– Но один от ужаса сходит с ума, – уточнил Кирк. – Почему… почему Споку понадобилось лезть в сознание Маккоя?

– Вы хорошо помните слова Спока? – Сарэк поднял одну бровь и, испытующе глядя на Кирка, напомнил о фразе, выуженной из подсознания адмирала:

– «Мои останки не следует возвращать на Вулкан…»

После долгой паузы посол продолжил:

– Спок не верил… не верил, что сможет кому-нибудь передать свою душу, и поэтому… не торопился делать это. Скорее всего, в этих страшных условиях он и не стал передавать.

– Но он передал! Что сделало Маккоя почти невменяемым человеком?!

– А не подвергался ли доктор Маккой ранее телепатическому воздействию?

– Пару раз, в такие же критические моменты.

– И как он реагировал?

– Мягко выражаясь, Маккой был не в восторге.

– Значит, вы считаете, что именно во время этого боя у доктора пошатнулась психика?

– Не знаю. Даже если и так, он ни за что в этом не признается.

Чуть подумав, Сарэк произнес:

– Доктор испытывает аллергическую реакцию.

– Что?

– Возможно, это звучит странно, но подсознание Маккоя сейчас отторгает все, что пытался вложить Спок.

Кирк не смог сдержать скептического смешка.

– Вы находите это забавным? – строго спросил Сарэк.

– Да… то есть… нет… Извините, посол. Маккой сам нашел бы это смешным, если бы, конечно, сейчас был в состоянии оценить эту мысль. Спок, кстати, тоже призадумался бы над подобным утверждением.

– Вряд ли, очень даже вряд ли, – спокойно произнес Сарэк. – Раз уж в результате всего Маккой перестал воспринимать новую информацию и, как вы говорите, перестал адекватно реагировать на поступки окружающих… – Сарэк покачал головой. – Было бы лучше, если бы перед смертью со Споком находился какой-нибудь вулканец. Я, конечно, понимаю, что все произошло внезапно, и мой несчастный сын не смог как следует приготовиться к смерти. Но теперь все это очень чревато…

– Сейчас не время критиковать Спока! – сердито воскликнул Кирк. – И спорить с «законом Мерфи»!

– Что это еще за закон?

– «Все, что должно закончиться плохо, обычно так и заканчивается».

– Это банальность.

– Подумайте лучше, что теперь делать.

– Может быть, слишком поздно…

– Сарэк…

Посол, о чем-то напряженно задумавшись, молча смотрел на застывший экран. Через несколько минут он повернулся к Кирку.

– Вы говорили, что у доктора Маккоя остались какие-то признаки здравомыслия.

– Да, – кивнул адмирал.

– Это дает нам некоторую надежду. К счастью, вам не удалось сжечь моего сына, как какого-нибудь варвара. Иначе для нас был бы потерян и Маккой. Сознание и плоть неразделимы; они – две части одного целого. Если разрушается что-то одно, то рассыпается в прах и другое. Если же они только отдалены друг от друга… Чем больше дистанция, тем сильнее между ними напряжение. В какой-то момент оно может стать невыносимым.

– Это напряжение и терзает Маккоя?

– Совершенно точно.

– Что я должен сделать?

– Вы должны забрать тело Спока с Регула-Один, – закрыв глаза, стал объяснять Сарэк. – А затем поднять его и доктора Маккоя на вершину вулканской горы Селейя. Только там они найдут успокоение.

Чуть подумав, адмирал заметил:

– То, что вы предлагаете, мало осуществимо.

– Вы найдете выход, Кирк. Если вы любите их обоих, вы обязаны найти, как это осуществить.

Кирк посмотрел на экран, на котором в неподвижных позах замерли его лучшие друзья, и, сжав кулаки, твердо произнес:

– Клянусь, я сделаю это.

Адмирал и посол покинули демонстрационную комнату и вместе направились к выходу из центра хранения архивных материалов. Кирка мучили несколько вопросов, ответить на которые мог только Сарэк.

– Посол, – обратился он к спутнику. – Если получится то, что вы предлагаете, узнает ли об этом сам Спок? Осознает ли он себя, свою индивидуальность?

– В любом случае, это будет не тот Спок, каким вы его знаете, – ответил Сарэк.

– Я понимаю! – стал горячиться Кирк. Сеансы телепатии еще будоражили его сознание. – Я спросил не об этом!

