Как словом – так и делом. Следующим же вечером рванули большой компанией в «Дикую лошадь», где лютовал особый фейсконтроль. Помимо всяких «гашеных» и крепко перебравших, в клуб не пускали и тех, кому не исполнился двадцать один год. Паспорт, конечно, предъявить не просили, но с виду совсем юных сразу бескомпромиссно разворачивали.

Какое-то время они, оккупировав длинный стол на крытой террасе, сидели все вместе – его друзья и Никины. Знакомились, общались, шутили, провозглашали тосты. Всё было хорошо, даже замечательно, только вот женского общества не хватало. Две дамы на всю компанию, одна из которых родная сестра, вторая – совсем мимо.

Ника, заметив, что Андрей скользит ищущим взглядом по толпе, пихнула его в бок и, подмигнув, спросила:

– Что? Ищешь, на кого бы глаз положить?

Но «искать» даже и не пришлось. Она нашлась сама, просто случайно оказалась рядом, да так и осталась. Молчаливая, улыбающаяся, малоприметная девушка. Имени её Андрей даже не запомнил. Не запомнил и лица. Только душные объятья на заднем сиденье чужого тесноватого «фокуса», липкие поцелуи, сладкий парфюм. Затем – такое же сумбурное продолжение на даче у какого-то Никиного дружка, прощание-бегство и неловкое «Я позвоню, если что...».

А утром Андрей мчался на работу, проклиная пробки, лихачей-маршрутчиков, подрезающих тут и там, только успевая лавировать, и, конечно, себя. Себя – не очень, себя он всё-таки любил, но на дачу определённо поехал зря. И вообще всё зря. В итоге – спал от силы пару часов, голова гудит и на душе отчего-то очень гадко. Хотел ведь просто отвлечься, избавиться от навязчивого томления и дурных мыслей – и ни черта не избавился, только в придачу ко всему тошно стало, а за грудиной ещё назойливее свербит…

Как ни мчался Андрей, а всё-таки снова опоздал. Не настолько круто, как в понедельник, но тем не менее факт есть факт.

– Аж завидую твоей отваге, – прокомментировал его пятнадцатиминутную задержку Арсений.

– С огнём играете, Андрей, – вздохнула Дина Шигибаева.

– А мне кажется, – вкрадчиво молвила Люба, – ничего ему Старуха не сделает. Видать, кое-кому можно и опаздывать, и вообще…

– Люба, – резко перебил её Андрей, – вы что-то знаете, чего не знаю я?

– Ну что я могу знать? – Люба картинно опустила глаза, но на губах по-прежнему играла потаённая улыбка. – Просто делюсь кое-какими соображения.

– Свои соображения оставьте при себе. Делиться надо проверенными фактами, и то, когда вас об этом спросят.

Любина улыбка мгновенно сползла. На белой шее проступили алые пятна. Она обиженно поджала губы и, метнув короткий сердитый взгляд на Андрея, уткнулась в монитор.

В отделе повисло гробовое молчание, которое, спустя четверть часа, взорвал резкий звонок внутреннего телефона. Дина Шигибаева вздрогнула, да и остальные встрепенулись.

– Да… да… хорошо, сейчас сделаю, Елена Эдуардовна, – лепетала Дина, бледнея. – Батурин? Да, здесь. Хорошо, передам.

Дина положила трубку, облегчённо выдохнула, перевела взгляд на Андрея и сделала страшные глаза:

– Старуха требует вас к себе. Срочно.

Елена Эдуардовна себя не узнавала. Вчерашний день казался пустым и тоскливым и тянулся бесконечно. Батурин «отгуливал», и его почему-то очень не хватало…

Хотя с чего бы вдруг, если подумать? Ведь даже тогда, когда он присутствует на работе, они почти не видятся. Однако само осознание, что он здесь и в любой момент можно его, например, вызвать, многое значило.

Но всё равно… между ними ведь ничего такого и не было. Несколько коротких встреч наедине, несколько фраз, случайные прикосновения и взгляды, от которых заходилось сердце. Да и всё.

Однако вот она уже думает о тех мимолётных мгновениях днём и ночью. Вспоминает, как он смотрел на неё там, на парковке, а ещё в кабинете. Смотрел так, что её накрывало жаром… И до сих пор от одних лишь этих воспоминаний тело наполняла сладкая, тягучая истома, а воображение само беззастенчиво рисовало продолжение...

