— Ты останешься стоять здесь лагерем, пока король не пришлет ответа.

— И когда это произойдет? — спросил Зуга, и Ганданг сурово ответил:

— Когда король соблаговолит.

Зугу и его людей оставили в покое, никто им не досаждал. Хотя вокруг лагеря, карауля их днем и ночью, расположилась дюжина воинов-амадода из отряда матабеле, ни один из них не пытался проникнуть за колючую ограду. Личности и собственность пленников должны оставаться неприкосновенными, пока не будет получено разрешение убить их.

Основная часть отряда матабеле стала лагерем в полукилометре ниже по течению. Каждый вечер высокий индуна приходил к белому человеку, и они по часу и дольше сидели у костра напротив друг друга и вели неторопливые серьезные разговоры.

Дни ожидания сливались в недели, и двое мужчин постепенно начали испытывать друг к другу глубокое уважение, если не настоящую дружбу. Оба были воинами и легко находили общую тему для разговоров — рассказы о былых походах, о битвах и сражениях. Каждый признавал в другом силу и врожденную порядочность человека, живущего в согласии с законами своего общества, пусть даже законы эти сильно различались.

«Я считаю его джентльменом, — писал Зуга в своем дневнике. — Прирожденным джентльменом».

А Ганданг, лежа на циновке рядом с Юбой, коротко сказал:

— Бакела — это мужчина.

Ганданг позволил носильщикам Зуги выйти из лагеря, нарубить деревьев и нарезать листьев для обустройства хижин, так что впервые за много дней майор мог спать в тепле и сухости. Теплое жилье, а также вынужденная передышка от бесконечного похода быстро поправили его здоровье. Глубокая рана на щеке зажила чисто, оставив после себя блестящий розовый шрам. Плечо срасталось, синяки исчезали, и он мог ходить без костыля и не закреплять руку на перевязи. Через неделю он понял, что уже может стрелять из тяжелого ружья десятого калибра.

Однажды вечером майор предложил сыну короля поохотиться вместе, и индуна, который к этому времени устал от затянувшегося безделья не меньше Зуги, охотно согласился. Амадода Ганданга окружили стадо капских буйволов и погнали мычащую, охваченную паникой черную волну туда, где ждали Ганданг и Зуга. На глазах у Зуги стройный индуна поднялся во весь рост из укрытия, босиком, без щита побежал навстречу стаду и одним ударом ассегая убил матерого быка, вонзив широкий наконечник копья между ребрами позади вздымающегося плеча. Зуга знал, что у него самого для такого подвига не хватит ни умения, ни мужества.

Молодой воин, в свою очередь, видел, как Зуга вышел навстречу разъяренному слону, с ревом мчавшемуся на него. Грянул выстрел, зверь, подняв облако пыли, рухнул на колени. Он подошел к нему следом за Зугой и коснулся небольшой черной дырки в серой слоновой шкуре, зияющей в паре сантиметров выше первой кожной складки в верхней части хобота.

Индуна понюхал кончик указательного пальца и, почувствовав запах крови, тихо, но с силой произнес: «Дау!» — выражение глубочайшего восхищения. Молодой воин и сам имел ружье марки «Тауэр», изготовленное в Лондоне в 1837 году. Впервые получив в руки это оружие, он стрелял в буйвола, слона и машона. Все трое убежали сломя голову, но без единой царапины.

Он знал, что при стрельбе необходимо плотно закрывать рот и глаза и задерживать дыхание, а в момент выстрела прокричать заклятие, чтобы отпугнуть демона, живущего в пороховом дыму, иначе он проникнет через глаза или рот и овладеет стрелком. Чтобы послать ружейную пулю как можно дальше, необходимо также нажимать на спусковой крючок неожиданно и с убийственной силой, точно бросаешь копье. Кроме того, чтобы уменьшить отдачу, нужно не прижимать приклад к телу, а держать его в пяди от плеча. Ганданг строго соблюдал все меры предосторожности, но, несмотря на это, ему ни разу не удалось поразить ни зверя, ни человека, и он забросил ружье, предоставив ему покрываться ржавчиной, в то время как хорошо начищенный ассегай неизменно ярко блестел.

Поэтому он в полной мере оценил величие подвига, совершенного белым человеком с такой очевидной легкостью. С каждым днем, проведенным вместе, их взаимное уважение возрастало и почти переросло в дружбу. Почти, но не до конца, так как слишком глубока и непреодолима была разделявшая их пропасть в культуре и образовании, к тому же оба знали, что в любую минуту с запада может примчаться гонец с посланием от отца Ганданга «Булала умбуна! — Убейте белого!» — И оба знали, чем грозит этот приказ.

Баллантайн подолгу бывал в лагере один и использовал эти часы для того, чтобы как следует продумать аудиенцию у короля. Чем дольше он размышлял, тем амбициознее становились его планы. Воспоминания о древних заброшенных горных выработках превращали часы безделья в пытку, и, поначалу просто для развлечения, а потом с более серьезными намерениями, Зуга составил документ, озаглавленный так:

«Исключительная концессия на добычу золота и слоновой кости на суверенной территории Матабелеленд».

Он работал над этим документом каждый вечер, шлифуя и доводя его до совершенства, наивно полагая, что это придаст достоинство его творению. На человека, не сведущего в юриспруденции, такой стиль мог произвести впечатление:

«Настоящим я, Мзиликази, правитель Матабелеленда, здесь и далее именуемый участником договора, с одной стороны…».

Майор к своему полному удовлетворению, уже закончил документ, как вдруг в его плане проявился гибельный изъян. Мзиликази не сможет написать свое имя. Зуга размышлял над этим целый день, и наконец его осенило. Мзиликази к этому времени уже должен был получить запечатанный пакет. Алые восковые печати наверняка произвели на него огромное впечатление, а у Зуги в шкатулке для письменных принадлежностей хранились две непочатые палочки воска.

Зуга начал изобретать гербовую печать для короля Мзиликази. На задней стороне обложки дневника он набросал эскиз, источником вдохновения ему служил первый из хвалебных титулов короля:

«Великий Черный Слон, Сотрясающий Землю».

На эскизе Зуги в центре поля располагалось изображение слона с длинными приподнятыми бивнями и широко растопыренными ушами. По верхнему краю проходила надпись: «Мзиликази, Нкоси Нкулу». Вдоль нижнего края шел перевод: «Мзиликази, король матабеле».