С тех пор Расти стал более обозленным и недовольным – жизнью, чем раньше. И это из-за паршивки Мак-Келлан. Нет, Расти не будет колебаться ни секунды перед тем, как всадить пулю в того, кто разрушил; его планы второй раз. Ему уже так или иначе нечего терять. У Расти разрушены мечты, и все это из-за того, что случилось в тот знаменательный день на ранчо Мак-Келлан. Расти жаждал мести, и он бы не успокоился, пока не отомстил. Возможно, Балкин прав. Наверное, ему лучше подождать.

Этот ублюдок все равно пришел не вовремя и все испортил. Теперь ему не удастся овладеть ею, даже если он и попытается.

– Ну ладно, Балкин. Может быть, ты и прав. Убери свою пушку, и мы вернемся обратно в лагерь.

– Если вам все равно, губернатор, мне бы хотелось, чтобы сначала вы убрали свое оружие

Уэлч усмехнулся, слегка удивившись тону Балкина. Он убрал свой револьвер в кобуру.

– Так ты не доверяешь мне? Ну что ж, по-моему, чем дольше человек живет, тем меньше кому-либо доверяет Только помни, кто кладет деньги в твой карман, Балкин Кто платит за твое виски и твоих женщин, которые хотят этого сами.

Балкин опустил свой пистолет, но не убрал его в кобуру.

– Я не забуду этого, губернатор Я должен сделать здесь кое-какую работенку, и мне не терпится завершить ее. Мне кажется, что сейчас вы поступаете несправедливо. Я понимаю, почему вам нравится эта женщина. Она действительно красива. Но это может подождать.

Уэлч улыбнулся, будто его справедливо упрекнули за что-то. И снова он улыбнулся с чувством – превосходства. Уэлч повернулся к Скай:

– Проведете несколько дней в сладком ожидании того, чем нам предстоит с вами заняться, мисс Мак-Келлан. Вы наверняка ловите себя на мысли о том, что с нетерпением ждете этого момента.

Губернатор возвращался в лагерь, не оглядываясь, следуют они за ним или нет Когда Уэлч пошел в лагерь, Балкин взглянул на Скай прищурившись. Она прижимала свою одежду к обнаженному телу

– Спасибо, – прошептала она, но ее сердце колотилось так сильно, что она едва дышала.

– Рано еще благодарить, мисс Мак-Келлан. Я не смогу помешать ему, когда мы доберемся до ранчо Глассмена.

Среди тенен леса обнажают свои клыки

Багряные волки смерти

Той ночью и все последующие ночи охранники сменяли друг друга по очереди. Добравшись до Ландера, они проехали мимо города и направились прямо к долине Долгой Луны. Когда они туда добрались, солнце уже село.

За семь долгих лет долина преобразилась, но не изменилось ранчо Расти Глассмена, которое пустовало и было закрыто, потому что сам хозяин перебрался на ранчо Мак-Келлана.

– Как он может жить в доме моего отца после всего, что он там сделал? – обратилась Скай к Уэлчу. – После убийства Монти.

Уэлча это развеселило, и он чуть заметно улыбнулся.

– Не всем управляет сентиментальность, мисс Мак-Келлан. Понимаете, сначала Расти хотел отдать свой участок Монти после того, как переедет на ранчо вашего отца. Его собственное ранчо вызывает у него слишком много воспоминаний о его сыне и о том, чего он лишился.

– Это звучит так , будто он решил жить там, потому что от этого еще сильнее растет его ненависть и желание отомстить, – сухо заметила Скай

Ей было очень тяжело признать, что все эти годы Глассмен лишь искусно притворялся. Она никогда не любила Расти Глассмена, потому что он был грубоват с ней, но ей и в голову не могло прийти, что он вор и убийца, что он собирался убить ее отца.

Скай проехала в глубь долины, и над ними сомкнулась тьма. Почти полная луна освещала путь, разливая белый свет по всей долине, и этот свет загораживало то дерево, то холм. По кромке леса двигались серебристые тени, но в глубину леса свет не проникал, поэтому лес напоминал таинственное темное царство.

Все ехали молча, и в ночной тишине отчетливо слышался стук копыт лошадей по земле. Скай заметила, что Уэлч, охранники и даже Мэтт были настороже. Они вглядывались в долину, будто ожидали нападения какого-то невидимого, неизвестного врага.

