Не очень украшает Куропаткина утверждение, что под Ляояном он одержал победу. Верно то, что японская армия понесла более внушительные потери (5537 убитых и 18063 раненых японцев против 3611 убитых и 14301 раненых русских). Не стоит говорить безумные речи. Куропаткин готовился долгое время, он стоял здесь ожидая противника, ему не приходилось пересекать море, биться на местах высадки и рваться вперед через горы. Кропоткин потерял свои главные укрепления и потерял весьма бездарно. Он оборонялся — и потери наступающих, понятно, были больше. Но он не дал подлинного сражения, которое подкосило бы японскую мощь. Напротив, эта мощь росла вместе с огромным воодушевлением, испытываемым японской стороной. Кропоткин имел превосходный момент для едва ли не смертельного удара — 1 сентября, но он упустил этот момент. Судьба не прощает медлительность. С Ноги, остановленным у Порт — Артура, поражение японцев у Ляояна могло быть роковым и решающим. Незачем говорить на черное белое. Куропаткин не овладел ситуацией, он не владел инициативой, он отступил на всем своем фронте.
Оценка корреспондента лондонской «Таймс»: «Русские были разбиты — если выражаться с брутальной откровенностью — потому что, хотя их армия была недостаточно хорошей для сражения с японцами. Патриотизм, доблесть, последовательность, которые являются очень ценными качествами, гаснут в современной войне, если они не скреплены интеллигентностью (которая ассоциируется с образованием) — и здесь Россия падает ниц — Куропаткин обнаружил, как обязан был обнаружить каждый русский генерал, что его офицеры не были способны вести наступательную кампанию на очень сложной местности ввиду недостатка интеллигентности и неумения осуществлять полевые маневры».
Ляоян не был финальным приговором истории, потому что 200 тысяч русских воинов все же выскользнули из стальных объятий и сохранили бойцовские качества. Японцы потеряли слишком много солдат и офицеров, чтобы их триумф был полным. И все же. Обратимся к «умеренной» официальной британской военной истории: «Важность этой битвы едва ли можно преувеличить. Своей победой японцы триумфально утвердились в своей стратегии, и вышли из положения, которое справедливо казалось чрезвычайно опасным для них. Более того, ощущение того, что они вышли победоносными из трудного испытания сил дало им высшую уверенность в своей непобедимости, которая является главнейшим достоянием солдата. Наконец, следует указать на то, что, если бы на фоне неудачи первого штурма Порт — Артура, японцы потерпели под Ляояном поражение, это имело бы для Японии решающее значение. Поэтому период между 23 августа и 3 сентября можно назвать наиболее важным периодом войны».
В официальной русской императорской истории о Ляоянском сражении сказано: «Ляоянское сражение является крупным тактическим успехом японцев, которые, уступая нам количеством войск, выбили нашу армию из тщательно укрепленной позиции, с поля сражения, заранее нами избранного и подготовленного. Главную причину успеха японцев надо искать в действиях армии Куроки, в его непоколебимой настойчивости, с которой он выполнил поставленную ему задачу, не представляя себе даже возможности неудачи, переходя в наступление при каждом удобном случае. Мы же вели бои на Сыквантуне совершенно пассивно и обнаружили чрезмерную чувствительность к операциям японцев против наших флангов».
Нельзя не отметить и то, что захваченный японцами Ляоян изменился в течение нескольких часов. Над крышами своих домов китайцы повесили японские знамена (хотя и это обстоятельство не сдержало некоторые японские части от открытого грабежа). Лорд Брук сообщает агентству «Рейтер»: «Редко в истории случалось так, чтобы город грабили трижды за три дня, но именно это случилось в Ляояне». Начали русские, продолжила китайская полиция, а завершили японцы. Их солдаты, пять дней сражаясь, не видели ничего, кроме малых порций риса; войдя в город, они бросились в магазины и к складам.
Как восприняли свою победу японцы? Английский военный наблюдатель Гамильтон спросил Ойяму, доволен ли тот? «Умеренно доволен», — был ответ. — «Русские сумели отойти очень умно». Не получилось второго Седана, битва не стала решающей. А это означало, что коварная фортуна может в любой момент повернуться. Японцы не овладели ею, фортуна была на их стороне, но не в такой степени, чтобы лишить русскую сторону всяких шансов. Японские силы были, как минимум, поделены на две части — под Ляояном и под Порт — Артуром. А с севера, со скрипом, но работал великий молот Транссибирской магистрали. И японцам не время было предаваться триумфу. Коварен рок.
