Пожилой охранник, затворявший за нами решетку и запиравший замок, посмотрел на Эрин, зябко обхватившую плечи руками. Несмотря на то, что лето еще не кончилось, в подземелье царила ощутимая прохлада.

Вздохнув и покачав головой, он ушел, но почти сразу же вернулся, неся в руках тонкое шерстяное одеяло. Свернув его поплотнее, охранник пропихнул одеяло сквозь перекрещенные прутья решетки, и окликнул мою спутницу:

— На-ка, возьми, а то совсем замерзнешь. Ночи здесь холодные, а камеры не слишком предназначены для таких хрупких дамочек.

— Спасибо… — Эрин заметно удивилась, но отказываться от столь щедрого предложения не стала. Тем более, что ее уже ощутимо начало потряхивать.

Вот только, думаю я, вовсе не от холода. Больше всего состояние женщины сейчас походило, на «отходняк» после эмоционального выплеска. Или хорошей драки. А у Эрин и того и другого сегодня было более чем достаточно. Как бы не случилось истерики: понятия не имею, как мне ее тогда успокаивать.

Но опасения оказались напрасны. Спутница моя и не собиралась громко рыдать и плакаться о своей несчастной доле, что еще более вызвало мое неподдельное к ней уважение. Вместо этого она просто замкнулась. Села на деревянный лежак, накинула на плечи одеяло и замерла, глядя прямо перед собой. Вот только лихорадочно бегающий по сторонам взгляд и заметно подрагивающие руки слишком хорошо выдавали, что до настоящего спокойствия там ой, как далеко.

Это не дело! Нужно ее из такого состояния выводить. И чем быстрее, тем лучше. Я е сегодня вроде как развеяться выводил, а не еще больше заставить нервничать. Поэтому буду сглаживать впечатление от испорченного романтического вечера.

Подойдя к Эрин, сел рядом с ней на лежак. А потом без лишних слов перетащил к себе на колени, прижимая голову женщины к своей груди и ласково поглаживая по волосам:

— Если хочется и станет легче — поплачь. Я ругаться и насмешничать не буду.

Вопреки ожиданиям, вырываться она не стала, лишь неожиданно крепко обхватила меня руками за пояс, словно в поиске надежной опоры.

— Не хочу, — ответила глухо. — Если можно, я лучше так посижу.

— Можно… Конечно же можно, — улыбнулся тому, что сейчас она была похожа на нахохлившуюся пичужку. Такой я Эрин еще не видел. Забавная.

Стянув с ее плеч одеяло, накинул его на себя, укрывая нас обоих. Так будет теплее и удобнее. А сам прислонился щекой к волосам и начал чуть покачиваться, убаюкивая ее. Без слов давая понять, что я здесь, рядом, бояться нечего.

Спустя несколько долгих минут Эрин заворочалась и подняла ко мне лицо и чуть кривовато улыбнулась.

— Спасибо тебе, что вмешался, Рон. Одна бы я с ними не справилась. А остаться в стороне просто… не смогла бы.

— Все хорошо, не переживай. Это естественный инстинкт — броситься на защиту более слабого. А в твоем случае и вовсе, скорее всего — материнский. У тебя есть дети, Эрин?

— Нет, — помрачнела на глазах и отвернулась, вновь утыкаясь носом в мое плечо. Больше ничего не ответила. Похоже, больной вопрос.

— У меня тоже нет, — ответил, сам не зная почему.

Для чего я вообще поднял столь деликатную и личную тему? Нашел чем отвлечь от переживаний, называется. Впрочем, почему бы и нет, тема ничуть не хуже других. По-крайней мере, легкая дрожь, проходящая по телу моей спутницы, почти прошла. И я решил закрепить успех, продолжив разговор:

— Зато у моего старшего брата — есть. Дочка. Чудесное маленькое создание. Настоящая маленькая леди: серьезная и благовоспитанная. Но до сих пор любит время от времени тайком пошалить. И я ей в этом активно помогаю. Точнее, помогал. До того, как поступил на обучение в Школу мечей. Теперь она уже, наверное, совсем выросла. Два года ее не видел. Не успел.

— Сразу с обучения на фронт попал? — тихий вопрос, словно и не надеялась на ответ.

— Именно так. Только вернулся домой, тут же получил задание от отца и выехал с проверкой на передовую.

