Она встала.

— Пошли, — приказала. — Мы должны присоединиться к нашей новой армии и выпить за их успех. Быстро. До того, как вино превратится в воду.

Три дня спустя рано утром императрица уехала из усадьбы. Несчастная женщина.

— Ты уверен, что это твой укрощенный зверь? — спросила она.

Маврикию удалось не улыбнуться.

— Да, Ваше Величество, — он похлопал старую кобылу по шее. Затем помог Феодоре сесть в седло. Задача была сложная, если учесть неловкость Феодоры и острую необходимость подсаживать ее так, чтобы не положить руку на императорскую задницу.

Теперь, сидя в седле, Феодора посмотрела сверху вниз на Антонину.

— Значит, помни. Как только я пришлю информацию, веди свою Когорту в Константинополь. И не забудь.

— Уезжай, Феодора, — перебила Антонина и улыбнулась — Я не забуду ничего из твоих указаний. Гермоген уже готовит свои полки. Ситтас делает то же самое. Епископ тайно договаривается о кораблях. А десять катафрактов вчера отбыли в Египет.

— Командует ими Ашот, — сказал Маврикий — Один из моих лучших декархов. Когда Велисарий наконец прибудет, он доставит его сюда — или в столицу, куда потребуется — как можно быстрее.

Федора поудобнее устроилась в седле и кивнула. Затем сверху вниз посмотрела на кобылу.

— Может, в конце концов все-таки будут осады, — пробормотала она мрачно.

Феодора неловко тронулась с места.

— Не забывай об этом, лошадь, — были ее последние слова.

На следующий день. Маврикий смыл улыбки с лиц гренадеров.

— Конечно, парни, Антонина — ваш командир, — сказал он, разгуливая взад и вперед перед их рядами — Но, знаете ли, командиры обычно находятся далеко. Это очень отстраненный тип людей. Они не имеют никакого отношения к рутинным ежедневным учениям. — Он остановился и положил руки на бедра. — Нет. Нет. Это все тривиальные дела. Всегда их оставляют в руках низших гектонтархов.

Потом добавил мрачно.

— В данном случае это я.

Гренадеры следили за ним настороженно. Смотрели на улыбающихся катафрактов, которые стояли рядом. Гренадерам только что объявили, что катафракты станут новыми инструкторами.

Маврикий показал на катафрактов.

— Они — это то, что мы называем руководящими кадрами.

Катафракты очень зловеще улыбались.

— О, да, — продолжал. Маврикий — Теперь ваши учения начинаются по-настоящему. Забудьте про всю показуху для императрицы.

Он снова стал ходить взад и вперед.

— Я начну с того, что познакомлю вас с первым законом битвы. Его можно передать просто. Любой план сражения летит к чертям собачьим, как только появляется враг. Именно поэтому его и называют врагом.

Он остановился, повернулся и весело улыбнулся.

— Ваши планы только что полетели к чертям собачьим.

Улыбнулся от уха до уха.

— Я прибыл.

Да, улыбки сошли с их лиц. Но улыбки в их сердцах, сердцах молодых крестьян, не исчезли. Никогда не исчезали, за время последующих недель, несмотря на многочисленные ругательства, отправляемые в адрес Маврикия. (Не нужно говорить, конечно, что за его спиной.)

Нет, ни разу. Молодые сирийцы не были дураками. Даже мужчины, и определенно их жены. Они были необразованными и неграмотными, да. Но не глупыми. Несмотря на все удовольствие от их вновь приобретенного статуса, они никогда не думали, что занялись несерьезным делом.

Они отличались практичностью. Они понимали, что такое серьезное дело. И они по-крестьянски оценивали серьезных людей.

Антонина — радость, императрица — удовольствие. Ситтас — неплохой великодушный господин. Антоний Александрийский — архетипичный истинный епископ.

А. Михаил, конечно, — пророк на земле.

Но теперь пришло время серьезных дел. Крестьянской работы. И поэтому, хотя они никогда не улыбались, сирийские крестьяне не обижались — и не возмущались — оскорблениями фракийцев.

