Древний из Трех произнес эту речь дрожащим голосом, в котором слышалось столько власти и убеждения, что сэр Лауренс не решился возобновлять своих протестов.

— Я нахожусь здесь, — отвечал он твердо, — не для того, чтобы спорить с вами об исторических судьбах народов. Я получил от королевы управление Индией, и пока у меня остается хоть капля жизни, не допущу уничтожения власти, данной мне королевой.

— Я и не думаю обвинять тебя в захвате власти. — сказал браматма. — Каково бы ни было происхождение этой власти, власть тут ни при чем; вся ответственность за это проходит мимо, но затрагивая тебя. Я требую у тебя отчета за невинную кровь, пролитую тобой. В тот час, когда не было уже ни одного человека с оружием в руках, ты хладнокровно, без всякого повода, вопреки даже интересам своей страны покрыл две трети Индии кровью и развалинами. В Серампуре, Агре, Бенаресе, Дели, Лукнове, Горудвар-Сикри и в сотне других мест твои пьяные солдаты убивали женщин, детей, стариков и здоровых людей, которые, поверив твоим лживым прокламациям, спокойно вернулись в свои жилища. По статистическим сведениям газет в Бомбее и Калькутте более миллиона человеческих существ погибли среди кровавых расправ, которые ты придумал, чтобы терроризировать Индию.

Когда тигр в человеческом образе, которого звали Максуэллом, — он заплатил уже свой долг, — пришел спросить, как поступить с жителями Гоурдвара, не отвечал ли ты ему, чтобы их собрали на эспланаде и до тех пор стреляли в это человеческое стадо, пока не останется никто в живых? А когда негодяй спросил тебя: «А как быть с грудными детьми?» — «Ах! — сказал ты с улыбкой, от которой вздрогнуло само чудовище, — слишком жестоко будет разлучать их с матерями"*. — И приказание твое было исполнено… Поищи между знаменитыми убийцами, которые искупили свои грехи на эшафоте, согласится ли хотя бы один из них подать тебе руку? Поступив таким образом с Бенгалией, ты вздумал приняться за Декан! Но этого не будет, чаша страданий переполнилась и час правосудия пробил. Мы могли казнить тебя, как обыкновенного злодея, но мы хотели узнать от тебя, не найдешь ли ты хотя бы малейшего оправдания своим преступлениям!.. Во имя Индии в слезах и матерей в трауре я прошу трибунал Трех присудить этого человека к кинжалу правосудия.

></emphasis> * Исторический факт.

— Сэр Джон Лауренс, что ты ответишь на это? — спросил старшина.

— Ничего! — отвечал обвиняемый твердо и с презрением. — Отвечать — значит признать вас судьями.

— Хорошо! Ты сам этого захотел.

И, обращаясь к своим товарищам, древний из Трех сказал:

— Во имя Того, который существует только своими силами и таинственное имя которого никто не смеет произнести, во имя всего человечества, права которого мы осуществляем, — какого наказания заслуживает этот человек?

— Смерть! Смерть! — отвечали ему два его товарища.

— Справедливо! — сказал древний из Трех. — Мне остается только произнести приговор… Во имя вечного Сваямбхувы! Во имя высших Духов, парящих над водами, невидимых вождей нашего правосудия… мы, Три…

— Остановись, древний из Трех! — сказал мнимый пандаром. — Позволь мне употребить последнее средство, чтобы спасти этого человека против его воли.

— Мысль твоя похвальна, о, сын мой. Мы слушаем тебя.

— Сэр Джон Лауренс, несмотря на твои преступления, несмотря на все зло, сделанное тобою, я первый буду просить о твоем помиловании, если ты дашь честное слово исполнить все, что я спрошу у тебя.

— Я не свободен и в таком состоянии отказываюсь принимать на себя какое бы то ни было обязательство, будь даже оно вполне справедливо и почетно.

Сэр Джон знал, что члены тайного совета никогда не нарушают данное слово; они обещали отпустить его на свободу после произнесения приговора — и это вернуло ему смелость. Он думал уже о том, что его день и ночь будет окружать шотландская стража, и тогда ему нечего бояться кинжала правосудия. Вот почему он и решил не идти ни на какие компромиссы.

— Выслушай меня, сэр Джон! Будь уверен, что раз приговор произнесен, он будет исполнен, несмотря ни на какие принятые тобой предосторожности. Но это не все: знай, что ужасное восстание, в котором на этот раз примет участие вся Индия, уже подготовлено, и силы, которыми ты располагаешь, будут поглощены громадным потоком в два, три миллиона людей, которые все сметут на своем пути.

