Казалось, он смирился с тем, что совершенно одинок в этом мире, и даже убедил себя, что предпочтительнее жить в одиночестве. Однако это было неправдой. Эверил видела его тоску и потребность в человеческом тепле, как бы упорно он ни отрицал этот факт.

Печальная улыбка скользнула по ее губам. Дрейк может сколько угодно притворяться свирепым и пытаться убедить ее в своих злостных намерениях. Но она раскусила его. Пожалуй, она понимает даже больше, чем ему бы хотелось.

Едва ли мужчина, способный на жестокое убийство, стал бы утешать свою пленницу, испугавшуюся темноты. Напротив, он наслаждался бы ее ужасом и не преминул усугубить ее страдания жестокостью и насилием. Разве безжалостный убийца стал бы рассказывать о своем прошлом, о своей боли? Никогда.

Дрейк же сделал все наоборот, позволив Эверил увидеть в нем человечность, которую она не рассчитывала обнаружить.

Нежно касаясь его щеки, она погладила кончиком пальца колючую от пробивающейся щетины кожу. Дрейк нуждается в тех же простых и столь необходимых вещах, что и она: понимании и уверенности, что ты кому-то нужен.

Что ж, ее прямой долг, как жены, позаботиться об этом. Но чувство, расцветавшее в сердце Эверил, не умещалось в рамки той связи, которую она ощущала между ними. Конечно, она понимает Дрейка, нуждается в нем… И любит.

Как глупо с ее стороны испытывать чувство, на которое он никогда не ответит по многим причинам, и главные из них – его израненное сердце и ее заурядная внешность. И все же Эверил цеплялась за свое открытие, как за спасательный круг. Она не предаст Дрейка, даже если весь мир отвернется от него, и будет надеяться, что он относится к ней так же. Это единственное, что ей остается, ибо признаться ему в своих чувствах значило бы возвести между ними преграду размером с долги Эбботсфорда.

Когда Дрейк проснулся, ярко светило солнце. У очага, что-то напевая под нос, суетилась Эверил.

Она была одета в простенькое серое платье. Ее локоны скрывал белый чепец с оборками, который он так ненавидел. Застонав, он скатился со своего тюфяка. Каждое его движение болью отдавало в мозгу. Казалось, что внутри черепной коробки марширует целая армия. Подумать только, он даже не помнит, как отключился прошлым вечером.

Эверил обернулась и, устремив на него заботливый взгляд, спросила:

– Будешь завтракать?

При мысли о пище Дрейк скривился и замотал головой.

Эверил уселась за стол и принялась за еду, а он с интересом наблюдал за ней. Постепенно Торнтон начал вспоминать свои пьяные откровения. Ни разу со дня похищения Эверил из Дунели ему не приходило в голову делиться с ней своим прошлым, особенно теми чудовищными подробностями, которые он выложил прошлым вечером. Да, вчера он был хорош!

Не придумал ничего лучшего, как сгрести ее в пьяные объятия, сравнить со своей матерью и предложить заняться любовью.

Проклятие! И как его угораздило так напиться!

Приглушенно выругавшись, Дрейк встал с постели и подошел к окну. Яркие лучи солнца весело заливали ущелье. Утренний ветерок колебал островки зеленой травы, пробивавшейся среди скал и камней. Дрейк вдохнул в легкие свежесть.

Зря он рассказал Эверил о своем прошлом, об отце с матерью и причинах, заставлявших его жаждать мести. Ведь она даже не подозревает, что связывает его с Мердоком, и лучше ей оставаться в неведении.

Она и так заимела над ним слишком много власти. По мере того как боль в голове Дрейка стихала, напряжение в его чреслах росло. Тяга к Эверил лишала его способности думать и выходила за рамки физического желания. Дрейк ничего не имел против физической близости с женщиной и находил это занятие весьма приятным. Но он всерьез опасался, что ничто – даже если он уложит ее в постель и не выпустит до тех пор, пока не удовлетворит свою страсть – не уменьшит его тяги к Эверил.

Он должен попросить у нее прощения – и не только за свое поведение прошлым вечером. Не мешало бы извиниться за кислое настроение, в котором он пребывал в последнее время. И за то, что позволил ей думать, будто считает ее слишком непривлекательной, чтобы заняться с ней любовью.

– Ты уверен, что не хочешь завтракать? – раздался за его спиной мягкий голос девушки.

