— Господи, да об чем я… кого браню? Благодетельницу, Великую Екатерину?!! Но кто бы мог подумать, что из ласкового, легко плачущего цыпленка, каковым показался всем и ей, многоопытной, желторотый секунд?ротмистр, столь стремительно вырастет василиск…».

Последние годы правления Екатерины II не были спокойными. За время Второй турецкой войны в Польше укрепилось влияние Пруссии в ущерб России. Поэтому сразу же по окончании войны организовалась Тарговицкая конфедерация,[135] вслед за чем русские войска подошли к Варшаве. Пруссия и Австрия тотчас же заявили и свои притязания, и в 1793 году состоялся второй раздел Польши.

В том же году, несмотря на известное всем лихоимство отца Зубовых, все семейство было возведено в графское достоинство. Вот тут?то Платон Александрович и отплатил с лихвой всем, не исключая и своего благодетеля Салтыкова.[136] Если первое время он заискивал перед окружением императрицы, вплоть до камердинера Захара, то укрепившись в роли «последнего фаворита», Платон Александрович сбросил личину. По воспоминаниям современников, он стал «дерзким до наглости, спесивым до чванства», непомерно властолюбивым и высокомерным человеком. Обычная манера поведения ничтожества, обретшего власть. А уж самомнению фаворита не было предела.

Постыднейшие сцены разыгрывались по утрам в его передней. Толпы, казалось бы, достойных уважения людей подобострастно ожидали его пробуждения. Толкаясь, ломились в открытые лакеем двери и стоя ожидали, когда Зубов в шлафроке со всклокоченными волосами и в ночных туфлях войдет и сядет в кресло для утреннего туалета. Державин воспел его в стихах «К лире». Генерал Мелиссино, получив от него Владимирскую ленту, целовал Зубову руки. Генерал?лейтенант Голенищев?Кутузов, будущий победитель Наполеона, за час до пробуждения Платона варил ему кофе и был счастлив подать на глазах у многочисленных свидетелей… Перед ним заискивал цесаревич Павел Петрович, а великие князья Александр и Константин старались угодить и обращались за покровительством. Весь этот фимиам непрерывной лести заставил Зубова возомнить себя поистине великим человеком.

За глаза многие называли его кто «дуралеюшкой», кто «лакеем». Ростопчин уподоблял его «мальчишке, осмелившемуся представлять из себя Нерона, которому трепещущий Сенат воскуривает фимиам». Но все это было лишь шушуканьем по углам. Один лишь Суворов, дочь которого, графиня Наталья Александровна («Суворочка») вышла замуж за гиганта и силача Николая Зубова, отваживался вслух называть свойственника «болваном», впрочем, не исключено, что только по причинам родства.

Валериан Зубов тоже не страдал скромностью. Будучи генерал?майором он получил от прусского короля орден Черного Орла, и тут же напомнил императрице, что носить эту награду имеет право лишь тот, чей чин не ниже генерал?лейтенанта. Такого выпада ему не простил Платон, и между братьями произошла бурная ссора. Валериан был красивее и моложе Платона и последний это хорошо понимал. Он видел, какими глазами их общая престарелая любовница смотрела на брата. Но в результате Валериан должен был уехать от Двора в армию Суворова, стоящую в Польше. А Платон в утешение получил диплом светлейшего князя.

Граф Валериан Александрович был женолюбив не менее своего старшего брата. И это скоро почувствовали прекрасные польские дамы… Валериан задавал балы в Варшаве и крутил романы одновременно с несколькими красавицами.

