-  А санкция, а повод? - поднял брови капитан.

-  Ну так там родственники живут. Неужто будут упираться?

-  Олег, если кто-то из родственников замешан в убийстве, то обыск нужно проводить со всем старанием и вряд ли он что даст...

-  Человек не иголка!

-  Сергеич, - вмешался молчаливый Дима Павлов, - убийца мог во время чехарды со следственными мероприятиями исчезнуть. Тут столько народу туда-сюда сновало.

-  Весь этот народ мы завтра по камерам наблюдения выловим и просчитаем, - покосившись на следака, буркнул Ханькин. - А обыскивать пять квартир... самая маленькая из которых площадью метров под двести... Не многовато ли, Сергеич, будет?

-  Наружный осмотр, - парировал Олег и повторил, - человек не иголка. Следуй своей же логике - с трех верхних этажей никто не выходил до вашего приезда.

Капитан смущенно крякнул. Скоро полночь, людей распустили, оснований - кот наплакал (тем более если завтра на съемке подозрительная личность высветится, все вообще самодеятельностью попахивать начнет - зачем, товарищ капитан, людей напрасно дергал?). Три этажа - как три гектара. Ночи не хватит.

-  Олег, давай действовать в установленном порядке. После одиннадцати вечера мы вообще не имеем права в жилища граждан вторгаться и допросы устаивать.

-  Так в добровольном же порядке! Осмотр.

Ханькин трагически вздохнул. На лице читалось: «Сергеич, ты хочешь и меня в добровольном порядке погон лишить? Сам как-никак уже допрыгался».

-  Олег, если убийца профессионал, то давно нашел пути отхода.

-  Ага, по веревочке гад спустился, - разозлено фыркнул Паршин.

-  И этого не исключаю.

Еще до разговора с приятелями, как только уехали эксперты и основная часть бригады, Паршин буквально силой вытолкал из квартиры родственников, попробовал уговорить Юлию принять успокоительное и лечь. Но та категорически отказалась. Села в кухне с бутылкой коньяка и стала ждать, пока уйдут капитан и следователь.

-  Олег, - сказала, едва Паршин показался на пороге кухни, - я слышала, ты - частный детектив?

Умытое, без единого грамма косметики лицо Юльки выглядело юным, почти прежним, вдова напоминала наплакавшуюся из-за двойки старшеклассницу. Красноватые веки подчеркнули зелень глаз, опухшие искусанные губы алели на бледном личике маковыми лепестками, Юлька выглядела трогательно, беззащитно. Сердце детектива екнуло.

-  Юль, я не могу заниматься расследованием убийств, если ты об этом.

-  Я слышала, - отмахнулась вдова. - Как охранника я могу тебя нанять? - Юлия зябко повела плечами, скорчилась на высоком барном стуле у кухонной тумбы, ноги на хромированную полочку пристроила. Характерная поза так явно передавала испуг, что сердце сыщика екнуло еще отчетливей. Вероятно, приятели разговаривали в гостиной слишком громко, хозяйка квартиры, где одна дверь украшена жуткой бумажной полоской с печатью следователя, услышала об опасениях Олега: убийца может до сих пор скрываться в доме. - Ты можешь остаться сегодня здесь? Я боюсь, Олег...

-  Юль, если ты боишься спать за запертой на засов дверью, тебе лучше на время переехать к кому-нибудь из друзей. Или в гостинице пожить.

-  Пожалуйста. Я не хочу никого видеть. Пожа-а-алуйста.

-  Юль, нам не стоит подчеркивать близость, - с мягкой настойчивостью, как можно убедительнее проговорил Олег. - Все и так слишком запутано, чтобы я еще и на ночевку здесь остался. Понимаешь? Позвони какой-нибудь подруге, родственникам...

-  Да не хочу я никуда ехать, не хочу никого видеть! - перебила вдова. - Пожалуйста, дай мне возможность не страдать по чужим постелям, а выплакаться в свою подушку!

Олег задумчиво надул щеки, пожевал губами.

-  Я остаться не могу, но могу прислать свою помощницу. Напарницу.

-  Женщину? - Юлия довольно сильно удивилась, поскольку персону женского пола в качестве охраны как-то не рассматривала.

-  Девушку. Дусю Землероеву. Она со мной работает чуть меньше четырех месяцев, но доверять ей можно, как себе. Девчонка с головой.

