Лили расстегнула пальто. Оно было надето прямо на рубашку, и сквозь тонкую ткань просвечивало еще совсем девчоночье тело, только грудь была похожа на женскую. Под взглядом Владимира девушка покраснела, а он, как бы извиняясь, улыбнулся еще шире.

— Вы не боитесь?

Напрасно он сказал это. Ни одной минуты она не верила, что это он убил старуху, и вовсе не думала бояться, а вот теперь ей стало не по себе, и она отодвинулась от него.

— А что вы хотите спросить?

— Живет кто-нибудь на яхте?

— Нет, никого там нет. Барышня уехала после похорон и все там позакрывала. Тони предложил оставить ему ключи, он обещал проветривать каюты и делать все, что понадобится в случае непогоды, да она не согласилась.

Лили заметила, что из кармана комбинезона Владимира торчат какие-то инструменты. Потом спохватилась, что на стуле валяется ее белье, и украдкой забросила его подальше.

— Послушай., Лили…

Он не помнил, говорил он ей прежде «ты» или нет.

— Постарайся припомнить… И не бойся сказать правду. Там, на борту, осталось у меня кое-что из одежды. Не знаешь. Тони забрал это?

— Уверена, что нет, — решительно ответила она.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я помню, как Тони разозлился… Барышня его даже на борт не пускала. Это все из-за той, ну, из-за сиделки, она ото всех старалась избавиться. Правда, надо сказать, в то время зеваки толпами глазели на яхту, с утра до вечера люди там толкались, делали снимки, даже на палубу пробирались…

— А что с ними обеими сталось?

— Уехали. Говорят, вилла «Мимозы» продается. А обе барышни как будто живут за городом, возле Мелэна, у матери сиделки.

Вначале Лили смотрела Владимиру прямо в глаза, но по мере того, как шло время, она все больше смущалась и уж совсем не знала, как себя вести. Может быть, она ждала, что все обернется иначе? Но он держался с ней как с приятельницей. Нет, даже не так! Он зашел просто чтобы навести справки, и делал это четко и торопливо.

— А название деревни ты знаешь?

— Нет… Это наш жилец рассказал, молодой человек как раз из Мелэна, он доктор, прожил здесь у нас целый месяц… Вот когда он выехал. Полит и переселился в переднюю комнату… Он говорил, барышня ждет ребенка…

Ее ужаснула радость, осветившая лицо Владимира. Такое ей и в голову не приходило!

— Владимир! Неужели… Это.., это вы?… Она отодвинулась от него. А он все улыбался, потом покачал головой.

— Шш! Нет, это не я! Это Блини!

— Блини?

Этого уж она совсем не понимала. Все это сбило ее с толку.

— Шш! Я сейчас поднимусь на яхту.

— Но там все заперто!

Он показал на инструменты в кармане, там же был фонарик.

— Спасибо, Лили!

Вдруг им послышалось, будто кто-то ходит в доме. Лили проворно выключила свет. Какое-то мгновение они стояли неподвижно, потом мало-помалу глаза привыкли к наступившей темноте.

— Прощай, Лили!

Он протянул руку, она растерялась. Но тут он властным движением привлек ее к себе и поцеловал в лоб.

— Спасибо тебе, Лили.

И шагнул было к подоконнику.

— Владимир! Он остановился.

— Зачем вы это сделали?

Он помялся в нерешительности. Потом пожал плечами.

— Шш! Спокойной ночи, Лили…

Он бесшумно прошел через двор. Потом она увидела, как он взобрался на какой-то ящик, подтянулся и перелез через стену, отделявшую двор от переулка.

В ту же минуту на кухне послышались шаги, дверь открылась, и Полит, одетый в пижаму, вошел и огляделся по сторонам.

— Кто здесь был?

— Никто, — отозвалась она.

Он не поверил, бросил взгляд на раскрытую постель.

— Слушай, Лили… Не смей врать!

— Не вру, честное слово!

— Ты помнишь, что я тебе говорил…

— Да.., да… — простонала она, дрожа.

Теперь ей действительно было страшно. Полит уже давно пытался приударить за ней. Она его тогда отшила, и он понял, что она девушка честная. «Ладно, я тебя не трону, но при одном условии: чтобы никому другому неповадно было…»

И вот сейчас он смотрел на нее с подозрением, искоса поглядывал на смятую простыню, на ночную рубашку под накинутым сверху пальто.

— Оставьте меня… — прошептала она. — А не то я закричу…

Минуту-другую он еще потоптался с ноги на ногу и наконец ушел, проворчав:

— Ладно, завтра разберемся.

Владимир прошел по молу к «Электре». Но сходни были убраны, и яхту отделяло от мола примерно четыре метра.

Дождь не унимался. Владимир, стоя на молу, видел над Антибом кусочек освещенного неба там, где горели праздничные огни цирка. Там, у выхода на арену, стояли двумя рядами его товарищи по работе, облаченные теперь в синюю униформу с золотыми пуговицами, и это придавало ярмарочную торжественность появлению артистов.

Ему тоже следовало там находиться. Его место в их рядах осталось пустым.

А пока что он осторожно развязал крепления рыбачьей лодчонки, прыгнул в нее и направился к «Электре». Все было мокрым — палуба, канаты. За Гольф-Жуаном промелькнул поезд, пробежал вдоль моря, и огни его заплясали на воде, как светляки.

Передний люк был заперт всего только на висячий замок, напильник легко справился с ним.

Оказавшись внизу, Владимир зажег наконец свой электрический фонарик, вдохнул знакомый пряный воздух, уже отдающий затхлостью.

На его койке валялись брошенные кем-то ветхие снасти. На полу еще стояли его плетеные туфли. Полосатую тельняшку он отбросил прочь, зато выхватил из-под койки белые полотняные брюки, пошарил там в карманах и в левом обнаружил пять мятых тысячефранковых купюр — те самые пять тысяч франков, которые ему в то давнее утро дала Элен, чтобы он пришел ей на помощь.

Именно это он и искал. Цель его была достигнута. Теперь он мог бы пройти через машинное отделение в салон, снова увидеть то место, где обычно сидела девушка, стол, на который она бросала карты, играя с Блини.

Такая мысль даже не пришла ему в голову. Однако уже подойдя к двери, он вернулся к своей койке, не зажигая света, сразу нашел под ней, на ощупь, старый граммофон и чемоданчик с пластинками и забрал то и другое.

Потом закрыл люк, нескоро, должно быть, кто-нибудь спохватится, что замок исчез.