Вторая маньчжурская армия
Русская уверенность в конечном торжестве русского оружия сохранялась все эти долгие месяцы, несмотря на все первоначальные поражения. Ляоян заставил поколебаться даже самых твердых. Шок поражения генерала Кропоткина (как бы он сам ни трактовал итог Ляоянского сражения) прошел по всем войскам, он проник в сознание даже тех, кто твердо и свято верил, что Россию победить невозможно: она огромна, а ее сыны отдадут за нее все, вплоть до жизни.
Оторопевший Алексеев узнал о ляоянских событиях будучи в Мукдене. Он на несколько часов остановил движение поездов на юг, в то время как его собственный поезд мчал в Харбин. Газеты мобилизовали все сомнительное искусство приукрашивать суровые факты. Они писали, что нечего печалиться о поражении, которого, собственно, и не было. «Русский инвалид» бодро сообщал о том, что на самом деле поражение стратегического масштаба потерпел японский генерал Ойяма. Всегда отличавшийся деликатностью царь, в данном случае превзошел себя. «Отход целой армии в таких сложных обстоятельствах и по таким ужасным дорогам является превосходно осуществленной операцией, проведенной, несмотря на невероятные сложности». Так Николай Второй писал в телеграмме Куропаткину. «Благодарю вас и Ваши превосходные войска за их героические труды и постоянную самоотверженность».
В реальности же русские, разумеется, были далеки от удовлетворения. Кропоткин мог делать вид, что общий итог положителен, но практически все его помощники, офицеры штаба, да и просто наблюдатели с русской стороны, были глубоко уязвлены. Один из старейших офицеров писал с горечью: «Мое сердце трепещет, оно болит, глядя на это сражение. При Ляояне Скобелев выиграл бы битву — либо потерял армию, ему неведомы были паллиативы. Я соболезную Куропаткину».
Для Куропаткина было не характерно обвинять в своих несчастьях других, но этот случай был особым. Вся Россия ждала этой битвы, все смотрели на карту и ждали сообщений. Куропаткин, можно сказать, разочаровал всю Россию. И ему было горько. Тем более, что у него были основания винить нерадивых и неумных. «Во всех этих сражениях мы не проявили необходимой твердости, и мы отошли, не сумев даже оценить реальную силу противника. Я считаю необходимым во главе армейских корпусов, дивизий, бригад и полков, которые посылаются на театр военных действий, ставить руководителей с безупречной репутацией, а не очевидно неспособных офицеров».
Из непосредственных руководителей особую горечь испытывал Алексеев и его штаб. Вопреки преднамеренной браваде, муссируемой вокруг Кропоткина, военный министр генерал Сахаров открыто назвал битву при Ляояне поражением. Уязвленный Куропаткин попросил министра разъяснить свою точку зрения и Сахаров написал: «Согласно всеобще принятой терминологии, та сторона, которая добивается достижения своей цели — какой бы ни была цена — одерживает победу, в то время как сторона, не достигшая своих целей, терпит поражение». Это была более честная оценка ситуации. Россия — великая страна, населенная жертвенным народом, и она не нуждается в сладкой лжи, она нуждается в честной оценке ситуации.
Примечательно то, что Куропаткин продолжал претендовать на вариант кутузовского отступления. Он хотел отойти еще севернее Мукдена, на холмы вокруг Тиелинга, где местность представлялась более приспособленной для обороны, чем у Мукдена. Но на этот раз адмирал Алексеев просто встал на дыбы. Император Николай тоже не мог оставить без боя столицу Маньчжурии, и Куропаткин был вынужден занять линию Мукдена. Алексеев при этом никак не мог успокоиться: «Относительно вопроса, касающегося Мукдена, командующий армией дал уклончивый ответ, говоря, что он примет решение только после детальной инспекции здешней позиции и в соответствии с действиями противника. Осмелюсь не скрыть от Вашего Величества, что, по моему мнению, непрерывный отход к Тиелингу и за него скажется самым пагубным образом на моральном состоянии армии».