– На ваш вопрос невозможно ответить несколькими словами, Кирк. Да и нет времени…

– На это время всегда найдется!

– Ах! У вас есть лишних двадцать лет жизни? – холодно сыронизировал Сарэк. – Для начала вам необходимо научиться говорить по-вулкански, затем вы просто обязаны посвятить себя постижению знаний. Лет через десять вы приблизитесь к азам интересующей вас философии. Ответ же на вопрос, который вы задали, потребует еще десяти лет.

– Посол, я не хочу вас обидеть, но это затасканное объяснение. «Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что земляне ленивы, бестолковы и слишком нецивилизованны…»! Мы это уже слышали.

– Я ничего не имею против землян. Вы забыли, что мать Спока – человеческая женщина? Кстати, все эти годы она постигала вершины нашей древней мудрости и уже нашла себе достойное место среди наших великих философов. Но подобное – редкость. Вам же для достижения этих высот потребуется… Хотя вы их просто никогда не достигнете.

– Конечно, легче всего отделаться от меня, как от назойливой мухи, отмолчаться или заявить, что это не моего ума дело. Поймите, Сарэк, мне нужно что-то говорить упрямому Гарри Морроу…

– Говорите ему все, что считаете нужным. Не думаю, что старина Морроу такой черствый и бездушный, – обнадежил Кирка посол.

Хикару Зулу сидел в своем кожаном кресле, подперев голову рукой. С экрана видеотелефона на него смотрело лицо Джеймса Т. Кирка.

– Адмирал, я…

– Погодите, – отрезал Кирк. – Подумайте, прежде чем ответить. Я хочу, чтобы вы хорошенько все обдумали.

Изображение адмирала исчезло с экрана.

Предложение Кирка выглядело не таким уж сложным – добровольная миссия: несколько дней туда и несколько назад. Но Зулу понимал, что, если миссия потерпит провал, последствия будут самыми печальными. Кирк был прав, не позволив ему дать сразу же ответ.

Возбуждение адмирала озадачило Зулу. Кирк был первым, кто связал брожение в экипаже корабля со смертью Спока. Сейчас же он сам, казалось, находился в плену наваждения: бегал по инстанциям, суетился, беспрестанно тревожил офицеров звонками – в общем, как-то не походил на себя обычного. То, чего Кирк добивался, было не совсем понятно Зулу. Ему казалось, что адмирал сам не знал, чего он хотел.

Видимо, Кирк считал себя главным виновником смерти Спока и никак не мог смириться с этим фактом. Хикару чувствовал, что адмирал хотел загладить свою вину новой, удачной миссией. Зная Кирка, Зулу понимал, что тот никогда не сможет жить с этой тяжестью в душе и постарается освободиться от нее, выполнив то, что задумал.

Хикару добрый час просидел в темноте, размышляя над предложением адмирала. Временами ему казалось, что старина Джеймс просто выжил из ума.

Холодный дождь остервенело хлестал в окно, а в комнате было тихо и уютно. Зулу снимал этот дом вместе с четырьмя жильцами, каждый из которых возвращался далеко за полночь, а то и не возвращался вовсе. Случая, когда бы все постояльцы в одно и то же время собирались дома, Зулу припомнить не мог. Часто бывало, что дом пустовал неделями.

«Мне тоже нечего делать дома, – решил Зулу. – К черту!» Встав с кресла, он через заднюю дверь вышел в сад. Дождь незаметно прекратился, небо расчистилось. Полнощекая луна, покачиваясь, подползала к зениту. Мокрая трава на лужайке обжигала босые ноги Хикару. В воздухе пахло озоном. Совсем недалеко шумел океан.

В голове Зулу вихрем проносились мысли, но ни зацепиться за них, ни прогнать их не удавалось. Тогда Хикару вспомнил о дзюдо. Вернувшись в дом, он погрузился в «ки», затем выполнил «хакаму» и занялся упражнением «шодан». Потом «тсуки»… Пауза… Вновь «тсуки»… «Йокомен»…

Много лет Зулу увлекался восточными единоборствами. Начав с фехтования, он в конце концов «дорос» до коричневого пояса по дзюдо. Интерес к фехтованию ему привила Мандалла Флинн, а он, в свою очередь, способствовал ее увлечению единоборствами. Сотрудничество получилось взаимным, многообещающим и довольно плодотворным. Попутно Зулу достиг некоторых успехов в айкидо – неагрессивном виде единоборств, основной целью которого является самооборона.