Дрейк встал и снова обошел ее. На сей раз он подошел к открытому окну, за которым простиралась ночь.

– Против меня имеются весомые улики, а в защиту моей невиновности нет ничего. Я не могу позволить Мердоку остаться безнаказанным. А тот факт, что он и моя мать были слеплены из одного теста, только усиливает мою ярость.

– Почему? – требовательно спросила Эверил, остановившись за его спиной.

Нежный аромат ее кожи и отчаянные попытки понять его внезапно слились с воспоминаниями об их занятиях любовью, о ее слезах. Грудь Дрейка болезненно сжалась. Да, Эверил имеет право на большее, чем те отрывочные сведения, которыми он каждый раз потчует ее. Она заслуживает всей правды. Но пожелает ли она разговаривать с ним, если узнает все до конца?

– Ты не понимаешь, – снова произнес он, признавая свое поражение.

Как можно хотеть, чтобы она ушла, и одновременно жаждать, чтобы она осталась?

– Мне надоело это слышать! Как я могу понять то, чего ты не желаешь объяснить? Я устала от твоего непредсказуемого поведения и смены настроений. То ты страстный, то холодный. Ласковый вечером и отчужденный утром. Неужели ты не понимаешь, как это ранит меня? – Она была так близко, что он чувствовал ее дыхание. – Может, ты такой же, как твоя мать, и тебе просто наплевать на других?

Дрейк стремительно обернулся. Его глаза вспыхнули от гнева.

– Что ты сказала?

– Ты прекрасно слышал, не глухой, – отозвалась Эверил, вызывающе вздернув подбородок. – Я хочу знать, почему ты не можешь покончить с прошлым и подумать о будущем. Возможно, в тебе больше сходства с Дайрой, чем тебе кажется. Может, ты получаешь удовольствие, разрушая чужие жизни ради собственного удовольствия…

– Проклятие, никогда! – Дрейк потрясенно уставился в ее обеспокоенные глаза. В них смешались боль, гнев, смятение… И надежда. Это явилось последней каплей. – Вам нужна правда, моя благородная супруга? Как пожелаете. Боюсь только, что ты пожалеешь об этом.

Он схватил ее за плечи и притянул к себе, гоня вон страшную мысль, что, возможно, в последний раз наслаждается подобной близостью. Эверил доверчиво прильнула к нему. Дрейк прижал ее теснее и глубоко вздохнул, наполнив легкие ее нежным цветочным ароматом. Что она почувствует, когда узнает все? Будет оскорблена? Возненавидит его за скрытность и молчание?

– Дело в том, что завидный жених, за которого ты чуть не вышла замуж, чтобы спасти Эбботсфорд от разрушения, приходится мне родственником. У нас один отец.

Эверил в замешательстве посмотрела в лицо Дрейка.

– Лохлан? Он был…

– Моим отцом.

Кровь отлила от ее лица.

– Значит, Мердок…

– Мой сводный брат, – подтвердил Дрейк ее невысказанную догадку.

В течение долгой ужасной минуты она смотрела на него, затем, вывернувшись из его объятий, рванулась прочь. Подавленный грузом сожалений и бессильной ярости, Дрейк не препятствовал ей.

Эверил медленно подошла к очагу и опустилась на стул.

– И ты использовал меня против собственного брата?

Дрейк вздохнул и потер рукой усталое лицо. Его душу терзали муки совести. Он не мог видеть разочарование, проступившее во взгляде своей жены.

– Отец женился на моей матери через несколько лет после смерти своей первой жены, оставившей ему Мердока. Не знаю почему, но Мердок всегда ненавидел меня. Мне было три года, когда он попытался меня утопить.

Эверил ахнула, ее бледное лицо исказилось от ужаса. Дрейк бесстрастно продолжил:

– Когда мне исполнилось шесть, он заманил меня в лес и бросил. Прошло двое суток, прежде чем отцу удалось разыскать меня. В девять лет, когда я приехал домой погостить из замка, где проходил рыцарскую науку, Мердок подсунул в мою постель змею. В двенадцать он отравил мою еду. Он был намного старше, и в детстве я немало натерпелся от его злобных выходок и ненависти, причины которой никогда не понимал. И до сих пор не понимаю. Клянусь Богом.

– Господи, – вымолвила Эверил дрожащим голосом.

