— Раздвинь ноги.

Аня и не подумала сопротивляться. Она послушно развела бедра и почувствовала, как палец Давида скользнул между малых губ, задевая чувствительный клитор. Аня не смогла сдержать стон. Бедра дернулись вверх, прижимаясь к его руке. Давид медленно гладил ее, сводя с ума мучительными движениями вверх-вниз, вверх-вниз… Несколько раз он ввел палец дальше, ныряя в горячую глубину. Ане необходимо было чувствовать его внутри. Она беззастенчиво приподняла бедра, пытаясь вобрать его в себя. Забыв о стыде, Аня начала стонать. Но Давид решил ее мучить. Он убрал руку и неожиданно провел влажным от ее соков пальцем по Аниным губам. Она удивленно приоткрыла рот и кончиком языка коснулась губы, ощущая собственный вкус и запах. Давид навис над ней:

— Стой! Это мое. — Он улыбнулся, обнажая белые зубы. В темноте они опасно блеснули. — Ты очень вкусная.

Он наклонился и, удерживая ее взгляд, начал слизывать влагу с ее губ. Аня, уже не стесняясь, громко застонала. Горячий язык Давида скользил по ее рту, а она, не в силах сдержаться, пыталась коснуться его языка своим. Наконец, он нырнул внутрь ее рта, и Аня смогла ощутить обжигающую мягкость его касаний. Бедра Давида ритмично двигались над ее бедрами. Он вдавливал член ей в живот, хрипло рыча. Давид оторвался от ее губ:

— Тебе нужно отдохнуть… и выспаться…

Он издевается?! Оставляет ее в таком состоянии. Измученную противостоянием с ним, жуткими ведениями и бредом о шаманках. Аня опустила руку между их телами и сжала горячий член. Во взгляде Давида мелькнуло удивление, но как только она начала быстро скользить по твердому стволу, он откинул голову назад и застонал. Большим пальцем Аня обвела набухшую головку, размазывая по ней выделяющуюся смазку. Сейчас она думала только об одном: как он входит в нее, сначала болезненно растягивая. Но потом ее тело приспособилось бы. Аня увеличила темп, ощущая каждую вену, выступающую уздечку. Ей хотелось как утром — вобрать его в рот, облизать каждый сантиметр, долго-долго сосать, пока Давид не сойдет с ума. Хотелось доставить ему такое удовольствие, какого он не знал прежде. Сделать ему то, что не делала никакая другая до нее. Но она не знала как… Ей не хватало опыта, движения были простыми и привычными. Но, кажется, Давиду и этого было достаточно. Он вбивался в ее ладонь, резко двигая бедрами. Каждое движение сопровождалось хриплым стоном. Аня видела, что его кожа покрыта потом и даже в сумраке был заметен лихорадочный румянец на его щеках.

Аня поняла, что испытывает дикое странное желание: чтобы он сдвинулся вверх и вошел ей в рот, погружая член так глубоко, пока она не начнет задыхаться. Мышцы влагалища жадно сжались. Новый поток влаги потек наружу. Она была для него мокрой и горячей. А он вдруг вспомнил о благородстве и решил дать ей отдохнуть. Аня разжала ладонь, выпуская из пальцев горячий скользкий ствол, приподнялась и легонько поцеловала Давида в плечо:

— Тебе тоже необходимы отдых и сон. Засыпай. Спокойной ночи.

Кажется, он не сразу понял, что происходит. Несколько раз его бедра по инерции толкнулись вперед. На лице застыло странное выражение, а потом послышался мучительный стон. Как будто ему было очень больно. Аня лишь надеялась, что он чувствует то же, что и она. Давид упал рядом, тяжело дыша. Аня ощущала жар его тела и испарину, покрывшую горячую гладкую кожу.

— С чего я взял, что ты так легко забудешь все, что я тебе наговорил…

Кажется, он спрашивал у самого себя, но Аня все равно повернулась к нему. Его глаза совершенно утратили человечность. Это были глаза животного. Дикого опасного зверя. Ей бы испугаться, что она лежит рядом с ним в постели, рискуя в любой момент превратиться в окровавленный труп. Но Ане не было страшно. Давид снова прижал ее к себе и поцеловал в макушку.

— Спи.

