В этот приезд к графу Самойлову на ее лице за любезной улыбкой скрывалась тревога. Не были особенно оживлены и прибывшие с нею придворные. Обеспокоенный хозяин, улучив момент, остановил Протасову, с которой был в дружеских отношениях, и попросил просветить его, в чем причина кручины государыни.

— Это все вздор, граф: стоило нам выехать из дворца, как большая сверкающая звезда, прочертив небо над головой ее величества, упала в Неву. Государыня вздрогнула и, кажется, впервые за последние дни опечалилась. «Не закат ли это моей звезды?», сказала она, заметив, что звезда родилась над ее головою и упала к стенам Петропавловской крепости, где находится царская усыпальница… Князь Платон Александрович был также испуган и не нашелся вдруг, что ответить… Король Густав пытался что?то сказать в утешение, но ее величество только покачала головою. Постарайтесь, Александр Николаевич, разговорить государыню…

Вечер у графа Строганова прошел удачно, — залы ярко освещены, артисты, игравшие комедию императрицы, роли свои знали на зубок и декламировали громко и выразительно. Лев Александрович Нарышкин, как всегда, удачно шутил, а столы были верхом изобилия и совершенства… Однако государыня после представления пьесы поднялась, распрощалась и в сопровождении Платона Зубова и дежурных фрейлин удалилась. Вернувшись в Таврический дворец, она отпустила фаворита и задержала Анну.

— Дурной знак, мой королефф. Видно приходит и мое время… — Сказала она, укладываясь.

— Перестаньте, ваше величество. Вы прекрасно выглядите и сами изволили говорить, что стараниями пирата Ламброзия[138] ваши ноги пришли в прежнее здравие. А падучая звезда — не более чем знак отъезда великой княжны в Швецию…

— Ах, если бы это было так… Сегодня в парке, когда мы сидели на скамейке, шведский король просил у меня руки Alexandrine

— Но мне говорили, что ранее уже шли переговоры о его браке с принцессой Мекленбургской?

— О, мой королефф, вы, как всегда, в курс все события. Я знала об этом и потому отвечала ему, что подумаю… Вечером я сказала, что готова согласиться на этот брак только в том случае, если все мекленбургские связи будут разорваны и Alexandrine останется в прежней вере.

— Возможно ли это, ваше величество?

— По поводу мекленбургский переговор король согласился сразу. А вот вопрос о свободном исповедании православный вера, как я и ожидала, вызвал затруднений. Der kleiner Konig <Маленький король (нем.).> пытался уверять, что сие есть невозможно. Он уверял, что не будет стеснять свобода совесть супруга и что в частная жизнь она может исповедовать свою религию. Но он не может позволять ей иметь своя часовня и причт в королевский дворец и что на официальная церемония она должна придерживаться вера его страна.

— Но это же прекрасно! Разве это не справедливое требование, ваше величество? Как бы отнеслись лютеране?шведы к будущему наследнику, рожденному православной матерью?

— Дочь Петр Великий выходил замуж за герцог Карл Фридрих Голштинский, не переменив вера, и права ее сына на престол были признаны сеймом. Вы знайт сама, что избрание не состоялось лишь потому, что императриц Елисавет уже объявила сын своя сестра, как русский великий князь и свой наследник.

— И что хорошего? Была ли герцогиня счастлива? — Анна запнулась. — Или ее сын?..

— Ах, мой королефф, что такое счастье? Это только путь к поставленный цель, не более… Швеция — исконный враг России, и побежденная она должна подчиняться наши требования. Не подобает русская великая княжна переменять веру, так я считаю!

— Мне кажется, ваше величество, что этакое obstination <упрямство (фр.).> вызовет массу осложнений. Король Густав молод и тоже очень упрям. А молодые люди так полюбили друг друга…

— Спокойной ночи, моя милая. Мы одинаково хорошо знаем, что такое любов… Шведские министры помогут мне, и будет так, как я сказала.

— Спокойной ночи, ваше величество.

Екатерина была права. Большинство шведов, прибывших с королем, уговаривали его согласиться на условия императрицы. Правда, камер?юнкер Клас Флемминг открыто заявил, что никогда не посоветует монарху предпринять действия, противные законам королевства. Посол Курт Штединг, в доме которого на Английской набережной под именем графа Гага жил Густав IV, вел двойную игру. Но в конце концов разумные доводы большинства как будто победили. Был составлен брачный договор, в котором главную роль играл пункт о свободе вероисповедания православной религии великой княжной после свадьбы. Однако в день обручения, когда документ был представлен российским полномочным министрам, пункта этого в нем не оказалось. Разводя руками, шведы сказали, что король забрал его, чтобы еще раз переговорить с императрицей.

