее кожа перламутрово сияла, на плечах блестели капельки воды. К чертям все! Если она опять ему откажет, то он просто изнасилует ее. Лишь бы избавиться от дрожи во всем теле. От желания обладать ею сводило мышцы. Боль в паху стала невыносимой. Кровь била в виски, шумела в ушах. Даже дышать стало тяжело. Давид вошел в ванную и громко захлопнул дверь. Аня испуганно обернулась. Руки тут же метнулись к полотенцу, вцепились в края, стягивая на груди. Влажные пряди облепили плечи и шею. Какого хрена она его так возбуждает?! Дикая красота, сводящий с ума запах. Он хотел слышать ее стоны. Крики! Чтобы она, срывая связки, орала его имя и умоляла трахать ее во все отверстия.