Кишан приподнял мою голову за подбородок.

– Он придет в себя, Келс.

– Да.

– Не хочешь посмотреть какой-нибудь фильм?

– Можно.

– Решено! Только чур что-нибудь живенькое, с действием! Никаких твоих любимых музыкальных тра-ля-ля.

Я невольно рассмеялась.

– С действием, говоришь? Что-то мне подсказывает, что приключения Индианы Джонса придутся тебе по вкусу.

Он обнял меня за талию и повел в домашний кинозал.

В этот день я увидела Рена только поздно вечером. Он сидел на террасе и смотрел на луну. Сначала я не решилась выйти к нему, боясь помешать, если он хочет побыть один, но потом решила, что он всегда может попросить меня уйти.

Поэтому я отодвинула раздвижную дверь и вышла на террасу. Рен кивнул мне, не трогаясь с места.

– Я тебе мешаю? – спросила я.

– Нет. Не хочешь присесть?

– Да, спасибо.

Он встал и помог мне сесть напротив. Я впилась глазами в его лицо. Кровоподтеки почти сошли. Чистые волосы были недавно подстрижены. Он был одет в дорогую повседневную одежду. Но тут мой взгляд упал на его босые ноги, и я невольно вскрикнула. Его ступни были все лиловые и распухшие, а значит, каждый шаг причинял ему неимоверные страдания.

– Что он сделал с твоими ногами? – прошептала я.

Рен опустил глаза и пожал плечами.

– Ломал их снова и снова, пока они не стали похожи на разбухшие кресла-мешки.

– Ох, – тоненько пролепетала я. – Можно мне взглянуть на твои руки?

Он вытянул перед собой руки, я бережно взяла их в свои и осмотрела. Его золотистая кожа вновь стала ровной и гладкой, длинные пальцы сделались прямыми, как были. На месте вырванных с мясом ногтей уже выросли новые, здоровые и крепкие. Я перевернула его кисти и осмотрела ладони. Если не считать рубца, прочертившего внутреннюю часть его руки до запястья, они выглядели совершенно нормально. Обычный человек, которому переломали бы все кости в стольких местах, лишился бы обеих кистей или до конца жизни не смог бы ими пользоваться. В любом случае сросшиеся суставы пальцев навсегда остались бы кривыми, распухшими и негибкими.

Я провела пальцем по рубцу.

– Откуда это?

– Это след эксперимента, поставленного Локешем. Однажды он выпустил из меня всю кровь, чтобы посмотреть, выживу я или нет. Хорошая новость заключалась в том, что я выжил. Кроме того, крови оказалось столько, что Локеш больше не захотел пачкать свою одежду.

Он резко отдернул руки и закинул их на спинку качелей.

– Рен, я…

Он протестующе поднял руку.

– Не нужно извиняться, Келси. Ты здесь ни при чем. Мистер Кадам мне все объяснил.

– Да? И что же он тебе сказал?

– Он рассказал мне, что Локеш с недавних пор охотится за тобой, что ему нужен амулет Кишана, который ты носишь, и что если бы в тот раз я не остался в лесу, мы все трое попали бы в лапы Локеша.

– Понятно.

Он наклонился ко мне.

– Я рад, что он захватил меня, а не тебя. Ты бы погибла ужасной смертью. Никто не заслуживает столь страшного конца, Келси. Лучше бы люди Локеша захватили меня или Кишана, чем тебя.

– Да. Ты поступил, как настоящий рыцарь.

Он пожал плечами и отвернулся к освещенному бассейну.

– Рен, что он… с тобой сделал?

Он повернулся ко мне, опустил глаза на мою распухшую лодыжку.

– Можно?

Я кивнула.

Рен осторожно приподнял мою ногу и положил себе на колено. Легко коснувшись багрового синяка, он покачал головой и подложил мне под ногу подушку.

– Мне очень жаль, что ты была ранена в схватке. Какая досада, что ты не исцеляешься так же быстро, как мы.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– В этом мире есть вещи, которыми не стоит делиться. Хватит того, что кому-то одному приходится помнить о них.

– Но порой бывает легче, если рассказать кому– нибудь.

– Когда я почувствую, что готов это сделать, я поделюсь с Кадамом или Кишаном. Они закаленные мужчины и в своей жизни видели немало ужасов.