Во время польских смут 1794 года, он в качестве генерал?майора получил под свою команду довольно значительный отряд и успешно участвовал в боях. Однажды, преследуя арьергард поляков, он попал под артиллерийский обстрел, и ядро раздробило ему левую ногу. Необходимо отдать ему справедливость, духа он не потерял. В лазарете ему ампутировали ногу по колено и Валериан вынужден был ковылять на костылях. Но руки у него были целы и голова варила хорошо. Он писал императрице письма и получал от нее весьма ласковые ответы. В них Екатерина упрекала «богомерзких поляков… которые не стоят тех храбрых людей, кои от них пострадали». Она прислала за ним в Варшаву покойный английский дормез и 10 тысяч червонцев на дорогу. В Петербурге Валериан был сразу же произведен в генерал?лейтенанты, получил орден Святого Андрея Первозванного и орден Святого Георгия Третьей степени. Плюс — сто тысяч на лечение и триста тысяч на покрытие долгов. Государыня пожаловала ему прекрасный дом на Миллионной улице, некогда принадлежавший Густаву Бирону, двадцать тысяч золотом и ежегодную пенсию в тринадцать тысяч рублей. По предложению самой императрицы, он поселился в Таврическом дворце и заказал себе протез. Но то ли пользоваться им так и не научился, то ли преднамеренно, но по выздоровлении явился ко Двору на костылях. Впрочем, это не убавило его жизнерадостности и женолюбия. В этот период он почти серьезно увлекся графиней Потоцкой, и эта связь примирила его с братом.

После подавления восстания Костюшки, кровавой резни в предместье Варшавы и сдачи польской столицы войскам Суворова, союзные державы в третий раз поделили Польшу, уничтожив Речь Посполитую как государство. Россия же получила оставшуюся часть Литвы и Курляндию. А ненавистные имена действующих лиц этой трагедии навсегда остались в памяти поляков.

Успехи русских войск всегда тревожили европейские державы. И теперь французские дипломаты едва не подняли султана на третью турецкую войну с Россией. Слава богу, удалось этого избежать. Зато персидский властитель Аги?Магомет?хан вторгся в пределы Грузии, присоединившейся к России. Государыня распорядилась послать туда восьмитысячный отряд генерала Гудовича, а вслед за ним еще тридцатипятитысячную армию под командой Валериана Зубова. Кампания началась удачно. Без боя сдался Дербент. После трудного похода русская армия подошла к Баку, и хан вручил Зубову ключи от города. Правда, дальше все пошло не так гладко.

В 1796 году лето выдалось холодным и дождливым. Государыня зябла, у нее болели ноги. В камине ее покоев не гасло пламя, и все равно она куталась. К августу решили перебираться в город…

Анна была довольна, потому что предстояла свадьба Машеньки и у нее накопилось много незаконченных дел. В столице, после переезда, за суматохой все как?то оживились. Повеселела и государыня. В Санкт?Петербург инкогнито приехал юный шведский король Густав IV с целью просить руки великой княжны Александры Павловны, и генерал?прокурор граф Александр Николаевич Самойлов решил дать в своем новом доме бал. Зная, что у императрицы болят и опухают ноги и ей трудно подниматься по ступеням, он, подобно князю Безбородко, велел за несколько дней разобрать не только крыльцо, чтобы сделать покатый пандус, но и переделать главную лестницу в доме. Поспешное строительство обошлось ему в громадную сумму, но не осталось незамеченным. К приезду гостей дом его сверкал огнями бесчисленных плошек, благоухала аллея из только что посаженных деревьев, а дерн с луговой травой, привезенный из имения и выстланный перед крыльцом, имел, несмотря на осень, свежий вид.

Государыня пригласила с собой в карету юного шведского короля Густава IV, приехавшего сватать великую княжну Александру, и в сопровождении обычной свиты выехала из Зимнего дворца. Поезд императрицы приблизился к подъезду. Екатерина вышла, опираясь на руку князя Зубова. За пять лет фавора этот ничтожный малый достиг всего того, на что могучему Потемкину понадобилось двадцать лет. Зубов умудрился взбираться по ступенькам карьеры, подтягивая за собой и расставляя на разных уровнях иерархической лестницы своих многочисленных родственников и людей, которые зависели от него. Пожалуй, личная власть Платона Зубова была сродни власти Бирона при Анне Иоанновне. Роднило их и то, что ни один, ни другой и в мыслях не держали пользу государства, коим помыкали.

Императрица за последнее время сильно одряхлела… Николай Муравьев[137] еще в 1792 году писал в своем дневнике: «Дали знать, что императрица возвращается из церкви в свои покои, и мы скоро увидели этот ход. Императрица, старая старуха, обвешанная и закутанная кружевами. Напудренная и в чепце шла впереди этого хода».