А у двора вскоре появился новый сюжет для разговора. В конце февраля Мария Медичи, жившая под надзором в Блуа, сумела убежать из замка через окно благодаря помощи своего доброго друга герцога д`Эпернона. Все тут же забыли о грустных вздохах Анны Австрийской и принялись обсуждать бесконечные фокусы и тайные интриги Марии Медичи. В течение целого года королева-мать сначала в Ангулеме, потом в Анжере возглавляла значительную группу мятежников, которые хотели заставить короля изгнать де Люиия. При поддержке нескольких знатных вельмож она подняла войска против собственного сына. Но 7 августа 1620 года мятежники были разгромлены королевской армией в Пон-де-Се, и король помирился с матерью. Он даже разрешил ей вернуться в Париж, где она поселилась в Люксембургском дворце.

В 1621 году, после смерти де Люиня, она снова заняла свое место в Королевском совете, а 5 сентября 1622 года она добилась для своего ближайшего сподвижника, епископа Люсонского, кардинальской шляпы…

Так что Ришелье продолжал делать карьеру с помощью женщин.

В 1624 году, благодаря все той же королеве-матери, по отношению к которой он проявил себя исключительно галантным и услужливым кавалером (желая понравиться ей, он научился бренчать на гитаре), Ришелье становится министром, потом главой Королевского совета и, наконец, первым министром.

Взлетев на такую высоту, он перестал нуждаться в толстой флорентийке и обратил свой проницательный взгляд на Анну Австрийскую. Он хорошо знал о ее драме и решил сыграть в ее жизни роль, от которой так оскорбительно уклонился Людовик XIII.

Но, как все увидят впоследствии, этот странный человек никогда не забывал о благе королевства.

«Кардинал, — пишет Тальман де Рео, — ненавидел Его Величество и одновременно опасался, что король из-за своего слабого здоровья не сможет удержать корону. И тогда он вознамерился завоевать сердце королевы и помочь ей произвести на свет дофина. Чтобы добиться это» цели, он рассорил ее с королем и с королевой-матерью, но так, что ей и в голову не приходило, откуда все это идет. Потом через м-м дю Фаржи, даму из свиты королевы, он передал, что, если королева пожелает, он избавит ее от того жалкого состояния, в котором она живет. Королева, не подозревавшая, что своим мучительным положением обязана именно ему, подумала сначала, что он предлагает ей свою помощь из сострадания, позволила написать ей и даже сама ответила, потому что не могла вообразить, чем все это для нее обернется».

Молодая королева поначалу нашла очень приятным внимание, которое оказывал ей Ришелье, и пригласила его заходить к ней поболтать. Кардинал познакомился там с м-м де Шеврез, восхитительной блондинкой, чей огненный темперамент был уже причиной нескольких светских скандалов, и втроем они часами сидели и сплетничали в свое удовольствие. Иногда устраивались танцы, и Ришелье, готовый на все ради завоевания сердца Анны Австрийской, однажды согласился даже нарядиться в испанского прощелыгу и по просьбе королевы протанцевать сарабанду.

Вот как граф де Бриен описывает эту поразительную сцену:

«Принцесса и ее наперсница, — пишет он, — были в то время увлечены веселым времяпрепровождением по меньшей мере так же, как интригами. Однажды, когда они беседовали вдвоем, а вся беседа сводилась к шуточкам и смешкам по адресу влюбленного кардинала, наперсница сказала:

— Мадам, он страстно влюблен, и я не знаю, есть ли что-нибудь такое, чего бы он не сделал, чтобы понравиться Вашему Величеству. Хотите, я как-нибудь вечером пришлю его в вашу комнату переодетым в скомороха, заставлю его протанцевать в таком виде сарабанду, хотите? Он придет.