– Я тоже закаленная!

Он рассмеялся.

– Ты? О нет, ты слишком нежна, чтобы услышать о том, что я перенес.

Я с вызовом скрестила руки на груди.

– Я вовсе не неженка!

– Прости. Я не хотел тебя обидеть, но выбрал неудачное слово. Ты… ты слишком чиста и невинна, чтобы я мог поделиться с тобой. Я не хочу отягощать твою память мыслями о том, на что способен Локеш.

– Но это могло бы помочь тебе!

– Ты и так принесла достаточно жертв ради моего спасения.

– Но ведь ты вынес все эти муки только потому, что защищал меня!

– Я этого не помню, но если бы смог вспомнить, то уверен, все равно не стал бы ничего тебе рассказывать.

– Наверное. Ты всегда был ужасным упрямцем.

– Да. Есть вещи, которые не меняются.

– Скажи, ты готов попробовать воскресить какие– нибудь воспоминания?

– Можно попробовать. С чего бы ты хотела начать?

– Почему бы не с самого начала?

Он кивнул, и я рассказала ему, как впервые увидела его в цирке, как работала с ним и как однажды он сбежал из клетки и улегся спать на тюках с сеном, а я ругала себя за незапертую дверь. Я рассказала ему о кошачьем стихотворении и о его портрете, который я нарисовала в своем дневнике. Самое странное, что стихотворение о кошке он вспомнил. И даже процитировал мне его наизусть.

Когда я закончила, оказалось, что пролетел целый час. Все это время Рен слушал меня очень внимательно и кивал головой. Но больше всего его заинтересовал мой дневник.

– Можно мне прочитать его? – спросил он.

Я смущенно поерзала.

– Думаю, это может тебе помочь… Там есть и твои стихотворения, и подробные записи обо всем, что мы с тобой делали вместе. Возможно, это как-то запустит твою память! Только сразу предупреждаю: приготовься к потокам девичьих чувств.

Он вопросительно приподнял бровь, а я поспешила объяснить:

– Понимаешь, нельзя сказать, чтобы у нас с тобой все сразу сложилось хорошо и гладко. Я то отказывала тебе, то брала свои слова обратно, то опять отказывала. И каждый раз это было довольно нелепо, но в тот момент мне казалось, я знаю, что делаю.

Рен улыбнулся.

– «Мне не случалось ни читать, ни слышать, будь то рассказ о подлинном иль басня, чтобы когда-нибудь струился мирно поток любви»[7].

– Когда ты успел прочитать «Сон в летнюю ночь»?

– Я не читал. Просмотрел книгу с самыми знаменитыми цитатами из Шекспира в университете.

– Ты мне об этом не рассказывал!

– Ах, значит, я все-таки знаю хоть что-то, чего не знаешь ты! – вздохнул он. – Поверь, эта ситуация для меня тоже очень неприятна. Прости за то, что невольно раню твои чувства. Я этого не хочу. Мистер Кадам рассказал мне, что ты потеряла родителей, это так?

Я кивнула.

– Представь, что ты не можешь вспомнить своих родителей. У тебя есть их фотографии, ты слушаешь рассказы о них, но сами они остаются для тебя совершенно чужими. Они помнят твои поступки, о которых у тебя не сохранилось никаких воспоминаний, они связывают с тобой какие-то свои ожидания. Представь, что они мечтают о твоем будущем, причем эти мечты не имеют ничего общего с тем, что хочешь для себя ты.

– Это было бы очень тяжело, – согласилась я. – Возможно, я даже усомнилась бы в том, что мне рассказывают.

– Именно. Особенно если перед этим тебя несколько месяцев подряд подвергали физических и моральным пыткам.

– Я понимаю.

Я встала, чувствуя, что он только что снова разбил мне сердце. Когда я проходила к двери, Рен коснулся моей руки.

– Я не хотел тебя обидеть. Поверь, я могу себе представить сотни вещей пострашнее, нежели узнать, что у меня есть нежная, милая и добрая подруга, которую я совсем не помню. Мне просто нужно время, чтобы принять это.

– Рен, ты правда так думаешь? То есть у нас есть возможность? Ты веришь, что можешь научиться… снова любить меня?

Он долго задумчиво смотрел на меня, прежде чем ответить.

– Я постараюсь.