- Пойдем уж чиститься, горе… чье-то.

- Я сам! - поспешно сказал он. - Сам, слышите? Но девушка, припадая на левую ногу, невозмутимо шла к дверям, и Коля, недовольно вздохнув, поплелся следом.

- Во, обратала! - с удовольствием отметил старшина Степан Матвеевич. - Правильно, щебетуха: с нашим братом только так и надо.

Несмотря на протесты, Мирра энергично вычистила его, сухо командуя: «Руки!», «Повернитесь!», «Не вертитесь!» Коля сначала спорил, а потом примолк, поняв, что сопротивление бессмысленно. Покорно поднимал руки, вертелся или, наоборот, не вертелся, сердито скрывая раздражение. Нет, он не обижался на эту девчонку за то, что она в данный момент не без удовольствия вертела им, как хотела. Но прорывавшиеся в ее тоне нотки, явно покровительственные, выводили его из равновесия. Мало того, что он был минимум на три года старше ее, - он был командиром, полновластным распорядителем судеб целого взвода, а девчонка вела себя так, будто не он, а она была этим командиром, и Коля очень обижался.

- И не вздыхайте! Я же из вас пыль выколачиваю, а вы вздыхаете. А это вредно.

- Вредно, - не без значения подтвердил он. - Ох, и вредно!

Светало, когда они той же круглой лестницей спустились в склад. На столе остался только хлеб, сахар да кружки, и все сидели вокруг и неторопливо разговаривали, ожидая, когда же наконец закипит огромный жестяной чайник. Кроме женщин и усатого старшины, здесь оказалось еще двое: хмурый старший сержант и молоденький, смешно остриженный под машинку красноармеец. Красноармеец все время отчаянно зевал, а старший сержант сердито рассказывал:

- Ребята в кино пошли, а меня начбой хватает. Стой, говорит, Федорчук, дело, говорит, до тебя. Что, думаю, за дело? А дело вон какое: разряди, говорит, Федорчук, все диски, выбей, говорит, из лент все патроны, перетри, говорит, их начисто, наложи смазку и снова набей. Во! Тут на целую роту три дня без перекура занятий. А я - один: две руки, одна башка. Помощь, говорю, мне. И дают мне в помощь вот этого петуха, Васю Волкова, первогодка стриженого. А что он умеет? Он спать умеет, пальцы себе киянкой отшибать умеет, а больше ничего он пока не умеет. Верно говорю, Волков?

В ответ боец Вася Волков со вкусом зевнул, почмокал толстыми губами и неожиданно улыбнулся:

- Спать охота.

- Спать! - с неудовольствием сказал Федорчук. - Спать у маменьки будешь. А у меня ты, Васятка, будешь патроны из пулеметных лент выколачивать аж до подъема. Понял? Вот чайку сейчас попьем и обратно заступим в наряд. Христина Яновна, ты нам сегодня заварочки не пожалей.

- Деготь налью, - сказала тетя Христя, высыпая в кипящий чайник целый кубик заварки. - Сейчас настоится, и перекусим. Куда это вы, товарищ лейтенант?

- Спасибо, - сказал Коля. - Мне в полк надо, к дежурному.

- Успеется, - сказала Анна Петровна. - Служба от вас не убежит.

- Нет, нет. - Коля упрямо помотал головой. - Я и так опоздал: В субботу должен был прибыть, а сейчас уже воскресенье.

- Сейчас и не суббота и не воскресенье, а тихая ночь, - сказал Степан Матвеевич. - А ночью и дежурным подремать положено.

- Садитесь лучше к столу, товарищ лейтенант, - улыбнулась Анна Петровна. - Чайку попьем, познакомимся. Откуда будете-то?

- Из Москвы. - Коля немного помялся и сел к столу.

- Из Москвы, - с уважением протянул Федорчук. - Ну, как там?

- Что?

- Ну, вообще.

- Хорошеет, - серьезно сказал Коля.

- А как с промтоварами? - поинтересовалась Анна Петровна. - Здесь с промтоварами очень просто. Вы это учтите, товарищ лейтенант.

- А ему-то зачем промтовары? - улыбнулась Мирра, садясь за стол. - Ему наши промтовары ни к чему.

- Ну, как сказать, - покачал головой Степан Матвеевич. - Костюм бостоновый справить - большое дело. Серьезное дело.

- Гражданского не люблю, - сказал Коля. - И потом, меня государство обеспечивает полностью.