К уверенной, но краткой аттестации помощницы Паршин мог бы присовокупить детальное повествование о заслугах Дуси, например, в расследовании последнего заказа - нервного папаши и набедокурившей девицы. Там львиная доля и лавровый венок практически принадлежали Землероевой. Именно она, сберегая время и нервы Паршина, втерлась в доверие к девчонке, вызнала все обстоятельства (на всякий случай «обкатала» вариант с наркотиками) и позволила Паршину сделать папаше твердое заявление: наркотиками и плохой компанией здесь не пахнет, все дело в неразделенной страсти и любовной дури.

Юлия скептически наблюдала, как сыщик достает мобильник и созванивается с помощницей. Слушала, как улетают в телефон команды: «Захвати пижаму и зубную щетку...» Школьный приятель уже сам все решил, не спрашивая ее согласия.

-  Евдокия поживет у тебя сколько потребуется, - сказал в итоге. - А почему ты, кстати, прислугу уволила?

-  Роза начала давать советы. Лезть не в свое дело. Она проработала у нас четыре года... наверное, посчитала себя членом семьи, эдакой старшей сестрицей. Меня это раздражало.

-  Понятно. - Юлия убирала из дома воспоминания, рубила все концы, связывающие с мужем. Сочувствие прислуги наводило тоску, в печени засело. - Чайку, Юлька, сообрази. Покрепче.

                                                      * * *

Примерно в то самое время, когда Юлия Владимировна Котова тупо рассматривала кошелек в супермаркете, Евдокия Землероева вдыхала волнующие ароматы любимого шоколадного бутика «Конфаэль». Стояла у прилавка, смотрела на симпатичную блондинку-продавщицу, запаковывавшую коробку умопомрачительно дорогих цукатов в горьком шоколаде, и думала: «Жизнь - удалась. Сложилась».

Человеку преклонных лет такие мысли в двадцатитрехлетней голове покажутся смешными - жизнь, деточка, себя еще предъявит и покажет. Но мы оставим нравоучения. Совсем недавно на Землероеву свалилось счастье в виде двухкомнатной квартиры в элитном доме - подарок человека, которому Евдокия жизнь спасла. Миленький автомобильчик (от тех же щедрот). И увлекательнейшая работа под руководством детектива Паршина (при виде коего стучало сердце).

Хотя тут скажем честно: сердце уже давненько не сбивалось с ритма. Мимолетный девичий восторг не перерос в мавританские страсти, погряз он - в сестринской опеке. Какое девичье сердечко засбоит при виде небритого мужика в разномастных носках, неглаженых рубашках и мятых брюках? Евдокия вынужденно и увлеченно взяла на себя холостяцкий быт Олега, былой восторг припорошился разноцветными носками, протертыми манжетами, изжеванными воротничками... Лучшая подруга и советчица Линка Синицына подозревала, что на этих бытовых берегах навсегда и застрянет любовная лодка... пока на горизонте не появится свежевыбритый красавец-лайнер.

Евдокия вполне серьезно прислушалась к заявлению подружки, начала уже поглядывать по сторонам в поисках надежного ковчега приятной наружности, но в силу вступил второй закон любви: недоприконченная бытом страсть возрождается из ревности.

Но будем двигаться в порядке повествования.

В одиннадцать часов упомянутого вечера, когда умытая и довольная жизнью Евдокия улеглась в постель с миленьким дамским детективом и коробочкой умопомрачительных марципанов, мобильный телефон напомнил о жизни за окном.

Звонок заверещал в самый волнующий момент, когда удалая сыщица обломком каблука вскрывала запертую бандитами дверь. Дуся, не отвлекаясь от сюжета, нашарила на тумбочке пиликающий телефон, мельком глянула на дисплей и несколько удивилась, обнаружив на нем вызов Паршина, собиравшегося пить с ментами.

-  Алло? - с робкой надеждой сказала Дуся в трубку. (Бойфренд подруги Линки все наиболее приятные слова вспоминал почему-то исключительно в подпитии. От трезвого бойфренда ласкового слова не дождешься, подвыпьет - как прорвет, причем всегда по телефону.)

От Паршина Евдокия не услышала ничего ласкового. Совершенно трезвым командирским голосом сыщик дал пятнадцать минут на сборы («тревожный чемоданчик» включал в себя пижаму и зубную щетку, так что надежды на амурное ночное приключение Дуся не теряла) и назвал адрес прибытия.