— Наверно, я вернусь под утро, перед тем, как ты уйдешь на работу.
— Ах ты филин, — осклабился Том, — полуночник чертов. Ночи существуют для развлечений, а не для дел.
— Верно, — буркнул Бейкс, — совершенно верно. По ночам надо веселиться.
— Вот именно!
Томми включил электрический чайник. Вернувшись к столу, он сказал:
— Заседание назначено на восемь, но сначала все соберутся в баре, чтобы пропустить стаканчик.
— Ну о чем вы говорите на ваших заседаниях? — спросил Бейкс.
— О разном, — ответил Том, собирая со стола посуду. — То одно, то другое. Мы хотим устроить платный вечер, чтобы пополнить казну. В конце года планируем пикник.
— Господи! — Бейкс достал сигареты, закурил и посмотрел на часы. — Двадцать пять минут восьмого.
— Еще не стемнело, — заметил Том, — летом длинные дни.
Бейкс встал со стула и, обойдя умывальник, подошел к окну.
Слегка раздвинув занавеску, он поглядел наружу, но увидел только заколоченный балкон с прогнившим полом и ржавыми перилами и часть дома, стоявшего напротив. Улицы видно не было.
— Что ты ищешь, Бьюк? — спросил Томми, доставая из буфета банку с растворимым кофе.
— Ты, когда возвращался, не заметил кого-нибудь у подъезда? Посторонних?
— Посторонних? — Томми удивленно выпучил глаза. — На улице всегда кто-то есть, кого не знаешь. А в чем дело?
— Да так.
— Эге, — забеспокоился Томми, — ты что же, думаешь…
— Нет, нет, ничего.
— Надеюсь, все в порядке? — Томми так и стоял с банкой кофе в руках.
— Все в порядке. Если бы они что-то подозревали, то были бы уже здесь.
— Кто «они»?
Бейкс внезапно ощутил приступ злого озорства.
— А ты не догадываешься? — Он провел пальцем по горлу, издал хриплый звук и сказал: — Не думай об этом. Сосредоточься на своих танцевальных делах, дружище.
Томми разлил кофе по чашкам и сказал с тревогой на лице:
— Бьюк, я делаю все, о чем ты просишь, но мне неохота иметь неприятности. В общем, я хочу сказать, что делаю все по дружбе, а на политику мне наплевать.
— Не горячись, приятель, — сказал Бейкс, пуская дым через ноздри. — С тобой ничего не стрясется. Дядя Бьюк приглядит за этим.
— О'кей, Бьюк, — снова заулыбался Томми, — твоего слова мне достаточно. Ну, кофе готов.
Бейкс присел к столу и пододвинул к себе чашку. В коридоре кто-то проскрипел половицами. На миг сердце сжалось, забегали мурашки по коже. Где-то стукнула дверь, шаги смолкли, и снова все затихло. «Всюду ненадежно, — думал Бейкс, — нельзя расслабляться, держи ушки на макушке».
— Поставить пластинку? — спросил Томми.
— А что у тебя за музыка, одни танцы? — спросил Бейкс, дуя на кофе.
— Сейчас не достать приличных вещей. В магазинах сплошное «е-е-е». Старый стиль исчез.
— Что верно, то верно, старый стиль исчез, — подхватил Бейкс, глотая кофе. Ему представились огромные митинги, знамена на древках, мощные громкоговорители, аплодисменты. Иногда даже приглашали оркестр… Мысль об оркестре вернула его к действительности и к Томми.
— А есть у тебя хороший джаз? — Тоска по молодым годам острым локтем двинула его в бок.
— Есть кое-что из старых записей Амброза, — ответил Том с надеждой во взгляде.
— Не то, не то! Ты когда-нибудь слышал «Песню индийского гостя» Римского-Корсакова в исполнении оркестра Дорси?
— Нет, не приходилось.
— Жаль! Какое там соло Зигги! — И в голове у Бейкса зазвучала скачущая труба Зигги Элмана, покрывающая пиликанье скрипок. — Давно это было…
— Помнишь, Бьюк, тебе как будто нравился Глен Миллер.
— Да нет, приторный он.
— А мне Армстронг по душе. Да и кто не любит старого Луи? — Томми закатил глаза и хриплым голосом напел мелодию «Холма с голубикой».
Глядя на него, Бейкс расхохотался. «Черт подери, — думал он, — когда-то и я был таким беспечным. Молодость и счастье мимолетны, как вкус конфеты во рту голодного малыша».
— Тебе все же до Луиса далеко.
— Еще как-то видел я в кино Марио Ланцу…
— Этот парень не поет, а кричит.
— Что ты, его даже сравнивали с Карузо.