«Кажется, я схожу с ума», – удивлялась себе Елена Эдуардовна, но вновь и вновь представляла разные волнующие сцены.

А сегодня она и вовсе встала на час раньше – всей душой стремилась на работу.

В общем-то, она всегда работала с энтузиазмом, но тут совсем другое. Где-то в груди поселился трепет, и в голову постоянно лезли всякие глупости.

Пока собиралась – неоднократно ловила себя на том, что витает в облаках и беспричинно улыбается. Это чувство полу-эйфории немножко пугало своей внезапностью и непривычностью. Никогда с ней такого не бывало.

Единственная настоящая влюблённость, которую она пережила ещё в далёком детстве, приносила лишь муки. А единственный мужчина, с которым её когда-то связывали близкие отношения, не сумел по-настоящему затронуть сердце.

Впрочем, это как раз к счастью. Иначе новость о том, что он вовсе не холост, как поначалу говорил, а очень даже женат, наверное, стала бы для неё сильным ударом. А так – она всего лишь отринула его и перешагнула этот неприятный эпизод в своей жизни.

Теперь же с ней творилось что-то немыслимое. Стальной надёжный панцирь не просто дал трещину, а разваливался на глазах. И если поначалу Елена Эдуардовна спрашивала себя, чем мог так её зацепить Батурин, то сейчас она искренне не понимала, как она могла так долго не замечать его раньше. Ведь он – красив, умён, благороден, отзывчив, серьёзен. Сумел многого добиться и, потеряв всё, не сломался… Его достоинства она могла бы с упоением перечислять часами, обсуждать их, делиться восторгами, будь у неё хоть кто-нибудь, с кем можно было бы делиться… Она бы сказала этому кому-нибудь, что Андрей Батурин – лучший мужчина. Мечта, одним словом.

А что особенно странно – больше всего её привлекало в нём то, что ещё совсем недавно раздражало: с ним она не чувствовала себя важной, главной, успешной, уверенной, как со всеми. Наоборот, она ощущала его силу, необъяснимую, подавляющую, подчиняющую. Невозможно было сказать, в чём это выражалось. Он ведь не давил, не командовал, даже не упрямствовал. Он, вообще, по большей части молчал. И тем не менее…

Елена Эдуардовна ещё отчаянно цеплялась за своё положение и пост, пыталась вовсю казаться независимой, но в мыслях всё чаще ловила себя на том, что ей хочется покориться, хочется побыть слабой, хрупкой, немножко капризной, хочется иметь сильное и надёжное плечо. Но это всё мечты, хотя и, безусловно, приятные…

На работе Елена Эдуардовна появилась самой первой, но это уж как водится. Однако вместо того, чтобы заняться делами, коих всегда невпроворот, она заняла наблюдательный пост у окна. Столбом, конечно, не стояла, но то и дело подходила и смотрела вниз.

 «Безумие моё явно прогрессирует», – констатировала она смиренно, продолжая следить за парковкой. Опеля не было.

В девять ноль-ноль радостное волнение в душе заметно стихло, в пять минут сменилось беспокойством, в десять – опустошением. Конечно, есть тысячи причин, почему работник может не явиться на службу, рассуждала она, пытаясь совладать с разочарованием. И вовсе необязательно, что это нечто плохое…

Ещё этот форум! Очень хотелось, конечно, чтобы он там выступил, да хотя бы просто засветился. Это однозначно всколыхнуло бы публику и притянуло медийщиков. Но гораздо больше хотелось, чтобы он просто поехал с ней вместе.

Нельзя сказать, что она строила планы на его счёт. Совсем даже нет. Хотелось побыть вместе в самом невинном смысле и всё.

В девять пятнадцать Елена Эдуардовна совсем пала духом, а минуту спустя – резко воспрянула. На парковку влетел белый родстер. А ещё минутой позже показался и сам Батурин. Вынырнув из авто, он заторопился к центральному входу.

«Опоздал, наглец!», – улыбнулась она счастливо.

Сердце колотилось радостно, а трепет в груди стал просто невыносим. Казалось, изнутри так и распирает.