Незнайко окончил семинарию в 1912 году и получил в награду за успехи открытку с видом православной миссии и фотокарточку архиепископа Сергия (ставшего главой миссии после скончавшегося 16 февраля 1912 года святителя Николая) с дарственной надписью. Из 19 сдаваемых Незнайко предметов 7 относились к японской филологии (хотя и остальные изучались и сдавались на японском языке): «Чтение японских газет», «Японская грамматика», «Японский эпистолярный стиль», «Китайская письменность», «Японская письменная работа», «Японская словесность» и «Японская хрестоматия». По всем этим предметам он получил оценки «очень хорошо» и «хорошо».

Год спустя Ощепков сдавал другие выпускные экзамены, но в его программе было уже 8 предметов из области японской словесности: «Японская грамматика», «Японская хрестоматия», «Японское чистописание», «Японское сочинение», «Теория японской словесности», «Чтение японских писем», «Перевод японских газет» и «Китайская письменность». По трем из этих предметов Ощепков получил оценки «отлично хорошо» (5), а по остальным «Очень хорошо» (4). И в 1912, и в 1913 годах экзамены принимал митрополит Сергий, о котором сам архиепископ Николай писал: «Экзаменует отлично – строже, чем я»[61]. Так что в данном случае речь, скорее, может идти о каких-то личных отношениях, о приязни и неприязни, а не об объективной оценке владения языком, тем более что нам неизвестно, кого именно из «частников» имел в виду И. Незнайко. Например, с тем же Ощепковым у него сложились очень неплохие отношения. Судя по всему, оба они – и Ощепков, и Незнайко – были в числе отличников, а Ощепков (единственный из второго набора семинаристов) удостоился многократного упоминания владыкой Николаем в его дневниках, да и в газете «Россия» преосвященный вспоминает об ученике с нескрываемой гордостью.

Помимо общеобразовательных программ и групп предметов, относящихся к Закону Божьему, русские семинаристы занимались и специальной физической подготовкой в виде, предусмотренном в то время японским министерством просвещения, то есть дзюдо. Любопытно в связи с этим упоминание об одном из случайных, казалось бы, визитов в семинарию: «Путешествующий Генерал-майор Генерального штаба Данилов был с военным агентом Генерал-майором Самойловым. Хотели посмотреть школы наши; показал Женскую школу и Семинарию, в которой ученики показали ему борьбу "дзюдзюцу"; время было после классов: больше видеть было нечего»[62]. Думается, высокопоставленному «путешественнику» было весьма интересно взглянуть на умение семинаристов бороться, а информацию об их успехах в деле изучения японского языка он сполна получил у своего военного агента. Дело в том, что приезжий из Петербурга имел самое непосредственное отношение к обучению русских учеников: Ю. Н. Данилов, по прозвищу Данилов Черный (в одно время с ним в императорской армии были еще Данилов Рыжий и Данилов Белый), был не просто генералом, а генерал-квартирмейстером Главного управления Генерального штаба, проще говоря, шефом русской военной разведки. Нет сомнений, что внимание офицеров отечественных спецслужб, посещавших время от времени семинарию под различными благовидными предлогами, было сконцентрировано не на всех, а лишь на некоторых подростках (специальный отбор предусматривал и план Свирчевского), и их дальнейшая история подтверждает это предположение. Когда готовилась эта книга, один из ветеранов нашей военной разведки под большим секретом (!) рассказал автору, что один бывший семинарист «даже стал потом резидентом в Японии». Увы, ветеран не читал многочисленной литературы на эту тему и не знал, что имя этого резидента давно не является тайной: это был Василий Сергеевич Ощепков. Приходится признать в то же время, что, к сожалению, более-менее полные биографические данные есть лишь по отдельным семинаристам; а из их числа выделяются, в свою очередь, все те же двое наших знакомых: Василий Ощепков и Исидор Незнайко. Кое-что известно о жизни Владимира Плешакова и Трофима Юркевича. Есть несколько упоминаний о послесеминарской жизни Степана Сазонова и Николая Журавлева. Информация же о судьбах прочих семинаристов все еще хранится в различных архивах от Санкт-Петербурга до Владивостока, Сахалина и Токио и ждет своих исследователей. Но начну я с тех, о ком известно больше всего.