Эти фракийские катафракты сами в глубине души — сельские ребята. Крестьяне, ничего больше.

Но очень, очень крепкие крестьяне.

И поэтому, когда лето перешло в осень, а осень в зиму…

… полководец и его союзники пытались убежать от когтей малва,

… императрица в Константинополе наблюдала за тем, как империя готова начать распадаться,

… конспираторы везде строили заговоры…

А несколько сотен крестьян и их жен трудились под сирийским солнцем. Делая то, что крестьяне делают лучше всего, используя опыт тысячелетий.

Тяжелую работу. И становились от нее только крепче.

Северная Индия

Лето 530 года н. э.

Когда они набрели на результаты третьей бойни, Ране Шанге этого хватило.

— Сумасшествие! — рявкнул он. — Римляне снова это сделали!

Его первый заместитель, Джаймал, оторвал взгляд от окровавленных тел, разбросанных по обеим сторонам дороги. Там лежало семь тел, в дополнение к трем солдатам, которых они нашли в самой сторожке. Все они были простыми солдатами, и всех их зарезали, как овец. Судя по отсутствию крови на лежащем рядом оружии, Джаймал не думал, что солдаты нанесли хотя бы одно ранение нападавшим. Большинство из них, как он подозревал, даже не пытались. По крайней мере половину убили при попытке к бегству.

— О чем ты говоришь? — спросил он.

— Это… идиотизм, — Шанга гневно посмотрел на него. — Нет, беру слова обратно. Это не идиотизм. Совсем нет. Это просто обманный трюк.

Его подчиненный нахмурился.

— Я не понимаю…

— Это очевидно, Джаймал! Весь смысл этой бойни — как и первых двух, и атаки на армейский лагерь — просто направить нас в погоню.

Увидев непонимание на лице. Джаймала, Шанга сдержал гнев. Однако ему не удалось не вздохнуть от раздражения.

— Джаймал, задай себе несколько простых вопросов. Почему римляне убили этих людей? Почему они так стараются, выбирая дороги, которые проходят мимо сторожек? Почему, выбирая эти дороги, они тратят время, атакуя строжки, вместо того чтобы украдкой пробраться мимо них? Ты знаешь не хуже меня, что эти жалкие ублюдки не станут выходить из сторожек, если их не заставят, — он презрительно показал пальцем на трупы. — Наконец почему римляне атаковали армейский лагерь в Каушамби в ночь побега?

Молчание. Подчиненный нахмурился в непонимании Шанга наконец взорвался:

— Ты — идиот! Римляне делают все возможное, чтобы заставить нас следовать в этом направлении. Черт побери, почему?

Открытый рот. Джаймала выглядел бы комично, если бы Шанга был в веселом настроении.

— Велисария… с ними… нет, — пробормотал он, заикаясь. — Он побежал в другую сторону.

— Мои поздравления, — проворчал Шанга. Развернул коня. — Собери людей. Мы возвращаемся.

Джаймал нахмурился.

— Но до Каушамби ехать три дня. А нам приказали…

— Черт побери приказы! Я разберусь с Татхагатой. И что, если ехать три дня? Мы уже потеряли четыре на этом дурацком задании. К тому времени, как мы вернемся — предполагая, что мне сразу удастся донести разумные мысли до малва, — у Велисария будет уже недельное преимуществ перед нами. Ты предпочтешь, чтобы оно было больше?

Он недовольно ткнул пальцем на юг.

— Сколько еще дней ты хочешь тратить на погоню за подчиненными римского полководца? В любом случае, сомневаюсь, что мы можем их поймать. Патаны29 говорят, что они уже в дне пути от нас. Они за три дня преодолевают столько, сколько мы можем за четыре. И у них еще есть время на это, — он снова яростно показал на трупы. — По пути. Между делом.

Джаймал кивнул. Большие кавалерийские подразделения раджпутов типа их всегда включали нескольких патанов. Большую часть времени варвары нарушали дисциплину и мешали, но являлись непревзойденными мастерами по чтению следов.

— А как им удается ехать так быстро? — задумался Джаймал.