— А оттуда сразу к нам? — вот ведь любопытная какая хитрюшка! А сама затихла и, похоже, даже не дышит в ожидании моего ответа.

— Хочешь выспросить про мое задание на вашей стороне? Извини, милая, но не выйдет. Пока это секретная информация. Но, если… точнее, когда мы справимся со своей миссией, думаю, смогу тебе ее рассказать, — усмехнулся, услышав ее разочарованный вздох и не удержавшись, поцеловал в макушку.

— Лучше поспи. Пользуйся моментом, пока здесь тихо. Неизвестно еще, когда нас отсюда отпустят. Какой смысл нервничать всю ночь, накручивая себя?

— А ты?

— Покараулю пока и, если все будет спокойно, тоже подремлю немного. Помни. Я дал магическую клятву, что буду тебя защищать, так что можешь расслабиться. Все будет хорошо. Я с тобой.

— Хочешь сказать, что ты такой умелый и могучий, что мне ничего с тобой не грозит? — ого, а это у нее уже ирония прорезалась? Или все же мягкая насмешка?

— Такой изобретательный, обаятельный и да… умелый.

Произнося последнее слово, я мягким движением коснулся ее подбородка, чуть запрокидывая голову назад и легким, ласкающим движением коснулся манящих женских губ. Вот только увлекаться не стал: почти сразу же прервав поцелуй, не дав ему перерасти во что-то более страстное и волнующее.

Полюбовавшись на промелькнувшую в карих глазах нотку разочарования, улыбнулся и снова прижал Эрин к себе.

— Спи, малышка. Спи.

На удивление, она послушалась, доверчиво прильнув к моей груди. И вскоре погрузившись в крепкий сон. Ее не разбудил даже громкий звон ключей, оброненный охранником, заволакивающего в соседнюю камеру очередного подгулявшего, горожанина.

А вот кому-то этого оказалось достаточно для того, чтобы проснуться.

Куча тряпья, наваленного на лежак противоположной камеры, зашевелилась, недовольно что-то бормоча старческим надтреснутым голосом. Слова разобрать было сложно, но как ни странно, общий контекст был ясен вполне. Что-то про современные нравы, отсутствие совести и почтительности. При этом, бросаемые в нашу сторону взгляды, наводили на мысль, что если не все, то большая часть сказанного точно относится к нам.

Тоже мне, морализатор нашелся! Сам-то за что-то сюда загремел, значит, не таким уж добропорядочным оказался. А, может, просто приставал к прохожим со своими «проповедями», вот его и забрали сюда, чтобы не портил горожанам веселье.

Вид у старика был не слишком приятный: кое-где подранная одежда висела на нем мешком, хотя впечатления совсем уж грязных обносков не производила. Видимо получил с чужого плеча. Или украл где-нибудь. Редкие седые волосенки торчали в разные стороны, а маленькие глазки, поблескивающие на исхудалом и заострившемся лице, делали его похожим на старого и ворчливого ворона.

Я вполглаза наблюдал за ним и не думая что-то отвечать: не хотел разбудить сладко спящую на моих руках женщину. Да и о чем мне беседовать с этим сумасшедшим? Объяснять. Зачем? Оправдываться? Вот еще! Тем неожиданней стало то, что потеряв терпение от моего равнодушия к его обличительным словам, старик взял в руки стоявший до того у стены посох и с силой провел им по прутьям, грохоча на весь каземат.

Со всех сторон послышалось недовольное ворчание и оскорбительные выкрики, правда утихшие почти сразу же, сменившись громким храпом.

— Что… что происходит, Рон? — заспанно моргая, Эрин приподнялась у меня на руках и непонимающе огляделась. — Что за шум?

Разбудил-таки, старый хрен, мою девочку! Жаль не дотянуться до него, а то бы быстро мозги вправил, научил, как к людям отдыхающим цепляться со всяким бредом.

— Ничего важного. Бродяга в соседней камере буянит, — прошептал, погладив ее по голове, при этом осторожно, но настойчиво притягивая обратно к себе. — Спи.

Но не успела она снова закрыть глаза, как старикан уже в голос завопил:

— Ни стыда нет, ни совести! В ночь, посвященную Подателю Жизни и Вершителю Судеб вы, недостойные, осквернили свои уста ложью, а сердца — прелюбодеянием!

— Что? — сон слетел с Эрин, словно его и не было. Еле удержал ее, так резко она рванулась в сторону решетки. — Не было такого, старец! Это клевета!