— Благодарю, что уведомили, — отвечал вице-король с язвительным смехом.

— Подожди радоваться, — продолжал мнимый пандаром. — Владычество Англии исчезнет, но сколько крови будет пролито… Но все еще может устроиться. Поспособствуй тому, чтобы правительство твое дало Индии ту же автономию, как и своим колониям в Австралии и Канаде; чтобы оно признало права Нана-Сагиба на троне Ауда, объявило общую амнистию — и тогда Индия согласится навсегда быть под покровительством английского знамени. Я обещал раджам юга и Нана-Сагибу сделать тебе это предложение, и считаю нужным исполнить свое слово. Если ты согласишься, то спасешь свою жизнь и дашь мир этой несчастной стороне, сохранив в то же время для Англии самый драгоценный бриллиант в ее колониальной короне… Если б ты знал, кто я, то понял бы, как тяжело мне способствовать добровольному признанию власти британского знамени над землею Брамы.

— Кто ты такой? — спросил сэр Джон, любопытство которого было в высшей степени возбуждено этими словами.

— Я в данный момент исполняю обязанности браматмы; но я не Арджуна, как думали Кишная и ты. Я тот, кого народ зовет Сердаром и другом правосудия.

— Фредерик де Монморен! Ты Фредерик де Монморен? — воскликнул вице-король, с жадным любопытством рассматривая авантюриста. — И ты не боишься открывать мне свои планы и свое инкогнито?

— Я могу это сделать, не подвергая опасности ни дела, которое я защищаю, ни себя, сэр Лауренс! Жду твоего последнего слова.

— Я сказал его… Мне нечего больше отвечать, и вы напрасно будете настаивать…

— Хорошо, — сказал Сердар с плохо скрываемой радостью. — Древний из Трех, исполняй свою обязанность!

— Сэр Джон Лауренс, — сказал Анандраен, — не желаешь ли ты сделать еще какое-нибудь замечание?

— Я протестую против всей этой судебной комедии!

— Во имя вечного Сваямбхувы! — отвечал старшина торжественным голосом.

— Во имя высших Духов, парящих над водами, невидимых вождей нашего общества правосудия. Мы, Три, вдохновленные ясным ответом Того, Кого зовут Нараяна и который вышел из золотого яйца, мы произносим следующий приговор:

«Сагиб Джон Лауренс, называющий себя господином и генерал-губернатором Индии, во искупление бесчисленных преступлений против человечества, которое он осквернил, осуждается на смертную казнь.

Приговор будет исполнен кинжалом правосудия в четырнадцатый, считая с сегодняшнего числа, день, о чем позаботится наш браматма.

Мы говорили во имя истины и правосудия!

Приговор наш утвержден!»

— Благодарю, — отвечал подсудимый насмешливым тоном, — против своего обыкновения вы даете мне лишних одиннадцать дней… постараюсь употребить их как можно лучше.

— Смерть твоя будет сигналом к народному движению, которое навсегда изгонит с Индостана британского леопарда. Мы готовы будем к этому только дней через четырнадцать, а потому ты напрасно благодаришь, — отвечал Анандраен.

— Не знаю, право, сплю я или нет… И вы вернете мне свободу?

— Сию минуту.

— Каков бы ни был мой ответ на ваш приговор?

— Каков бы ни был твой ответ на наш приговор, — как эхо повторил древний из Трех.

— Так вот, откровенность за откровенность. Теперь моя очередь, господа, объяснить вам, что выйдет из этого. Вы будете готовы только через четырнадцать дней, а я готов уже и прежде чем наступит завтрашний день, я разошлю телеграммы по всем направлениям, и уведомлю губернаторов Бомбея, Мадраса, Лагора, Агры, чтобы они двинули к югу все войска, которыми они располагают; губернатор Бенгалии, заменяющий меня в Калькутте, поступит точно так же. По первому приказанию моему губернатор Цейлона переплывет Манаарский пролив и приведет нам на помощь тридцать тысяч человек. Часа через два раджи Декана будут арестованы в своих постелях британскими резидентами и отправлены в Трихнаполи; затем, по данной мною же телеграмме, английский посланник в Париже сообщит французскому правительству о поведении авантюриста, которого оно по ошибке назначило губернатором Пондишери. В дополнение к этим мерам и для окончательного уничтожения логовища вашего общества несколько бочек пороха превратят древний дворец Омра в груду развалин. Я сказал. Я также говорил во имя истины и правосудия!