Тускло улыбнувшись, Эдриен позвонил. Дверь открыл сам Ферз:
– А, Черрел! Входите.
Эдриен подал руку. Её не приняли.
– Мне здесь вряд ли обрадуются, – сказал Ферз.
– Но, дорогой мой…
– Да, вряд ли. Но я должен увидеться с Дианой. И пусть мне лучше никто не мешает – ни вы, Черрел, ни другие.
– Кто об этом говорит! Вы не возражаете, если я вызову юную Джин Тесбери? Динни ждёт её в автомобиле.
– Я запер её. Вот ключ. Уберите её, – угрюмо сказал Ферз и ушёл в столовую.
Эдриен отпер гостиную. Джин стояла на пороге.
– Ступайте к Динни и увезите её. Я справлюсь. Надеюсь, всё обошлось по-хорошему?
– Меня только заперли.
– Передайте Динни, – продолжал Эдриен, – что Хилери почти наверное сможет приютить вас. Отправляйтесь к нему; тогда я буду знать, где вас искать в случае необходимости. А вы не из трусливых, юная леди!
– Пустяки! До свидания!
Джин сбежала вниз по лестнице. Эдриен услышал, как захлопнулась входная дверь, и неторопливо спустился в столовую. Ферз стоял у окна, наблюдая за отъездом девушек. Он круто повернулся, как человек, привыкший, что за ним следят. Изменился он мало: похудел, осунулся, волосы поседели чуть больше – вот и всё. Одет, как всегда, опрятно, держится подтянуто, только глаза… О, эти глаза!
– Конечно, – с жутким спокойствием начал. Ферз, – вы не можете не жалеть меня, но предпочли бы видеть меня мёртвым. Кто бы не предпочёл! Человек не должен терять рассудок! Но не надейтесь напрасно, Черрел, сейчас я вполне здоров.
Здоров ли? Судя по виду – да. Но какое напряжение он способен вынести?
Ферз заговорил снова:
– Вы все рассчитывали, что я окончательно свихнулся. Однако месяца три назад я начал поправляться. Как только заметил это, стал скрывать. Те, кто за нами смотрят, – он произнёс эти слова с предельной горечью, хотят таких доказательств нашей нормальности, что мы никогда бы не выздоравливали, если бы всё зависело только от них. Это, видите ли, не в их интересах.
Горящие глаза Ферза, устремлённые на Эдриена, казалось, добавили: "И не в её, и не в твоих".
– Так вот, я все скрывал. У меня хватило силы воли скрывать все в течение трёх месяцев и оставаться там, хотя я был уже в здравом уме. Только в последнюю неделю я показал им, что отвечаю за себя. Но они выжидают куда больше недели, прежде чем сообщить об этом домой. Я не хотел, чтобы они писали домой. Я хотел явиться прямо сюда, показаться таким, какой есть. Не хотел, чтобы они предупреждали Диану или ещё кого-нибудь. Я хотел увериться в себе и уверился.
– Ужасно! – чуть слышно вымолвил Эдриен.
Горящие глаза Ферза снова впились в него.
– Вы любили мою жену, Черрел, и сейчас любите. Так ведь?
– Мы остались тем, чем были, – друзьями, – ответил Эдриен.
– Вы сказали бы то же самое, если бы даже было не так.
– Вероятно. Могу утверждать одно – в первую очередь я обязан думать о ней, как делал всегда.
– Вот, значит, почему вы здесь?
– Боже милостивый! Да неужели вы не понимаете, какое это для неё потрясение? Неужели вы забыли, какую жизнь ей создали до того, как попасть в лечебницу? Или думаете, она забыла? Не лучше ли и для неё и для вас, если бы вы сначала отправились ко мне, ну, хоть в музей, и встретились с ней там?
– Нет, я увижусь с ней здесь, в моём собственном доме.
– Здесь она прошла через ад, Ферз. Вы, может быть, и правы, что скрывали своё выздоровление от врачей. Но вы безусловно неправы, когда собираетесь ошеломить этим её.
Ферз весь напрягся.
– Хотите спрятать её от меня?
Эдриен опустил голову.
– Возможно, что и так, – сказал он мягко. – Но послушайте, Ферз, вы и сами не хуже меня видите, какое положение создалось. Поставьте себя на её место. Представьте себе: вот она входит, – это может произойти каждую минуту, – и неожиданно видит вас, не зная о вашем выздоровлении, не успев свыкнуться с мыслью о нём да ещё помня, каким вы были. На что вы обрекаете себя, идя на такую возможность?
Ферз застонал.
