– Это действительно так. Вероятно, главным образом поэтому мои воззрения на реформы изменились.

Милл подался вперед.

– Значит, как я могу заключить, вы за всеобщее избирательное право? – голос его дрогнул: уж больно важен был вопрос.

– Действительно, «за». Я считаю, что право голоса должен иметь каждый мужчина в стране.

Тут дверь открылась: Хелен внесла поднос с чайным сервизом и невольно услышала последнюю реплику.

– Но, мистер Гладстон, чтобы право было воистину всеобщим, оно ведь должно распространяться не только на мужчин, но и на женщин?

Гладстон тут же встал и с улыбкой галантно поклонился.

– Моя дорогая мисс Милл, ваш отец писал о неоценимой помощи, оказываемой вами при написании его трудов. Ныне же, познакомившись с вами, я вполне этому верю. Да, я согласен, что в один прекрасный день право голоса распространится и на женщин. Но самый длинный путь начинается с простого шага. Мы живем в консервативной стране, и нам придется всерьез побороться, чтобы добиться всеобщего избирательного права для мужчин. Но я обещаю, что, когда подходящее время придет, избирательное право станет поистине всеобщим.

Хелен улыбнулась, ответив на поклон грациозным реверансом.

– Ловлю вас на слове, сэр. А теперь давайте налью вам чаю и покину вас, джентльмены, чтобы вы могли дискутировать дальше.

Отхлебнув чаю, Гладстон кивнул в сторону закрывшейся двери.

– Ваша дочь – настоящее сокровище, мистер Милл. Надеюсь, вас не оскорбит, если я скажу, что у нее мужской ум.

– Я понимаю, о чем вы, сэр, однако Хелен могла бы счесть это оскорблением.

– У меня и в мыслях не было! Я просто хотел сказать, что понимаю, в чем ценность ее вклада в вашу работу.

– Да, и немалая. Это она убедила меня, что на всеобщих выборах голосование должно быть тайным. Это воспрепятствует работодателям и землевладельцам влиять на выбор трудящегося люда.

– Чрезвычайно обоснованное наблюдение. Об этом аспекте голосования я еще не думал, но теперь вижу, что он играет крайне важную роль.

– Но понимаете ли вы, что тайное голосование, в котором участвуют все граждане страны, может стать той самой силой, которая преобразит ее навеки?

– Каким образом?

– Ныне, как вам прекрасно известно, верховная власть в Британии принадлежит не народу, а так называемой «короне в парламенте». Этот парламент держит в своих руках всю британскую власть, откуда следует, что парламент стоит над всеми и ничто не может встать у него на пути – ни воля народа, ни даже закон. Если законодательный акт противоречит воле правительства – что ж, министры просто-напросто изменят его. Даже если этой преградой будет общепринятый закон, формировавшийся веками.

– К несчастью, это истинная правда.

– Но если власть исходит от народа и передается снизу вверх, подобное попросту невозможно. Народ должен избирать своих представителей, выражающих общую волю. Если же те будут преследовать собственные интересы, их лишат власти. Это, да еще в сочетании с контролем и уравновешивающим действием судебного права и Верховного суда, и станет силой, обеспечивающей неукоснительное соблюдение воли народа, а не лордов и монархов, получивших свою власть по наследству. И даже Господь над ними не властен.

– Так вы верите, что это отделение церкви от государства в самом деле осуществимо?

– Верю. Не должно быть никаких предписанных религий, заправляемых монархами. Как в американской конституции, не должно быть вообще никакой государственной религии. На самом деле церковь надлежит радикально отделить от государства.

Гладстон отставил чашку и со вздохом кивнул.

– Для жителей этого острова такая пилюля может оказаться очень горькой.

– Порой для блага больного приходится прибегать к сильным лекарствам. Но при вашем благоволении, мистер Гладстон, и благоволении прочих членов нашего конституционного конгресса в этой стране воцарится власть народа.

– Благородное стремление – и, будем надеяться, осуществимое. Я на вашей стороне, мистер Милл. Можете рассчитывать на мою поддержку на каждом шагу этого долгого пути.

