Старайся переносить свои отношения с людьми из мусора мелкого и условного в огонь вечного. Ломай вырастающие перегородки между собой и людьми. И ищи всех возможностей войти в положение того, с кем общаешься. И ты всегда найдешь, как тебе разбить препятствия предрассудков, нелепо встающих между людьми, открыть все лучшее в себе и пройти в храм сердца другого. В себе найди цветок любви и брось его под ноги тому, с кем говоришь. И только в редких случаях встречи с абсолютно злыми людьми останутся без победы твоей любви.

Братья и друзья! Не то считайте милосердием, что даете сами или дается вам как долг, обязанность, тяжелая ноша. Ибо то еще стадия предрассудочная. —

Но то считайте милосердием, что даете в радости, в сияющем счастье жить и любить.

Не тот любит, кто несет свой долг чести и верности. Но тот, кто живет и дышит именно потому, что любит и радуется, и иначе не может.

И любовь сердца такого человека не брага хмельная и чарующая, создающая красоту условную, но сама чистая красота, несущая всему мир и успокоение.

Радостью ткется светящаяся материя духа, радостью вводится человек в единение с людьми, а следовательно, и со всей Вселенной"[8]

Оглядываясь назад, я вижу, что мое активное вживание в индийский материал было внутренней подготовкой к поездке, которая в противном случае грозила бы превратиться в обычное туристское мероприятие. Хочу предупредить читателя: в повествование все время будут вторгаться «письма-послания», содержащие мысли, афоризмы, призывы духовных водителей Индии.

Может быть, с точки зрения читателя, их окажется слишком много, может быть, они даже составят своего рода книгу в книге. Но без этого — чувствую — нельзя. Ведь в них кульминируется та Культура сердца, без которой невозможно понять особенности психического склада народа Индии.

Я вылетал из Москвы 24 мая. Как известно, семьдесят четвертый год был годом юбилея Рериха. 9 октября исполнялось сто лет со дня его рождения.

К тому времени я оказался прочно вовлеченным в магнитную орбиту Рериха. Таких, как я, в шутку называли «рерихнувшимися». Никогда не чувствовал в себе задатков исследователя, но тут как-то само собой получилось, что я занялся — всерьез и надолго — изучением литературного наследия художника. Постепенно мне становилась ясной принципиальная значимость стихов Рериха для нашей поэзии: в них впервые в нашей художественной практике сливались в единое целое две великие духовные традиции — русская и индийская. В редакциях журналов и газет стихи Рериха встречали хороший прием, и начиная с семьдесят второго года они стали появляться в периодике. Но самое главное — готовилась к изданию книга стихов Рериха. Я написал к ней предисловие, где высказал свою точку зрения на его стихи, а также расшифровал некоторые символы (тогда еще нуждавшиеся в пояснении). Название книги —"Письмена" — я заимствовал у Горького, который именно этим словом определял, а тем самым высвечивал монументальность мысли Рериха, возвышенно-пророческий настрой его поэтических медитаций. К моменту отъезда сигнальный экземпляр сборника был у меня в руках. Я вез его в подарок сыну художника, живущему в Индии, — Святославу Николаевичу Рериху.

Последний представитель на редкость талантливой семьи Рерихов, он стал продолжателем своего отца на путях творческих. Картины Рериха-младшего запомнились еще по московской выставке шестидесятого года. В них как бы сфокусировалась Индия в ее многообразии и неповторимости: одухотворенные лица людей, многоцветье ярких тропических красок, светоносная мощь горных хребтов и неба. Особое впечатление оставляли портреты Джавахарлала Неру ("пандита[9] Неру"), которые художник писал при его жизни, находясь рядом с ним.

Можно сказать, что мой путь в Индию лежал через Рериха. Моя поездка была связана с организацией его юбилея. Я должен был встретиться со Святославом Рерихом, чтобы договориться о его персональной выставке, приуроченной к дням юбилея (она проходила впоследствии в залах Третьяковской галереи). Нужно было также условиться с ним о приезде нашей киногруппы, снимавшей документальный фильм «Николай Рерих». Они надеялись на его помощь. И наконец, редакция журнала «Огонек» (она-то и командировала меня на две недели в Индию) рассчитывала на новые материалы о Рерихе, в особенности об «индийском» периоде его жизни, его контактах с Ра-биндранатом Тагором, о его встречах — в майские дни сорок второго года — с Джавахарлалом Неру и Индирой Ганди.

Трудность моей задачи состояла вот в чем. Я никого не знал в Индии. Я не был знаком — даже заочно —со Святославом Рерихом. Я мог лишь надеяться на то, что ему хотя бы известно мое имя: обо мне упоминал в своих письмах таллинский биограф Рериха, издавший о нем книгу в серии «Жизнь замечательных людей», Павел Федорович Беликов. И потом, прежде чем встретиться со Святославом Рерихом, поначалу следовало его разыскать, что, как мне объяснили без предварительной договоренности может оказаться делом чрезвычайно сложным. Если он будет у себя в Бангалоре, то связаться с ним не составит труда. Но он может быть в отъезде, и тогда его надо искать по всей Индии. Наконец, он может быть в Гималаях, в доме, оставшемся ему от отца: туда он имеет обыкновение выезжать поздней весной или в начале лета. А чтобы добраться туда по трудным и опасным горным дорогам, нужна машина, нужен хороший опытный шофер. А где и как все это достанешь?

К тому же меня весьма беспокоила проблема языка. Я ехал один, без переводчика. И хотя когда-то в университете я изучал английский язык, приводя в ужас своим произношением преподавателей, к моменту отъезда все эти уроки, разумеется, начисто выветрились из моей памяти.

В нашем посольстве и делийском отделении Общества советс-ко-индийской дружбы были осведомлены о моем приезде, но, судя по всему, в Индии я мог рассчитывать лишь на собственную инициативу и… везение.

«Без машины, без переводчика — вот и просидишь в Дели всю командировку», — предрекали мне мои друзья-скептики.

Несколько подняла мой дух Людмила Васильевна Шапошникова, волевая, энергичная женщина, счастливо соединяющая в себе ученого и журналиста. Я познакомился с ней накануне отъезда. До этого я знал ее по книге «Годы и дни Мадраса», где непосредственные впечатления автора и исторический материал, собранный ею, складывались в увлекательный рассказ об Индии. Она мне сообщила, что в Индии вот уже без малого год живет ее подруга — Нина Степановна Карпова. Индолог по специальности, она преподает в местном университете и работает над докторской диссертацией о Кали-дасе[10].

К ней-то она и посоветовала обратиться за помощью. «Она в Агре, но это не так далеко от Дели: сто — сто двадцать миль».

Правда, рекомендация тут же обросла всякими «если». Если разыщете, если не будет занята, если сумеете заинтересовать, если согласится. Но все же это было что-то. Людмила Васильевна написала письмо и, вручая его мне, добавила с многозначительным выражением в голосе:

«Было бы замечательно, если б удалось уговорить. Хинди она знает как родной. Ходит в сари. Дружна с самыми разнообразными людьми. Она знакома даже с каким-то гималайским Гуру. Он помогает ей готовить докторскую диссертацию».