– А на что я обреку себя, отказываясь от единственной возможности? Вы думаете, я ещё кому-нибудь верю? Попробуйте поживите так сами четыре года! Тогда поймёте. – Глаза Ферза засверкали. – Попробуйте, каково, когда за вами следят, когда с вами обращаются, как с озорным ребёнком. Последние три месяца я был совершенно нормален и насмотрелся, как со мной обращаются. Если уж моя собственная жена не примет меня таким, как я есть, – здоровым человеком в человеческой одежде, кому я ещё нужен?
Эдриен подошёл к нему:
– Успокойтесь! Вот тут-то вы и заблуждаетесь. Она одна видела вас в самое тяжелое время. Поэтому ей и будет тяжелей, чем другим.
Ферз закрыл лицо руками.
Посерев от волнения, Эдриен смотрел на него, но, когда Ферз снова открыл лицо, не смог вынести его взгляда и отвёл глаза в сторону.
– И люди ещё рассуждают об одиночестве! – выкрикнул Ферз. – Сойдите разок с ума, Черрел. Тогда вы поймёте, что значит быть одиноким до конца ваших дней.
Эдриен положил руку ему на плечо:
– Послушайте, друг мой. В моей норе есть свободная комната. Переезжайте туда, поживите со мной, пока все не наладится.
Тень внезапного подозрения набежала на лицо Ферза, взгляд стал испытующим и подозрительным, потом признательность смягчила его, но он тут же посуровел, затем опять смягчился.
– Вы всегда были порядочным человеком, Черрел. Благодарю вас – не могу. Я остаюсь здесь. Даже у зверя есть берлога. Моя – тут.
Эдриен вздохнул.
– Хорошо. Подождём её. Вы видели детей?
– Нет. Они помнят меня?
– Не думаю.
– Знают они, что я жив?
– Да. Они знают, что вы больны.
– Не…? – Ферз прикоснулся рукой ко лбу.
– Нет. Поднимемся к ним?
Ферз покачал головой, и в эту минуту Эдриен через окно заметил подходившую к дому Диану. Он спокойно направился к двери. Что делать, что сказать? Он уже взялся за ручку, когда Ферз, оттолкнув его, выскочил в холл. Диана открыла дверь своим ключом. Эдриен увидел, как смертельно побледнело её лицо под полями шляпки. Она прислонилась к стене.
– Всё в порядке, Диана, – сказал он и поспешно распахнул двери столовой.
Диана отделилась от стены и прошла в комнату мимо мужчин. Ферз последовал за ней.
– Если вам потребуется мой совет, я буду в холле, – произнёс Эдриен и закрыл дверь…
Муж и жена дышали так, словно прошли не три ярда, а пробежали сто.
– Диана! – воскликнул Ферз. – Диана!
Казалось, она утратила дар речи. Он возвысил голос:
– Со мной всё в порядке. Ты не веришь?
Она по-прежнему молча наклонила голову.
– Что же ты молчишь? Или для меня даже слов не найдётся?
– Это… это от потрясения.
– Я вернулся здоровым. Вот уже три месяца, как я здоров.
– Я так рада, так рада!
– Боже мой! Ты все так же хороша!
Неожиданно он схватил её, крепко прижал к себе и стал жадно целовать.
Когда он отпустил её, Диана, задыхаясь, упала на с гул и взглянула на мужа с таким ужасом, что он закрыл лицо руками.
– Роналд… я не могу… не могу, как раньше… Не могу… Не могу…
Он опустился перед ней на колени:
– Я не хотел сделать тебе больно. Прости!
Затем, словно истощив всю силу чувства, оба встали и отошли друг от друга.
– Давай обсудим все спокойно, – предложил Ферз.
– Давай.
– Должен я уйти?
– Дом – твой. Поступай, как лучше для тебя.
У Ферза вырвалось что-то похожее на смех.
– Для меня было бы лучше, если бы и ты и все остальные относились ко мне так, как будто со мной ничего не случилось.
Диана молчала. Она молчала так долго, что у него снова вырвался тот же звук.
– Не надо! – попросила она. – Я попытаюсь. Но я должна… должна иметь отдельную комнату.
Ферз поклонился. Внезапно взгляд его мотнулся к ней.
– Ты любишь Черрела?
– Нет.
– Другого?
– Нет.
– Значит, боишься?
– Да.
– Понимаю. Это естественно. Что ж! Кто обижен богом, тот не выбирает. Что дадут, то и ладно. Не телеграфируешь ли в лечебницу, чтобы прислали мои вещи? Это избавит от шума, который они могут поднять. Я ведь ушёл не попрощавшись. К тому же я, наверное, им что-нибудь должен.