Автору этих строк посчастливилось учиться в те годы у А.М.Самарина. Память сохранила немало интересных штрихов к портрету этого замечательного ученого. Помню, нам предстоял ответственный экзамен по спецкурсу, который должен был принимать сам "шеф". Накануне вся группа электрометаллургов пришла на консультацию. А.М.Самарин начал ее с сообщения, что экзамен будет проходить без традиционных билетов: "Я не кассир — билеты раздавать, да и вы не пассажиры". "Каждому, - сказал он, — я задам по четыре вопроса". "Александр Михайлович, не много ли для бедного студента?", — не удержался я. "Бедным студентам могу пойти навстречу и ограничиться всего одним вопросом", — ответил он в том же шутливом тоне. Разумеется, желающих отвечать "всего" на один-единственный вопрос не нашлось.

На следующий день все снова собрались в этой же аудитории, расположенной рядом с кафедрой. Александр Михайлович, как и обещал, продиктовал всем по четыре вопроса, а затем ушел в соседнюю комнату, чтобы, по его словам, не мешать нам готовиться к ответу.

Надо ли говорить о том, что экзамен, проходивший в такой доброжелательной обстановке, стал не только памятным событием в нашей жизни, но и прекрасным уроком доверия и уважения, который преподал маститый ученый своим ученикам.

Первые страницы отечественного ракетостроения связаны с деятельностью Группы изучения реактивного движения (ГИРД), во главе которой стоял тогда еще мало кому известный недавний выпускник МВТУ СП. Королев. Поскольку вначале энтузиасты работали в ГИРДе на общественных началах, они в шутку так расшифровывали название своей "фирмы": "группа инженеров, работающих даром". М.Н. Баланина-Королева, мать будущего академика, вспоминала, как однажды, придя домой, сын спросил: "Мамочка, у нас есть что-нибудь серебряное?" Мария Николаевна очень удивилась этому вопросу, поскольку знала, что Сергей совершенно равнодушен и к деньгам, и к драгоценностям. "Зачем тебе, сын? " — "Понимаешь, какое дело ... Паять двигатель надо, реактивный. Но только серебром".

Мария Николаевна молча вышла из комнаты и вскоре вернулась с двумя серебряными ложками. -"Вот все имеющееся в доме серебро". Наградой ей были радость сына и его крепкий поцелуй.

 Об историях с географией рассказано и написано немало. А вот диктор Центрального телевидения народный артист РСФСР лауреат Государственной премии СССР Игорь Кириллов вправе утверждать, что попал в историю не только с географией, но и с металлургией впридачу.

Как-то однажды в новогодний вечер он читал в эфир сводку последних известий. Все новые и новые листки со свежими новостями "прибывали" на дикторский стол. Взяв в руки очередную страничку, диктор пробежал ее глазами: сообщалось, что в канун Нового года на одном из ферросплавных заводов досрочно вошла в строй мощная электропечь и получены первые тонны ферросилиция. Но машинистка ошиблась и вместо "ферросилиция" напечатала "ферросицилия". Диктору на размышление отпущены считанные мгновенья.

"Не опечатка ли, думаю, — вспоминает Игорь Леонидович, — ведь правильно — ферросилиций; хотя наука идет вперед, может, ферросицилий тоже появился. Все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, а телезрителям я без задержки сообщил, что получен ферросицилий".

Прошло несколько дней, и почта принесла И.Л. Кириллову письмо от одного московского профессора: "Дорогой Игорь Кириллов, — писал он, - поздравляю Вас с Новым годом, с открытием нового материала — ферросицилия и имею основания ждать, что в следующем году Вы откроете ферросардиний .. ."

В конце XVIII века в Мадриде при дворе испанского короля Карла III работал французский химик и металлург Пьер Франсуа Шабано. Много внимания он уделял платине и одним из первых научился получать ковкие слитки из этого металла. Однажды его лабораторию посетил некий маркиз Аранда. Заинтересовавшись лежавшим на столе небольшим (со стороной 10 сантиметров) кубиком платины, маркиз хотел взять его в руки, но не тут-то было: слиток весил около 22 килограммов. "Вы смеетесь надо мной, — вскричал вельможа, — металл чем-то приклеен к столу!"

В 1891 году выпускник Гарвардского университета Роберт Вуд (впоследствии знаменитый американский физик) приехал в Балтимор, чтобы позаниматься химией у известного профессора А.Ремсена. Поселившись в университетском пансионе, Вуд вскоре прослышал от живших там студентов, что хозяйка, якобы, частенько готовит утреннее жаркое из ... остатков вчерашнего обеда, собранных с тарелок. Но как это доказать?

Вуд, большой любитель находить для любой задачи оригинальное и вместе с тем простое решение, не изменил себе и на этот раз. В один из дней, когда на обед был подан бифштекс, ученый, оставив на тарелке несколько больших кусков мяса, посыпал их хлористым литием — совершенно безвредным веществом, похожим по виду и вкусу на обыкновенную поваренную соль. На следующий день кусочки жареного мяса, поданного студентам на завтрак, были "преданы сожжению" на горелке спектроскопа. Красная линия спектра, присущая литию, разоблачила чрезмерно экономную хозяйку пансиона.

В середине 50-х годов прошлого века англичанин Генри Бессемер, проводя многочисленные эксперименты по получению ковкого железа и стали, пришел к выводу, что углерод, содержащийся в чугуне, "не может в условиях белокалильного жара находиться в присутствии кислорода, не соединяясь с ним и, таким образом, не производя горения . . . Следовательно, достаточно привести в соприкосновение кислород и углерод так, чтобы значительные количества их подвергались взаимному действию, чтобы получить температуру, не достигнутую до сих пор в крупнейших печах". По его мнению, для этого нужно было продуть расплавленный чугун воздухом.

Эта гениальная идея, совершившая поистине переворот в металлургии, в то время многим казалась по меньшей мере нелепой. Первым, кто отнесся к ней весьма скептически, был литейщик, которого изобретатель нанял для проведения практических плавок в своей мастерской.

Когда Бессемер сказал ему, что хочет продуть холодный воздух через жидкий металл, чтобы его разогреть, на лице литейщика появилось такое выражение, которое запомнилось изобретателю на всю жизнь. В нем, вспоминал Бессемер, "смешалось удивление и жалость к моему полному невежеству". "Металл весь скоро превратится в глыбу", -без тени сомнения заявил мастер. Велико же было его удивление, когда после продувки ослепительная струя металла полилась по желобу в ковш, а оттуда в изложницу. Через несколько минут их взорам предстал слиток металла."Я не в состоянии передать, - писал Бессемер, — что я чувствовал, когда увидел эту раскаленную массу, медленно поднимающуюся из формы. Это был первый большой слиток литого железа, который когда-либо видел человеческий глаз".

Во второй половине прошлого столетия резко возрос интерес к редкоземельным элементам. Подобно тому как во времена золотых лихорадок тысячи любителей наживы устремлялись в пески Калифорнии и к берегам Клондайка, в последней четверти XIX века на побережье "архипелага редких земель" высадился многочисленный десант ученых - искателей химических кладов. Открытия новых редкоземельных, металлов посыпались как из рога изобилия, но, увы, подавляющему большинству из них (а всего их оказалось свыше ста) не хватало "документов", требующихся для постоянной прописки в таблице элементов. Зато какие красивые имена давались новорожденным их счастливыми "родителями": филиппий и деципий, демоний и метацерий, дамарий и люций, космий и неокосмий, глаукодидимий и викторий, эвксений и каре-линий, инкогнитий и ионий, Кассиопей и альдебараний ... Теперь эти звучные названия можно найти лишь в списках ложнооткрытых химических элементов.