Дозорные на борту недавно спущенного на воду броненосца ВМФ США «Верный», названного в честь неустрашимого корабля, потопленного во время битвы за Ирландию, с интересом смотрели на великолепную паровую яхту, поднявшуюся по проливу Солент и медленно прошедшую мимо. В их обязанности входила охрана Портсмута и здешней огромной военно-морской базы, но они не видели ни малейшей угрозы в этом элегантном судне под королевским флагом Бельгии. Озаренная закатным солнцем яхта прошла через Саутгемптон-Уотер в Коувс-Роудз. Обогнув остров Уайт, она плавно подошла к кранцам причала в Коувсе. Видимо, ее прибытия ожидали, потому что у причала уже стоял наготове экипаж.

Но прибытия аккуратного суденышка ожидал не только кучер экипажа; чуть подальше стояла у причала еще одна яхта – тоже элегантная и сверкающая, как и бельгийская королевская.

На мостике «Авроры» находились два человека, наблюдавшие за прибытием нового судна, оба одетые в шикарные костюмы из тонкого сукна, но в осанке обоих явно сквозила армейская выправка.

– Покамест, граф, ваши сведения более чем верны, – заметил Густав Фокс.

– Как и должно быть, – отозвался граф Корженевский, – поскольку я отвалил за них немало золота. Бельгия – страна маленькая, ее политики славятся тем, что бедны как церковные мыши. Однако одному-двум известно, что мой агент хорошо платит за достоверные сведения, и просто-таки выстраиваются в очередь за взятками. Вы предупредили флот?

– Как только получил вашу весточку и прибыл сюда. К этой яхте на пушечный выстрел не подойдут, чтобы обыскать или потревожить как-нибудь иначе. Прибыла беспрепятственно, а убудет еще беспрепятственней.

– Я рад, – граф снова поглядел в бинокль. – Но деликатности и здравомыслия им явно недостает. С этой телеги на судно подняли уже пятый большущий сундучище.

– Германская знать никогда не отличалась особым умом.

– Вот именно, – граф с прищуром поглядел на солнце, опускающееся за волнистую гряду холмов. – Скоро стемнеет.

– Недостаточно скоро. Чем раньше закончится эта эскапада, тем счастливее я буду.

– Не отчаивайтесь, дражайший Гус, – граф со смехом потянул его за руку, лаконично отдав какую-то команду по-русски вахтенному офицеру. – Пойдем вниз, разопьем бутылочку шампанского. Нас тотчас же позовут, как только на пирсе начнутся хоть какие-нибудь действия.

В Осборн-Хаусе начался изрядный переполох, когда ввели бельгийского министра иностранных дел барона Сюрле де Шокье. Королева, одетая в черное дорожное платье и кудахтавшая над младшими детьми, уже дожидалась его. Принц Уэльский – для домашних просто Берти – стоял в сторонке вместе с Александрой, ходившей в его невестах уже два года. Эта пара являла разительный контраст: она хрупкая и очень привлекательная, а коренастый Берти, несмотря на младость лет, если и наделен был хоть каким-то обаянием, то давным-давно, – чернобородый, толстопузый и уже лысеющий. Со скучающим видом он уставился на барона, обратившегося к королеве:

– Все подготовлено, Ваше Величество. Король Леопольд был невероятно озабочен безопасностью вашей особы и вашего семейства и испытал воистину безмерное облегчение, когда вы приняли его предложение предоставить вам убежище. Яхта стоит у причала в ожидании лишь вашего прибытия.

– А это не опасно? – потерянным тоном поинтересовалась Виктория, напрочь растратившая былую самоуверенность.

– Позвольте уверить вас, Ваше Величество, что Бельгия станет для вас надежным прибежищем вдали от этой разоренной и раздираемой войнами страны. Ваш багаж уже погружен, и мы ожидаем лишь вашу царственную особу.

Королева поглядела на детей, укутанных в теплые жакеты, затем перевела взгляд на Берти и Александру, чьи руки были обнажены до плеч, и непререкаемым тоном заявила:

– Вы простудитесь.

– Да что ты, мама! – отмахнулся Берти с лукавой улыбкой. – По-моему, нам с Александрой в Осборн-Хаусе ничего не угрожает.