О каком сне он говорил, когда она чувствовала напряженное горячее сильное тело рядом с собой? Когда его ладони опять путешествовали по ее коже. Когда она ощущала каждый сантиметр его твердых напряженных мышц, и хотела лишь одного: стать для него той самой шлюхой, которой он столько раз ее называл. Именно сейчас она хотела жестких грубых движений его плоти внутри нее, а он вдруг решил вспомнить, что ей нужен отдых. Не в силах совладать с обидой, Аня отвернулась от Давида, но сделала только хуже себе: он придвинулся, беря ее в крепкое кольцо объятий. Снова подсунул руку ей под щеку, а другой обхватил грудь. Возбужденный член вжался в расщелину ягодиц, возбуждая ненужные мысли о том, какого бы было почувствовать его еще и там… Нет, ей теперь точно не уснуть. Тем более после того, как Давид опять закинул ногу ей на бедра, обездвиживая и подчиняя. Внутренние мышцы непроизвольно сжались. Господи! Она так его хотела. Но не просто секса. А целиком и полностью. Вместе с его странной душой, противоречиями в поведении, наглостью и грубостью. Аня хотела обладать им единолично и безоговорочно. Но вряд ли это возможно. Вряд ли он вообще возможен в ее жизни.

Назойливая трель телефона врезалась в голову и начала бить по вискам, как древняя мучительная пытка. Аня приоткрыла глаза. В окно вползал серый сумрак питерского утра. Незнакомая комната. Она ведь уже просыпалась в чужом доме. Опять? Что-то тяжелое и горячее давило на плечо, живот и ноги. По шее скользил теплый влажный ветерок. Умолкший телефон проснулся снова. Теперь звук казался еще более раздражительным и мерзким. Раздавшийся рядом стон заставил Аню вздрогнуть. Но эта была дрожь не страха или неожиданности, а сладкая волна, прокатившаяся по всему телу. Аня несколько раз моргнула, ожидая, пока зрение прояснится, и опустила взгляд. Ей потребовалась, наверное, минута, чтобы осознать, что она видит. На ее плече покоилась голова Давида, его губы застыли в паре сантиметрах от ее шеи. Он лежал на животе, одной половиной тела накрыв Аню, закинув руку ей на живот. Их ноги сплелись. Телефон снова начал звонить. Давид раздраженно рыкнул, так и не открыв глаз. Он лишь крепче обвил рукой Анину талию и подтянул под себя. Ее охватило какое-то странное чувство: нежности и защищенности. Именно так она хотела бы просыпаться каждое утро. Не удержавшись, Аня коснулась растрепанных волос Давида. Прохладные гладкие пряди обвивали пальцы, словно обладали собственной волей. Давид тихо и, кажется, довольно вздохнул во сне. Звонок повторился вновь. Видимо, кто-то считал, что они непозволительно долго отдыхают. Аня постаралась выбраться из хватки Давида, но он недовольно зарычал что-то невразумительное. С трудом Аня все-таки выбралась из-под него. Давид начал просыпаться. Он перевернулся на спину, несколько раз моргнул и, сдвинув брови, уставился в потолок. Аня свесилась с кровати. Карман брюк светился, подсказывая, где искать источник ненавистного звука. Она вытащила телефон и бросила Давиду. Хоть и был все еще сонный, он легко его поймал. Даже не задумываясь над тем, что делает. Звериные инстинкты во всей красе. Ане стало страшно и вместе с тем жарко. Вернулось возбуждение. Давид без интереса взглянул на экран. Волосы у него были жутко взъерошены, на лице темнела колючая щетина. Сонный и сексуальный. Аня поняла, что готова смотреть на него вечно. В груди стало тепло. Хотелось нежно прикоснуться к его впалой щеке, потереться носом о сильную шею. Хотелось быть ласковой рядом с ним. И защитить от всего. Она только сейчас разглядела темные круги под его глазами. Должно быть, он мало спал в последнее время. Она не сразу поняла, что Давид тоже ее разглядывает. Жадно и… по-звериному. Другого слова, чтобы назвать его взгляд, она не могла подобрать. Голодный волк следил за своей глупой наивной добычей.

Черт! Она же голая! Аня попыталась натянуть сбившееся на талии одеяло до подбородка. Давид, уже вполне проснувшийся, ухмыльнулся:

— Нам портят чудесное утро.

Он снова равнодушно взглянул на экран и недовольно рявкнул:

— Да!

Выслушав ответ, Давид включил громкую связь и швырнул телефон на кровать. Знакомый голос отчитывался:

— …Все еще не пришла в себя. — Скорее всего, речь шла о Марине. — Но Артур говорит, что ей уже намного лучше.