К шести часам в большом зале Зимнего дворца собрались все приглашенные. Приехал из Гатчины великий князь?отец невесты с супругой, пришли великие князья, ее братья. Все перешли в большой зал, куда через некоторое время со второго этажа спустилась и сама великая княжна Александра в подвенечном платье. Ждали императрицу. В своих покоях она диктовала графу Моркову содержание спорного пункта проекта, который предлагала подписать шведскому королю. Заодно на словах она велела передать, что в случае отказа обручение может не состояться.[139]

После этого, выждав некоторое время, прибыла к собравшимся в полном блеске своего величия. Недоставало лишь жениха…

Время шло и постепенно веселое настроение уступило место недоумению. Король Густав не производил впечатления неучтивого человека. Первой подняла тревогу Анна Никитична Нарышкина. Усилиями Николая Ивановича почтенная статс?дама снова обрела утраченные милости.

Граф Аркадий Иванович Морков,[140] а за ним Безбородко отправились в дом шведского посла и там сказали Густаву о том, что императрица и весь Двор уже собрались и ожидают, и что его опоздание является несказанным оскорблением государыне.

Регент, подхватив юного короля под руку, ходил с ним по зале и тоже, по?видимому, уговаривая уступить. На что Густав достаточно громко, чтобы слышали все присутствовавшие, ответил: «Нет, я этого не желаю и ничего более подписывать не намерен». Раздосадованный всем происходящим, он удалился в свои апартаменты и запер дверь. Через некоторое время регент с поклоном передал русским его письменный ответ.

Вернувшись, Морков подошел к Платону Зубову и зашептал ему что?то на ухо. Императрица делала вид, что не замечает. Фаворит побледнел. Хочешь, не хочешь, а вводить государыню в известность о состоянии дел было нужно…

Ах, как он шел к ней! Брел по стенке, обходя стоящих, заплетая ногу за ногу, пока не увидел взгляда Екатерины. Тут он подбежал и попытался незаметно сунуть в руку записку короля… Она прочла одним взглядом.[141]

Страшно побледнела, потом кровь бурно прилила к ее щекам, лицо побагровело, глаза расширились, как при ударе. Императрица поднялась, челюсть ее отвисла и не подчинялась ей. Наконец, пролепетав нечто вроде того, что чувствует себя дурно, она тяжело оперлась на руку камер?фрейлины и покинула зал. С трудом добравшись до своих покоев, отослала всех, кроме Анны.

— Наглец, мальчишка, der kleiner Konig… — сказала она с сердцем, после того как фрейлина помогла ей раздеться и лечь в постель.

— Ваше величество, не могло бы это быть происками недружественных вам сил…

— Отчасти, конечно… Он получил от французского Двора два миллиона и стал слишком смелым… Слишком, мой дружочек, слишком… Он даже не предполагает, как дорого может это ему обойтись. Французское золото превратится в пыль…

— Но как он мог не подумать о великой княжне? Как и все, я была уверена, что молодые люди искренне полюбили друг друга…

— Э, что такое искренность королей… Безделица, цена которой — грош… А теперь, ma cheriе, оставь меня. Удар был слишком жестоким и я должна его еще переварить.

вернуться

138

Речь идет о греческом моряке Ламбро Дмитриевиче Кацонисе, поступившем на русскую службу около 1774 г. в чине майора. Во время Второй русско?турецкой войны был капером в Архипелаге. После Ясского мира продолжал корсарствовать. Позже, по протекции адмирала Рибаса вошел в милость к фавориту Зубову и объявил себя лекарем. Он сумел убедить императрицу в пользе холодных морских ванн для ее больных ног и добился временного успеха в лечении. Смерть Екатерины II прервала его эксперименты.

вернуться

139

Копия этой любопытной записки сохранилась в мемуарах графини Головиной: «Проект. Я торжественно обещаю предоставить Ее императорскому высочеству государыне великой княжне Александре Павловне, моей будущей супруге и шведской королеве, свободу совести и исповедания религии, в которой она родилась и воспитывалась, и прошу ваше величество смотреть на это обещание, как на самый обязательный акт, который я мог подписать».

вернуться

140

Морковы — дворянский род, происходящий из Новгорода. А. И. Морков (1747–1827) был видным дипломатом екатерининского века, по характеристике Н. Карамзина «знаменитым в хитростях дипломатической науки». Был с князем Д. А. Голицыным в Гааге, затем — послом в Стокгольме, где поддерживал сношения с недовольным дворянством против короля Густава III. Вернувшись, стал правой рукой канцлера Безбородко, а затем вошел в доверие фаворита П. А. Зубова, заполучив через его посредство всю иностранную переписку императрицы.

вернуться

141

Ответ шведского короля также можно найти в мемуарах Варвары Николаевны Головиной. Она цитирует ее вслед за Проектом Екатерины II без обращения: «Дав уже мое честное слово Ее императорскому величеству в том, что великая княжна Александра никогда не будет стеснена в вопросах совести, касающихся религии, и так как мне казалось, что ее величество этим довольна, то уверен, что императрица нисколько не сомневается в том, что я достаточно знаю священные законы, которые предписывают мне это обязательство, что всякая другая записка становится излишней». Подписано: «Густав Адольф 11–22 сентября 1796 года».