– По мере того как я рос, ссоры между ним и отцом становились все более яростными. Отец пригрозил отослать его прочь, на север, к моему дяде, славившемуся своим жестоким нравом. В отместку Мердок, тогда уже взрослый юноша, соблазнил мою мать. Не потому, что испытывал к ней какие-либо чувства, а потому, что знал, как любит ее отец.

– И ты застал их вместе.

Дрейк кивнул.

– Мердок назначил свидание в солярии, прекрасно зная, что я провожу там вечера.

– То есть он все подстроил, чтобы причинить тебе боль?

В ее голосе прозвучала неподдельная мука. Однако Дрейк не дрогнул, отказываясь верить в ее сочувствие, и не желая черпать в нем утешение.

– Вначале я так и подумал. Но потом понял, что он рассчитывал, что я расскажу обо всем отцу. Я был единственным человеком, кому Лохлан безоговорочно верил.

– А почему Мердок не устроил все так, чтобы отец сам наткнулся на них? Разве это не было бы проще?

Вспотевшие ладони Дрейка сжались в кулаки.

– Мердок – не дурак. Он знал, что отец так сильно любил мою мать, что убил бы его на месте.

– Но что Мердок надеялся выгадать, навлекая на себя гнев отца? – озадаченно спросила Эверил.

– Поначалу я не мог придумать никакого объяснения, кроме чистой злобы, вызванной угрозой отослать его на север. Но позже, когда Мердок по собственному желанию отбыл ко двору, между ним и отцом завязалась переписка. Мердок ясно дал понять, что Лохлан должен изгнать меня с матерью. Он утверждал, что якобы переспал с ней с единственной целью – доказать отцу, что она не заслуживает его любви. Он поспешил также намекнуть, что столь неразборчивая сучка, как моя мать, могла зачать от кого угодно. А следовательно, в ее ребенке не может быть ни благородной крови, ни чести.

Лицо Эверил вспыхнуло от негодования.

– Не может быть, чтобы твой отец поверил в эти измышления.

– Конечно, он не верил. После того как Дайра… умерла, отец несколько месяцев предавался горю, а потом изменил завещание, обязав Мердока жениться на тебе, прежде чем тебе исполнится восемнадцать.

– Признаться, это довольно необычное пожелание.

Дрейк пожал плечами:

– Не совсем. Надо было положить конец вражде между Кэмпбеллами и Макдугалами. Отец верил, что брак, преследующий подобную цель, благотворно подействует на Мердока. Но вплоть до этого исторического события по завещанию Лохлана полномочия вождя возлагались на меня. Так что если бы не обвинение в убийстве, именно я, а не Мердок, стал бы во главе клана.

На лице Эверил, бледном как мел, проступили проблески понимания.

– Поэтому Мердок организовал убийство Лохлана и свалил вину на тебя.

Дрейк кивнул:

– Он устроил все так, чтобы нанятый им убийца, переодетый в одежду клана Макдугалов, напал на Лохлана в тот момент, когда мы сражались с твоими сородичами. Сам Мердок в это время находился в Глазго.

– Это объясняет, почему Мердок послал за мной на несколько месяцев раньше, намекая на скорую свадьбу. – Эверил прижала дрожащую ладонь ко рту.

– И вы отказали ему?

– Нет, просто тянули время. Отец колебался, ссылаясь то на скверную погоду, то на болезни, поразившие наших людей. В результате мы смогли отправиться в Дунели только в июне.

Дрейк кивнул и закрыл глаза, ощущая пульсирующую боль в голове. Он никогда не рассказывал так много ни одной душе, даже Кайрену и Эрику. Почему выложил все это Эверил?

– Итак, Мердок ложно обвинил тебя в убийстве Лохлана, чтобы стать вождем, – подытожила девушка, нарушив молчание.

– Да. У него осталось немало могущественных друзей среди членов клана, готовых поверить, что убийство – заговор коварных англичан. Будто бы я сговорился со своим дедом, дабы захватить власть. Им не потребовалось много времени, чтобы убедить остальных, что больше всех выгадал от смерти Лохлана именно я, и когда они представили окровавленный кинжал, который я вытащил из тела отца, я был обречен.

– И Мердок, как старший сын вождя, получил власть.

– Да. Он убедил весь клан, что завещание, написанное в порыве горя, не может быть основанием для лишения законного наследника его прав.