— Какое безумие! — воскликнула принцесса. Она была молода, она была женщиной живой и веселой; мысль о таком спектакле показалась ей забавной. Она поймала подругу на слове, и та немедленно отправилась за кардиналом. Этот великий министр, державший в голове все государственные дела, не позволил своему сердцу в ту же минуту поддаться чувству. Он согласился на это странное свидание, потому что уже видел себя властелином своего драгоценного завоевания. Но все случилось иначе. Пригласили Боко, который был баптистом и к тому же прекрасно играл на скрипке. Ему доверили секрет, но кто же хранит подобные секреты? Он и разболтал всем эту тайну. Ришелье был одет в зеленые бархатные панталоны, к подвязкам были прицеплены серебряные колокольчики, в руках он держал кастаньеты и танцевал сарабанду под музыку, которую исполнял Боко. Зрительницы и скрипач, так же как Вотье и Беренгьен, спрятались за ширмой, из-за которой им были видны жесты танцора. Все громко смеялись, да и кто мог от этого удержаться, если я сам спустя пятьдесят лет все еще смеюсь над этим, стоит только вспомнить?».

Вскоре Ришелье решил, что можно приступать к атаке.

«Кардинал, — сообщает Тальман де Рео, — отчетливо видевший путь к достижению своей цели, предложил ей, все через ту же м-м Фаржи, согласиться на то, чтобы он при ней занял место короля; потому что, не имея детей, она будет всегда презираема, и, если король при его хилом здоровье вскоре умрет, ее отошлют назад в Испанию; зато, если у нее родится сын от кардинала, а король вот-вот умрет, поскольку это неизбежно, она будет править страной с его помощью, потому что у него, отца ее ребенка, будут те же интересы; что касается королевы-матери, он удалит ее немедленно, как только добьется от Ее Величества требуемой благосклонности.

Анна Австрийская совершенно не ожидала подобного предложения. Пораженная и немного напуганная, она поняла, что совершила серьезную ошибку, позволив кардиналу ухаживать за нею.

Вечером м-м дю Фаржи отправилась к Ришелье и сообщила с тысячей всяких предосторожностей, так как знала его обидчивость, что королева отвергла его притязания.

Прелат был сильно разочарован и как мужчина, потому чти очень желал совершить это сладострастно-преступное оскорбление Его Величества, и как первый министр, поскольку считал, что действует во благо королевства, обеспечивая Францию дофином.

Ничем не выказав своего разочарования, он только поклонился.

— Передайте королеве, что я сожалею, — сказал он спокойно.

Тем не менее в течение нескольких недель он все еще надеялся; Анна Австрийская, по словам, современника, так нравилась кардиналу, «что он предпринял все, что только мог, лишь бы увидеть ее в своей постели; но ему не удалось этого добиться» [110].

Никогда королева не позволила ему ни малейшей вольности. Напротив, она стала держаться в его присутствии с неподражаемым достоинством и смотрела на него не иначе как ледяным взором. В конце концов Ришелье понял, что он решительно отвергнут, и затаил в душе холодную ярость.

Однажды, оказавшись в одной из дворцовых комнат наедине с Анной Австрийской, он не смог отказать себе в желании снова «обратиться к ней со страстной речью». Измученная его посягательствами, королева собралась было ответить ему «с гневом и презрением», как вдруг в комнату вошел король.

— О чем это вы беседуете? — спросил он королеву.

— Так, о всяких пустяках!

И она вышла, бросив на кардинала выразительней взгляд. Впоследствии, как говорит м-м де Мотвиль, королева никогда не говорила с ним об этой сцене, «считая, что слишком много для него будет чести, если он узнает, что она помнит об этом» [111].

Ришелье вернулся в свои апартаменты с твердым намеренем отомстить. Он догадывался, что молодая женщина страдает от вынужденного целомудрия, навязанного ей королем, и не сомневался, что в один прекрасный день она неизбежно влюбится в какого-нибудь сильного и смелого молодого человека.

Так что способ отмщения был найден сразу: раз Анна Австрийская не хотела его, он помешает ей принадлежать любому другому. С этого момента, ни на минуту не переставая руководить государственными делами, он пристально следил за целомудрием королевы…

И вот появился один англичанин, который доставил ему много хлопот. В 1625 году герцог Букингемский, молодой и на редкость элегантный сеньор, принадлежавший к английскому королевскому двору, прибыл во Францию для ведения переговоров о браке Карла I и Генриетты, сестры Людовика XIII.