— Подумаешь, Карузо! Были теноры и получше. Тито Гобби, например.
— Я классикой не интересуюсь.
— А ты слышал когда-нибудь Шартцкопфа или Викторию Лос-Анджелес?
— Это кто такие?
— К сожалению, есть вещи, которые беднякам недоступны. — Бейкс взглянул на часы. — Ну вот, уже около восьми.
— Господи, заболтались. Мне надо бежать. — Томми вскочил со стула. — Мы собираемся в «Королевском гербе».
У него был вид министра, опаздывающего на заседание кабинета. Он метнулся к шкафу, запихал в него рассыпанную по полу одежду, достал потрепанную кожаную сумку и пиджак в мелкую клетку. Поставив сумку на пол, Томми влез в пиджак.
— Извини, Бьюк, я бегу! — Он и тут не смог удержаться и не запеть: «Надену фрак, и котелок, и галстук бе-елый!»
— Давай, давай, — напутствовал его Бейкс сквозь смех. — Мир погибнет, если ты опоздаешь к первой рюмке.
Томми подобрал сумку и бросился к двери. Уже держась за ручку, он обернулся, представ во всей красе: черных выходных брюках и клетчатом пиджаке, — и озабоченно сказал:
— Вот что, если уйдешь, оставь ключ на притолоке.
— Это надежно?
— Вполне. Только чтобы никто не видел. — Он распахнул дверь. — Доброй ночи, Бьюк, увидимся! «В знакомых с юности места-ах!»
Оставшись один, Бейкс присел к столу, придвинул к себе сверток который принес Томми, разорвал обертку. Внутри были пачки небольших по формату, отпечатанных в типографии листовок, каждая пачка перехвачена резинкой. Бейкс взял одну пачку и провел по краю большем пальцем. Так налетчик, ограбив банк, пересчитывает в укромном месте добычу. Голая лампочка над столом освещала убогое убранство комнатушки. Урчали в стенах водопроводные трубы, где-то хлопнула дверь, с лестницы донесся перестук каблуков.
Бейкс вытащил из пачки листовку. Она была набрана мелким шрифтом. В нескольких местах текста выделялись черные подзаголовки. Добротная типографская работа. Не то что печатать на ручном станке в задних комнатушках на окраинах. Или в чулане мясной лавки, где с потолка свисали огромные ножи и колбасы, пол был посыпан опилками и то и дело кто-нибудь натыкался на мясорубку. «Мы делаем успехи, — подумал он с ухмылкой. — Интересно, где их печатали, кто провез их из-за границы и как: в пакетах, ящиках, на грузовиках с двойным дном? А может, типография местная? Вряд ли, слишком рискованно». Конечно, листовки доставлены из-за границы, их изготовил эмигрантский комитет. Но Бейкс ничего не знал наверняка. Чем меньше знаешь, тем лучше.
«Вам покажется удивительным, — прочел он, — что находятся мужчины и женщины, готовые идти на риск, чтобы донести до вас это послание. Им грозит длительное заключение. Кто же они? Простые люди, мечтающие о свободе… Мы создали подпольный фронт… послали молодых людей за границу… Это будущие воины, инженеры, строители… Мы не сложим оружия… Для порабощенных людей ничего нет дороже свободы… Верните нам нашу родину… Мы сумеем сами управлять ею по собственному разумению… методы борьбы многообразны…»
Когда Бейкс кончил читать, по спине побежали мурашки. К концу недели полиция бросится по их следу. Он отложил листок и потер ладонями колени. «Сукины дети, — думал он в сердцах, — мы еще живы и погибать не собираемся!»
Бейкс поднял с пола чемоданчик для пластинок, перевернул ею вверх дном и потряс. Кроме пыли, в нем ничего не было. Бейкс запихал внутрь листовки, влезли как раз все пачки. «Это тебе не фокстроты и квикстепы» — неизвестно кому буркнул Бейкс, захлопнул крышку и щелкнул замками. Он знал на память имена и адреса всех, кому предназначались листовки. Никаких записей он не вел. Все надо держать в голове — вроде как букмекеру подпольного тотализатора, которого он видел в кино.
С наступлением вечера в комнате стало не так душно. Бейкс разделся до пояса и подошел к умывальному столику у окна. Налив воды в таз, он смочил тело серой рыхлой губкой и вытерся несвежим полотенцем. Потом оделся, майка и рубашка еще хранили дневное тепло. Перед зеркалом в шкафу Бейкс повязал галстук. Медно-карие глаза и удлиненная верхняя губа напряженно улыбались. Он подумал: «Лиса пока еще на воле!» Надевая пиджак, он запел про себя: «Пойду охотиться в лесу, поймаю рыжую лису, плутовку в клетку посажу и… никому не покажу».