- Обеспечивает, - неизвестно почему вздохнула тетя Христя. - Ремнями оно вас обеспечивает: все в сбруе ходите.

Сонный красноармеец Вася перебрался от печурки к столу. Сел напротив, глядел в упор, часто моргая. Коля все время встречал его взгляд и, хмурясь, отводил глаза. А молоденький боец ничего не стеснялся и разглядывал лейтенанта серьезно и досконально, как ребенок.

Неторопливый рассвет нехотя вползал в подземелье сквозь узкие отдушины. Накапливаясь под сводчатым потолком, медленно раздвигал тьму, но она не рассеивалась, а тяжело оседала в углах. Желтые лампочки совсем затерялись в белесом полумраке. Старшина выключил их, но темнота была еще густой и недоброй, и женщины запротестовали:

- Темно!

- Экономить надо энергию, - проворчал Степан Матвеевич, вновь зажигая свет.

- Сегодня свет в городе погас, - сказал Коля. - Наверно, авария.

- Возможное дело, - лениво согласился старшина. - У нас своя подстанция.

- А я люблю, когда темно, - призналась Мирра. - Когда темно - не страшно.

- Наоборот! - сказал Коля, но тут же спохватился. - То есть, конечно, я не о страхе. Это всякие мистические представления насчет темноты.

Вася Волков снова очень громко и очень сладко зевнул, а Федорчук сказал с той же недовольной гримасой:

- Темнота - ворам удобство. Воровать да грабить - для того и ночь.

- И еще кой для чего, - улыбнулась Анна Петровна.

- Ха! - Федорчук зажал смешок, покосился на Мирру. - Точно, Анна Петровна. И это, стало быть, воруем, так понимать надо?

- Не воруем, - солидно сказал старшина. - Прячем.

- Доброе дело не прячут, - непримиримо проворчал Федорчук.

- От сглазу, - веско сказала тетя Христя, заглядывая в чайник. - От сглазу и доброе дело подальше прячут. И правильно делают. Готов наш чаек, берите сахар.

Анна Петровна раздала по куску колючего синеватого сахара, который Коля положил в кружку, а остальные стали дробить на более мелкие части. Степан Матвеевич принес чайник, разлил кипяток.

- Берите хлебушко, - сказала тетя Христя. - Выпечка сегодня удалась, не переквасили.

- Чур, мне горбушку! - быстро сказала Мирра. Завладев горбушкой, она победоносно посмотрела на Колю. Но Коля был выше этих детских забав и поэтому лишь покровительственно улыбнулся. Анна Петровна покосилась на них и тоже улыбнулась, но как бы про себя, и Коле это не понравилось.

«Будто я за ней бегаю, - обиженно подумал он про Мирру. - И чего все выдумывают?..»

- А маргаринчику нет у тебя, хозяюшка? - спросил Федорчук. - Одним хлебушком сил не напасешься…

- Поглядим. Может, и есть.

Тетя Христя пошла в серую глубину подвала; все ждали ее и к чаю не притрагивались. Боец Вася Волков, получив кружку в руки, зевнул в последний раз и окончательно проснулся.

- Да вы пейте, пейте, - сказала из глубины тетя Христя. - Пока тут найдешь…

За узкими щелями отдушин холодно полоснуло голубоватое пламя. Колыхнулись лампочки над потолком.

- Гроза, что ли? - удивилась Анна Петровна. Тяжкий грохот обрушился на землю. Вмиг погас свет, но сквозь отдушины в подвал то и дело врывались ослепительные вспышки. Вздрогнули стены каземата, с потолка сыпалась штукатурка, и сквозь оглушительный вой и рев все яснее и яснее прорывались раскатистые взрывы тяжелых снарядов.

А они молчали. Молчали, сидя на своих местах, машинально стряхивая с волос сыпавшуюся с потолка пыль. В зеленом свете, врывавшемся в подвал, лица казались бледными и напряженными, словно все старательно прислушивались к чему-то, уже навеки заглушенному тугим ревом артиллерийской канонады.

- Склад! - вдруг закричал Федорчук, вскакивая. - Склад боепитания взорвался! Точно говорю! Лампу я там оставил! Лампу!..

Рвануло где-то совсем рядом. Затрещала массивная дверь, сам собой сдвинулся стол, рухнула штукатурка с потолка. Желтый удушливый дым пополз в отдушины.

- Война! - крикнул Степан Матвеевич. - Война это, товарищи, война!

Коля вскочил, опрокинув кружку. Чай пролился на так старательно вычищенные брюки, но он не заметил.