Они выложили харчи и на опустевших сумках подсчитали их: три пышки, два кукурузника, девять печеных картофелин и две картофельные котлеты.

— Неужели эти котлеты из МТС? Тогда, Гаврик, тебе их обе съесть!

Хлебосольный Гаврик, отмахиваясь, возражал товарищу:

— Нет, тебе, потому что ты старший!

— А старшие отвечают за младших, чтоб в дороге не зачахли!

— А кто дороже — старший или младший? — приставал Гаврик. Считая себя победителем в споре, уже подносил Мише котлету. — Вот она, сама в рот лезет.

Сбоку послышался тонкий робкий смешок. Это смеялся тот самый худенький мальчик, которого Миша и Гаврик видели в ожидалке опустошенной станции. Это был Трушка, спутник словоохотливой колхозницы в поездке на Украину за картошкой для колхоза.

— Кто дороже и кому есть котлеты, про то старший знает! — твердо заявил Миша, взял из рук Гаврика котлету и отдал ее Трушке.

— Ох и хитрюка ты, Мишка! — кинулся Гаврик к Мише, и друзья несколько секунд барахтались на земле.

— Хлопцы, вы тоже за картошкой? — спросил осмелевший Трушка.

— Нет, мы по колхозному делу, и за коровами, и… за конями, — ответил Гаврик.

— Сами? — удивляясь, поинтересовался Трушка и, узнав, что ребята сами получали наряд на коней и сейчас сами направляются в Желтый Лог, с печальной завистью проговорил: — Вот бы мне с вами, хлопцы, за конями… Это ж не за картошкой. А мой отец, хлопцы, в кавалерии.

Миша и Гаврик, сочувственно взглянув на Трушку, ничего ему не ответили. Изголодавшись за день, они молча ели.

…Из ожидалки стали выходить колхозницы. Появился на перроне уже знакомый ребятам пожилой железнодорожник с фонарем.

Послышался предостерегающий свисток паровоза и прилетел оттуда, где при свете костра работали люди. Ребята вскочили, накинули на плечи сумки и, готовясь погрузиться в поезд или отправиться в путь пешком, стояли и ждали.

Вот уж стали слышны вздохи приближающегося паровоза, и, наконец, из-за кустов показался и сам паровоз.

Заглядывая ребятам в глаза, Трушка сказал:

— Хорошо бы нам до моста вместе. Хоть на тормозе. Я терпеливый на холод. Мамка всегда так говорит.

Паровоз шел, двигаясь задним ходом. И ребятам видно было, что он не притащил с собой теплушки.

— Гаврик, подождем еще минутку, а потом.

Железнодорожник с фонарем, — он здесь, наверное, был и дежурным и сцепщиком, — цепляя платформы к паровозу, нараспев спрашивал машиниста:

— Иван Николаевич, как там на линии?

— Работа горячая. Принажмут — завтра можем открыть путь, — также нараспев отвечал машинист с паровоза.

— Наших районных руководителей там не видал?

— Секретарь, Василий Александрович, и сейчас там. Просил посадить на паровоз двух пассажиров — ребят из первомайского колхоза. Где они?

— Сейчас были, а куда девались — не знаю, — ответил железнодорожник.

— Тут мы! — с темного перрона закричал Миша.

— Оба налицо! — поспешая за Мишей, дал знать о себе и Гаврик.

Не отставая от них, торопился к густо фыркающему паровозу и маленький Трушка. Но тут, как назло, раздался громкий голос словоохотливой колхозницы:

— Трушка! Трушка! Вот горе мое! Да где ж ты пропал? Ехать же надо!

Она стояла на тормозной узкой площадке и всплескивала руками. А Трушка, прячась за Мишу и Гаврика, крутил головой, вздыхал, не зная, откликаться ему или промолчать, пока не погрузится с ребятами на паровоз.

Железнодорожник и сошедший с поезда машинист, присвечивая фонарем, читали записку Василия Александровича.

— А третий откуда взялся? — строго спросил железнодорожник, наводя фонарь на Трушку.

— Он тоже по колхозному делу. Пропустите его, — попросил Миша.

— Он из Курлацкого, разоренный. С теткой, что, слышите, кричит, ищет его, — торопился пояснить Гаврик.

Машинист согласился взять на паровоз и Трушку.