История основателя самбо, единственного известного относительно широкому кругу людей бывшего семинариста Василия Сергеевича Ощепкова с каждым годом становится все популярнее. Свидетельства прогресса налицо: пишутся книги, снимаются фильмы, ставятся спектакли. В художественных произведениях возник новый герой – искусный разведчик и покоритель женских сердец Василий Сергеевич… Щепкин. Кстати, сама по себе фамилия нашего настоящего героя Ощепков встречается довольно часто в определенных регионах России, и изучение биографии ученика Николая Японского лучше начать с этого факта.

Известно, что фамилию свою Василий получил от матери – ссыльнокаторжной Александровской тюрьмы на Сахалине Марии Семеновны Ощепковой (1851–1904). Но о ней самой мы знаем не слишком много. В опубликованных ныне документах архива Пермского края, откуда родом была Мария Семеновна, можно найти данные только о двух людях, более или менее подходящих нашим условиям. Дело в том, что во всех современных публикациях указывается, что мать Василия Ощепкова родилась в 1850 году, но документы о женщине именно такого возраста не обнаружены. Зато в базе данных упоминаются сразу две Марии Семеновны Ощепковы 1848 года рождения: 29 марта, из деревни Аксеновка, дочь солдатки (Ф. 37. Оп. 2. Д. 114), и родившаяся 2 марта – из деревни Воробьи, дочь крестьянина Симеона Никифоровича и Анны Матвеевны. В метрической книге за 1866 год есть запись о бракосочетании 31 октября православной крестьянки из деревни Воробьи Ощепковой Марии Семеновны, 18 лет, то есть 1848 года рождения, дочери уже умершего к тому времени крестьянина Ощепкова Семена Никифоровича, с крестьянином из деревни Даньково Ощепковым Петром Герасимовичем[63]. Следы первой Марии Семеновны при этом теряются…

Тут надо отметить, что Ощепковых в архивных материалах Пермского края очень много. Есть даже деревня Ощепково. Складывается впечатление, что Ощепковы – вообще одна из самых распространенных фамилий в Предуралье, но, что интересно, в старые времена больше нигде эта фамилия не встречалась. Так что даже сегодня, если вы встретите в своей жизни человека по фамилии Ощепков, можно быть уверенным, что кто-то из его предков происходит из пермских краев. Почему?

Исследователи считают, что само слово «ощепок» происходит из местных – вятских, уральских – наречий. Здесь так называли поленья, от которых щипали лучины, большие щепки. Возможно, когда-то такое прозвище дали местному промысловику, продававшему, например, такие ощепки. А может быт, какому-то не очень порядочному человеку – «отщепенцу», от которого и пошли многочисленные потомки, многие столетия остававшиеся преимущественно в крестьянском сословии предуральских губерний. Впервые же фамилия Ощепков упоминается в тех местах в начале XVII века, когда в документах возникают «Ивашко Ощепков. Крестьянин сольвычегодский, 1629» и «Ивашка Мартемьянов сын Ощепков, 1623». На Средний Урал Ощепковы попали, видимо, примерно в то же время: сохранились записи о ямщике Афанасии Ощепкове из Верхотурской слободы, о деревне ямщиков Ощепковых на реке Тагиле, об Ощепковой слободе на реке Нице («… да новая слобода, что строит слободчик Пятко Ощепков»). Если верить легенде, раскольниками братьями Ощепковыми была основана Пышминская, Совина и Тупицынская слободы. К началу XVIII века Ощепковы упоминаются в различных списках и метриках все чаще, а еще через столетие становятся одной из самых распространенных фамилий Камско-Уральского региона[64].