В детстве Скай часто ночами смотрела на эту долину, и она всегда казалась таинственной и призрачной ребенку с живым воображением, да и сейчас Скай неохотно признавала, что чувствует, как «нечто» наблюдает за ней из-за теней. Слишком легко было представить себе движение из-за игры света и тени. Быть может, это нунумби бродили среди деревьев, следуя за ними. Скай никогда не верила в нунумби, маленьких человечков их индейских легенд. Говорили, что они стали пигмеями по воле злого духа, который обитал в горах и насылал проклятье на тех, кто осмеливался выйти из своих вигвамов ночью.

Но там что-то действительно было, что-то, кроме игры воображения. Быть может, призраки и вправду скитались по долине Долгой Луны, души тех, кто любил и потерял, и теперь они бесцельно бродили здесь в поисках покоя, а возможно, даже искали Скай. По индейским верованиям, если над телом человека надругались после смерти, то его душа не сможет отыскать Дорогу Звезд и будет вечно скитаться, беспокойная и потерянная, по Матери-Земле. А Скай не знала, что сделали Уэлч и Глассмен с телами членов ее семьи после того, что она видела сама.

Наконец показался дом, в котором она выросла. Керосиновая лампа освещала первый этаж дома, но он казался пустынным. Скай вспомнила как в дни ее детства Джэрод Нейтан, Блисс и она носились вокруг дома, играли в разные игры, смеялись, пели или выкрикивали разные глупости. Даже по ночам в те прекрасные дни ранчо оставалось оживленным, пока последний его житель не выключит лампу и не ляжет в кровать. Теперь, как и долина, он, освещенный слабым, серебристым светом, казался призрачным.

Скай хотелось вернуться домой и увидеть, что ничего не изменилось и все те ужасы ей приснились. И однажды она все-таки вернулась сюда. Она взяла Эсупа. Он, должно быть, почувствовал ее боль, потому что положил голову ей на колени и заскулил. Они сели среди деревьев на опушке леса и смотрели, как работают люди, а Скай представляла, что все по-прежнему и ничего не изменилось Но больше она ни разу туда не возвращалась, потому что пребывание здесь разрушало все её мечты, а она пока не хотела возвращаться к страшной реальности.

Скай почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, начинают душить ее, но она пересиливала себя. Скай держала их внутри себя все эти годы, не желая признавать, что вся ее семья погибла. Она заставила себя поверить в то, что, если она не плачет по ним, значит, они, не погибли.

Но они погибли. И Скай начала плакать, но ей не хотелось, чтобы это видели ее похитители

Они подъезжали к дому, и до них стали доноситься голоса. Добрые воспоминания куда-то пропали, и память восстановила самые ужасные: выстрелы, кровь, лица отца, братьев и Монти, обезумевшее лицо Блисс. Последние слова матери. «Беги, Скай! Беги!»

Она снова вернулась к тому дню, к смерти. Скай отсрочила ее, но ненадолго, быть может, было бы лучше, если бы она оказалась в тот день в доме и погибла бы со своей семьей? Но Скай могла бы сказать, что многое приобрела за эти семь лет, которые провела в полном одиночестве. Она стала мудрой и зрелой; она научилась терпению и выживанию. И она познала надежду на любовь, даже если в конце она приведет ее к смерти.

Скай взглянула на Мэтта, едущего рядом с ней. Он был сосредоточен скорее на Уэлче, чем на призрачных тенях, бродящих по долине Долгой Луны. Скай знала, что он попытается подобрать подходящий для побега момент, но они уже были на месте, и мечтать о побеге не приходилось.

Охранники с пленными въехали на задний двор. Рабочие были так увлечены игрой в карты, что не слышали, как лошади подъехали к дому. Во дворе не было собак, которые своим лаем могли бы оповестить об их приезде. Они остановились рядом с шестом для привязывания лошадей. Арнольд столкнул пленников с лошадей и начал подгонять их под дулом пистолета к деревянным ступенькам, ведущим в дом. Мэтт оглянулся назад, и Скай подумала, не считает ли он дом последней ловушкой, как он однажды назвал пещеру.