— Раз согласился взять всех троих — значит, все трое и поднимайтесь. Это вам не хала-бала, а железная дорога. Скоро начнет действовать на полный ход, — пояснил железнодорожник поднимавшимся на паровоз и, успокаивая разволновавшуюся колхозницу, крикнул: — Гражданка, Трушка невредим! Отправляем его с почестью — на паровозе! Ну, а тебе придется на тормозе.

— Родной! Да где ты его видишь? — спросила колхозница.

На этот раз ей с паровоза ответил сам Трушка.

— Тетенька Поля, я тут — на самой вышине!

— Он с нами, — помахал шапкой Гаврик.

Колхозница еще что-то радостно прокричала, но паровоз засвистел, сердито фыркнул и, набирая скорость, побежал в степную темноту.

От моста на «газике» Василия Александровича Миша и Гаврик доехали до Желтого Лога. С Иваном Никитичем они встретились на каком-то захламленном разбитыми вагонами пустыре, окутанном сумраком пасмурной ночи.

Иван Никитич ждал ребят и при встрече был разговорчив. Чтоб не казаться нежным к своим походным друзьям, он разговаривал с ними, как ссорился:

— Ну, и справились с задачей. А как же иначе? Вам доверие оказал и колхоз и секретарь районного комитета партии. Еще бы вы не выполнили задания! Да случись так, мне бы тогда только и оставалось сквозь землю от стыда провалиться!

Зная, что ребята измучены деловыми заботами и длинной дорогой, старик, желая доказать, что он тоже не сидел сложа руки, показывал им оборудованное помещение: бесколесный товарный вагон, в котором ярко горел большой каганец.

Гаврик с усмешкой удивления сказал:

— Не каганец, а целый каган сделали из паровозной масленки.

— Дедушка, а где же ночуют коровы? — спрашивал Миша, глядя на чугун, вмазанный в кирпичный настил на полу.

На этой наспех сделанной Иваном Никитичем печке, пуская тонкие, как паутины, струйки пара, подогревалось какое-то варево, а на жестяном столе (кусок вагонной кровли на кирпичных стойках) лежали ложки.

— Михайло, коровы и телята опередили вас на целых двенадцать километров: они под присмотром Надежды Васильевны Коптевой ночуют на ферме колхоза «Заветы Ильича»… Кормом обеспечены, ждут нас. И нам надо быть во всем попроворней. Садитесь и с места в карьер угощайтесь, а потом поплотней закрывайте глаза и спите.

Иван Никитич устроился на соломе: сел, подвернув под себя ноги так, как это делают чабаны у костра. Он проглотил несколько ложек похлебки, отодвинулся от стола, достал из кармана врученное ему Мишей требование на лошадей, посмотрел на него через очки и, удостоверившись, что оно в полном порядке, сказал:

— Ешьте, ешьте на доброе здоровье! А я сейчас вернусь…

Иван Никитич проворно встал и вышел. Когда он открывал дверь, ребята увидели, что над крышей вагона на секунду повис небольшой клочок неба с редкими звездами.

Они удивились, что не заметили, как в течение минувшего дня менялась погода, как долго крутил ветер, не зная, с какой стороны ему дуть. Теперь он дул тише и дул с запада, донося до ребят свист паровоза, лязг буферных тарелок, строгие мужские голоса. Один голос настойчиво говорил, что «не пройдут», а другой утверждал, что «пройдут», надо только тянуть с умением и осторожностью.

— Станцию очищают, — проговорил Миша, намекнув Гаврику на слова машиниста: «Теперь, ребята, узкое место Желтый Лог. Все силы надо положить, чтоб скорей очистить эту станцию».

— А у нас узкое место — кони. Наверное, дед пошел за ними. Успеха ему! — сказал Гаврик.

— А нам — спокойной ночи, — устало усмехнулся Миша.

Они убрали со стола, разделись и, прижавшись друг к другу, затихли.

Проснулись ребята, когда было так светло, как бывает светло в конце октября в поздний час утра.

Открыв глаза, Миша и Гаврик огляделись: Ивана Никитича в вагоне не было.

— Миша, а мы опять проспали! Может быть, дедушка уже получил коней и они стоят тут близко, — сказал Гаврик и босой кинулся к двери.

Миша, видя, что товарищ его, высунувшись за дверь, недоумевающе поводил плечами, выразил догадку:

— А по-моему, дедушка нашел себе работенку там, где, слышишь, целую ночь штурмовали и теперь штурмуют. Одевайся, Гаврик, и пойдем поищем.