– Да, – ответил Дрейк, развернувшись к жене лицом. – Мне нужно поймать рыбу, иначе вечером нам будет нечего есть.

– Понятно. – Тоскливое выражение придало глазам Эверил цвет весенней листвы, уголки ее губ опустились.

Тронутый унылым видом супруги, Дрейк подошел ближе. Ее печаль тревожила его.

– Эверил, я понимаю, что, когда мы были здесь в прошлый раз, тебе пришлось почти все время сидеть в хижине.

– Верно. – Она натянуто улыбнулась. – В детстве у меня весь нос был в веснушках. Отец даже говорил, что я слишком люблю солнце.

Дрейк представил себе шаловливую девчушку с белокурыми кудрями, веснушками и лукавыми искорками в глазах, которая неутомимо носилась по зеленым холмам Шотландии.

Он тряхнул головой, раздраженный тем удовольствием, который доставил ему образ, нарисованный воображением.

– Если хочешь… ты могла бы погулять по берегу, пока я буду рыбачить.

– Я была бы очень рада. – Эверил вскинула на него взгляд, полный благодарности.

Они вышли из хижины и поднялись по крутому склону к воротам. Дрейк вытащил ключ, отпер замок и, распахнув тяжелые двери, пропустил Эверил вперед.

Застенчиво кивнув, она вышла через ворота на поросшее травой плато. После недавнего дождя воздух пах влажной землей. Дрейк двинулся следом, наблюдая, как вокруг ее стройных бедер колышется серая юбка.

Поравнявшись с Эверил, Дрейк бросил взгляд на ее разрумянившееся лицо. Непривычное чувство покоя шевельнулось в его груди.

– Каким ты был в детстве? – поинтересовалась Эверил, устремив на него любопытный взгляд. – Примерным ребенком, корпевшим над книжками?

Дрейк усмехнулся.

– Нет, я был жутким озорником, поэтому, когда мне исполнилось семь лет, отец отправил меня обучаться рыцарскому делу. Там я познакомился с Кайреном и Эриком, еще одним моим другом.

– И чем вы занимались?

Дрейк вдруг понял, что ему нравится отвечать на ее вопросы.

– Всевозможными проказами, в основном благодаря Кайрену. Эрик еще пытался внять голосу разума. Ну а я… был где-то посередине. Серьезно относился к своим обязанностям, но и не отказывался от шалостей, когда представлялась возможность.

– А сейчас? Вы по-прежнему дружите?

– Да. – Он кивнул в подтверждение своих слов. – Мы как братья. С ними я спокоен в бою за свой тыл и уверен в их поддержке в трудную минуту.

Дрейк помолчал, решая, стоит ли продолжать. Но настроение располагало к откровенности. Ему очень нравилось разговаривать с Эверил без угроз и взаимных оскорблений.

– Эрик и Кайрен спасли меня из застенков Мердока. Я был на волосок от смерти, когда это случилось.

– Неудивительно, что ты так привязан к ним. – Ее взгляд потеплел.

Лицо Дрейка приняло суровое выражение.

– Да. Я обязан им жизнью.

Они начали спускаться к берегу, окруженному полоской пены, за которой простиралось бескрайнее море. Сделав несколько шагов, Эверил поскользнулась. Дрейк рванулся вперед и, обхватив ее за талию, не дал упасть. Нежный цветочный аромат ударил ему в ноздри. Он не мог заставить себя оторвать от нее руки.

– Дрейк? – Эверил подняла на него вопросительный взгляд.

– Не хватает еще, чтобы ты упала, – буркнул он, крепче сжимая руки.

Эверил, казалось, не возражала против его объятий. Опустив взгляд, Дрейк любовался блестящими локонами, видневшимися из-под ее чепца. Солнце, пробившись сквозь облака, осветило их золотистыми лучами. Капельки пота выступили у него на лбу. Проклятие, до чего же он хочет собственную жену!

– Дрейк, я хотела сказать… насчет твоей матери. Мне очень жаль. Дети не заслуживают подобного обращения.

– Все это чепуха, – отмахнулся он, не желая развивать эту тему.

Добравшись до берега, Торнтон неохотно выпустил девушку из своих объятий. Волны с тихим плеском набегали на скалы, в воздухе проносились чайки. Эверил сняла чепец, позволив ветру играть длинными прядями распущенных волос. Здесь, у моря, она казалась удивительно естественной, словно русалка, отдыхающая на суше.