«Ведь не „сидение на тучах“, и не „играние на арфах“, и не „гимны неподвижности“, но упорный и озаренный труд сужден, — пишет Рерих. — Не маг, не учитель под древом, не складки хитона, но рабочая одежда истинного подвига жизни приведет к вратам прекрасным».
«Не маг, не учитель под древом». Облик Учителя, который может поначалу показаться фантастическим, обретает реальную достоверность. Не призрачна его деятельность, она идет под знаком врачующей помощи людям («У тебя на полках по стенам многие склянки стояли. Разноцветны они. Закрыты все бережливо. Иные обернуты плотно, чтобы свет не проник. Что в них — не знаю. Но их сурово хранишь… Помощь твоя мне нужна. В твои составы я верю»). Высокий пример того, кого Рерих именует Учителем, вновь и вновь обращает его взгляд к земле.
Во всем живущем черпать вдохновение — таков неколебимый , завет истинного творчества. Любителям чудес и феноменов Рерих отвечает: мир, окружающий вас, и есть феномен подлинно чудесный. В повседневности таится возможность того, что люди именуют сказкой. Надо лишь уметь видеть необыкновенное в обыкновенном. Красота жизни разлита повсюду. Она мерцает даже в том, что на первый взгляд кажется малоинтересным и будничным. В стихотворении «Замечаю» поэт поведал историю, похожую на притчу, о незнакомом человеке, поселившемся около сада. Он оказался певцом. Но вот что замечательно. Год идет за годом, а он не повторяется в песнях. «Песнь незнакомца всегда нова». Наконец люди обращаются к нему с вопросом: «Откуда берет он новые слова и как столько времени нова его песнь?»
Труд земли, любой, лишь бы в него был внесен творческий порыв, рождает «восторг о небе». «И самый прозаичный быт полон чудесности. Чудеса отменены, а чудесность бытия стучится во все двери».
Властная интонация стихов прорезает тишину, как звук сигнальной трубы. То, что вчера было лишь туманным предчувствием, сегодня становится ясно различимым зовом. Радостное дыхание вести преобразует мир. Взгляду открывается «несказуемая по красоте своей небесная книга».
По настроению, по замыслу, по внутренней наполненности стихи продолжают цикл картин Рериха с названиями, которые характеризуют их больше, чем любое описание: «Звезда Героя», «Звезда Матери Мира», «Звездные руны».
Сверкающее звездное небо в сердце человека вселяет восхищение и оптимизм: «…в самые трудные дни один взгляд на звездную красоту уже меняет настроение; беспредельное делает и мысли возвышенными».
«Стучится вестник, и чем необычнее час, тем трепетнее ожидание». Но получить весть не так просто. Для этого надо быть бдительным к любым явлениям жизни. Для этого должно напряженно вслушиваться в звучащие дали.
Действительно, кто и как может вычислить то радостное мгновение, когда постучится вестник? «Должен ли он найти вас на башне, или должен найти в катакомбах — вы не знаете этого, да и не должно знать, ибо тогда нарушилась бы полная готовность. Будьте готовы».
Весть может прийти отовсюду, да и вестник может быть самым неожиданным. Поэтическому воображению художника он иногда рисуется огненным гонцом, встающим на столбах света. Он может явиться торжественным посланцем с драгоценным подарком от Владыки («Эй, вы, уличные гуляки! Среди моего ожерелья есть от Владыки данный мне жемчуг!»). Но он может оказаться ничем не примечательным человеком, и тогда его нужно отличать от других людей не по одежде, но по огненным глазам, наэлектризованным мыслью.
"Сердце звучит на все необычное и крепко врезает эти многоценные печати в сознание. Когда же мы видим далекого путника на безбрежной, снежной равнине, нам думается, что не случайно и не бесцельно совершает он трудный путь.
Наверно, он несет важную новость; и ждут его те, кто поймет знамение будущего".
Рерих как бы раскрывает смысл знаменитой восточной поговорки: «Если надо — и муравей гонцом будет». Важен не муравей, важна весть, важно услышать и понять сердцем творческий зов жизни. А «вестник даже в одежде телеграфиста уже нечто особенное».
Образ вестника — один из самых любимых образов Рериха. Он заставляет обратиться к его биографии, ибо слова «гонец» и «вестник» выражают существо его творческой устремленности, его жизни, в которой главным мотивом звучало не "я" и «меня», а «через меня». Именно так и воспринимали Рериха его современники. В биографическом очерке о художнике Всеволод Никанорович Иванов пишет:
