Мне трудно объяснить то, что случилось. Не знаю даже, как и почему это произошло. Так было – вот все, что я могу сказать.

И тем не менее меня иногда мучает вопрос – а как бы все пошло дальше, если бы я вовремя обратил внимание на одну чрезвычайно важную деталь, истинное значение которой стало мне ясным лишь через многие годы? Обрати я внимание – и, наверное, жизнь троих людей сложилась бы совсем иначе. И эта мысль, надо сказать, порою меня пугает.

Для того чтобы рассказать все по порядку, нужно вернуться к лету 1914 года – то было перед самой войной, – когда мне случилось уехать из Лондона в Бейджуорси вместе с Нейлом Карслейком. Нейл был тогда для меня, пожалуй, лучшим другом. Еще раньше мне довелось познакомиться с его братом Аланом, но знакомство было не столь близким. С их сестрой, которую звали Сильвией, мне прежде встречаться не доводилось. Она была на два года моложе Алана и на три года младше Нейла. Правда, когда мы с ним еще вместе учились в школе, я раза два собирался провести часть каникул у них в поместье, которое и называлось Бейджуорси, но этому оба раза что-то помешало. И получилось так, что я впервые побывал в доме у Нейла и Алана, когда мне исполнилось двадцать три года.

Предполагалось, что нас там соберется довольно большая компания. Незадолго до моего приезда состоялась помолвка сестры Нейла, Сильвии, с неким Чарльзом Кроули. Он, по словам Нейла, был гораздо старше ее, но вполне славный парень и притом весьма недурно обеспеченный.

Помнится, мы приехали около семи вечера. Каждый отправился в свою комнату переодеваться к обеду. Нейл провел меня в ту, которую отвели мне. Дом в Бейджуорси был старым, беспорядочно выстроенным, но привлекательным. Последние три столетия всевозможные пристройки к нему возводились по мере надобности и без всякого плана, так что в нем то и дело встречались маленькие ступеньки, ведущие то вниз, то вверх, и даже попадались лестницы в самых неожиданных местах. Этот дом был из тех, где легко заблудиться. Помню, Нейл обещал по дороге в столовую зайти за мною. Ожидание первой встречи с его родителями вселяло в меня некоторую робость. Помнится, я тогда со смехом заметил, что в таком доме в каком-нибудь из коридоров можно наткнуться на привидение, а он беззаботно ответил, что, кажется, ему говорили, будто там действительно их любимое место, но что никто из нынешних обитателей дома никогда их не видел и что он даже не знает, какой вид привидение может принять.

Потом он поспешил к себе, а я принялся выуживать из чемоданов свой вечерний костюм. Семья Карслейк была небогатой; они продолжали жить в старом доме, но у них не было слуг, чтобы распаковать багаж или привести в порядок одежду.

Итак, я дошел как раз до стадии завязывания галстука и стоял перед зеркалом. В нем я мог видеть свое лицо, плечи и часть стены позади меня – обыкновенная стена с дверью посередине, – но стоило мне затянуть и поправить галстук, как я заметил, что дверь открывается.

Не знаю, почему я не обернулся, – думаю, это было бы естественнее всего; так или иначе, я этого не сделал. Я лишь наблюдал за тем, как дверь медленно распахнулась, – и после этого увидел через дверной проем другую комнату.

То была спальня – размером больше моей, – в ней стояло две кровати, и вдруг я заметил нечто такое, от чего у меня перехватило дыхание.

У изголовья кровати я увидел девушку, которую какой-то мужчина ухватил за шею и не спеша опрокидывал на спину, все сильней сдавливая горло и медленно удушая.

Ошибки быть не могло. Я все видел предельно четко. На моих глазах происходило убийство.

Я мог ясно видеть лицо девушки, ее блестящие золотые волосы, а также ужас и предсмертную агонию на прекрасном лице, постепенно наливающемся кровью. Что касается мужчины, то я мог видеть его спину, его руки и шрам, идущий через левую половину лица к шее.

Для того чтобы описать эту картину, мне потребовалось некоторое время, однако на самом деле все заняло лишь одну-две секунды, пока я смотрел на это, совершенно ошеломленный. Потом я обернулся, чтобы поспешить на помощь...

И у стены позади меня, той самой, что отражалась в зеркале, я увидел только викторианский платяной шкаф черного дерева. Никакой открытой двери – никакой сцены насилия. Я повернулся обратно к зеркалу. В нем отражался только шкаф...

Я протер глаза. Потом бросился к шкафу и постарался отодвинуть его, и в тот момент Нейл вошел через дверь, ведущую в коридор, и спросил, чем я, черт побери, занимаюсь.

Он, должно быть, подумал, что я слегка чокнулся, когда я потребовал сказать, есть ли за шкафом дверь. Он ответил, что да, конечно, дверь существует и выходит в соседнюю комнату. Я спросил, кто занимает соседнюю комнату, и он сообщил, что там сейчас живут Олдхемы – майор Олдхем с женой. Затем я спросил, точно ли у миссис Олдхем очень светлые волосы, и когда он сухо возразил, что она брюнетка, я наконец понял, каким выгляжу дураком. Я собрался с духом, пробормотал какое-то неуклюжее объяснение, и мы вместе спустились в столовую. Я сказал себе, что у меня, наверное, была галлюцинация – мне было довольно стыдно, и я отчасти чувствовал себя ослом.

А затем... затем Нейл сказал: «Моя сестра Сильвия», – и я увидел перед собой прелестное лицо девушки, которую только что душили на моих глазах, и... и меня представили ее жениху, высокому смуглому человеку со шрамом, шедшим через левую половину лица.

Так-то вот. Хотелось бы мне, чтобы вы подумали и сказали, как поступили бы на моем месте. Передо мной стояли девушка – та самая девушка – и тот мужчина, которого я видел душившим ее, и они собирались через месяц пожениться...

Может, я видел пророческую картину будущего? А что, если нет? Как знать, вдруг Сильвия и ее муж приедут сюда погостить, им отведут эту комнату (лучшую из незанятых постоянно живущими здесь членами семьи), и ужасная сцена, свидетелем которой я стал, произойдет в действительности?

Что мне делать? И вообще, могу ли я сделать хоть что-нибудь? Поверят ли мне? Поверит ли Нейл, поверит ли его сестра?

Я постоянно думал об этом, прикидывая так и эдак, в течение всей недели, проведенной в их доме. Сказать или не сказать? Увы, почти сразу все осложнилось еще одним обстоятельством. Дело в том, что я влюбился в Сильвию Карслейк в тот самый момент, когда увидел ее... Она мне стала дороже всего на свете... И это некоторым образом связывало мне руки.

Но если так ей и не сказать, Сильвия выйдет замуж за Чарльза Кроули, и тот может ее убить...

И вот за день до моего отъезда я решил все ей выложить. Я так и сказал, что она вправе считать меня сумасшедшим или кем-то в этом роде, но я готов поклясться чем угодно, что расскажу лишь то, что сам видел, и потому, раз уж она собралась выйти за Кроули, мой долг поведать ей о странном видении в зеркале.

Она слушала очень спокойно. В ее глазах было что-то такое, чего я не понимал. Она совсем не сердилась. Когда я закончил, она невесело поблагодарила меня. А я повторял и повторял, словно дурак: «Я действительно видел. Я вправду это видел», – пока она не остановила меня словами: «Конечно, видели, раз вы так говорите. Я вам верю».

В итоге я ушел от нее, так и не сумев понять, действительно ли поступил правильно или свалял дурака, но спустя неделю Сильвия разорвала помолвку с Чарльзом Кроули.

Затем началась война – и просто не было времени много раздумывать о чем-то, кроме нее. Раз или два, когда я бывал в увольнении, мне случалось видеть Сильвию, но я старался избегать таких встреч.

Я любил ее и сходил по ней с ума как никогда, но меня не оставляло чувство, что это была бы игра не по правилам. Ведь из-за меня она разорвала помолвку с Кроули, и я все время говорил себе, что смогу оправдать свой поступок, лишь если проявлю полную личную незаинтересованность.

В 1916 году Нейл погиб, и на мою долю выпало сообщить Сильвии о последних минутах его жизни. После этого мы уже не могли по-прежнему вести себя, словно чужие. Сильвия боготворила Нейла, а я считал его лучшим другом. Она была прекрасна, невыразимо прекрасна в своем горе. И мне с трудом удавалось придерживать язык, чтобы не пуститься в плаксивые рассуждения о том, как случайная пуля может положить конец моему ничтожному бытию. Но жизнь без Сильвии действительно не имела для меня смысла.