Я перевернул фотографии, одну за другой. Ничего. До последней. Никогда не пытайтесь убить человека, который совершает самоубийство.

Я видел подобные заморочки на протяжении всей своей карьеры. Конечно, к этому нужно относиться серьезно, но чаще всего это были какие-нибудь фанатики с корыстными целями в отношении какой-нибудь знаменитости, которая, по их мнению, нанесла им личную обиду, да еще и с жестоким умыслом.

Спортсмены в особенности страдали от этой разновидности дерьма. В свое время Иван обидел тонну людей и золотые медали тому подтверждение. Бывший олимпийский лучник теперь ушел из спорта, но по-прежнему оставался прославленным золотым мальчиком Великобритании, которого преследовали средства массовой информации. Тот факт, что он был моим кровным родственником, гарантировал ему стопроцентную защиту, но он тем самым не давал мне скучать.

Эти фотографии были сняты две недели назад. Был ли тот фотограф там из-за Ивана или же он просто продал фотографии, на которых запечатлел Ивана Эверли, олимпийского лучника, потому что ему повезло сделать моментальные снимки и получить несколько фунтов за их продажу? Папарацци слонялись вокруг тех мест, которые по обыкновению посещали знаменитости, так что трудно сказать были ли снимки спланированы заранее или сделаны случайно.

И если вы были фанатиком, сосредоточенным на убийстве какой-нибудь знаменитости, зачем вам, черт возьми, сообщать его личной службе безопасности детали того, что вы планировали сделать? Это вообще не имело никакого смысла. Зачем посылать их мне? Тот, кто получил фотографии, очевидно, хотел, чтобы я их увидел. Им пришлось потрудиться, чтобы подсунуть снимки в стопку газет, которые я регулярно заказывал в уличном киоске.

Мюриэль.

Я отметил про себя поговорить с Мюриэль, когда буду уходить. Мне так или иначе придется уйти пораньше из-за сегодняшней выставки, так что я должен был успеть застать ее, прежде чем она закроет магазин на ночь.

Я открыл ящик стола и вытащил сигареты и зажигалку. Я увидел там старый мобильник Брианны. В нем было только несколько сообщений за прошедшие две недели, поскольку все ее контакты перешли теперь на новый номер. Парень из «Вашингтон Ревью» больше не перезванивал, скорее всего, он представлял ее, как бездарного искусствоведа, что работало в пользу Брианны. Я поставил телефон на подзарядку, чтобы взять его с собой этим вечером и на выходные дни.

Я закурил первую за весь день «Джарум». Вожделенная затяжка. Я чувствовал, что у меня довольно неплохая сила воли. Брианне удавалось мотивировать меня, но при наших шатких обстоятельствах, непрерывное курение являлось основной слабостью. Возможно, мне стоит попробовать никотиновый пластырь.

Я решил насладиться своей единственной сигаретой и поразмышлять о предстоящих выходных. Наша первая совместная поездка. Мне с трудом удалось выбить три дня для того, чтобы свозить свою девушку к побережью Сомерсет и остановиться в загородном доме моей сестры. К тому же место было оборудовано как дорогостоящая гостиница домашнего типа, и я прекрасно осознавал, что никогда прежде не спрашивал сестру, могу ли я при случае, который до этого не представлялся, приехать вместе с гостьей.

Брианна отличалась от других по многим причинам, и если я был не вполне готов публично признаться в своих чувствах, теперь я признавал, что они существовали. Я хотел поговорить с ней о том, куда мы держим путь, и спросить, чего она хотела. Единственная причина, по которой я был к этому не готов, состояла в том, что ее потенциальный ответ заставил бы меня чертовски понервничать. Что, если она не захочет того, чего хотел я? Что, если я — это ее первые настоящие отношения, благодаря которым она сможет прощупать почву? Что, если в конечном итоге она встретит кого-то другого?

Мой список можно продолжать до бесконечности. Я просто должен был то и дело напоминать себе, что Брианна — очень искренний человек, и если она сказала о своих чувствах ко мне, значит это правда. Моя девушка — не лгунья. Она сказала, что любит тебя.

План состоял в том, чтобы выехать ранним утром после вечернего торжества во избежание пробок, и я не мог дождаться, чтобы отвезти туда Брианну. Я хотел провести несколько романтических мгновений со своей девушкой, а также просто выехать из города и насладиться свежим воздухом за его пределами. Я любил Лондон, но, несмотря на это, хотел скоротать время вдали от городской суеты, чтобы сохранить частичку своего местами измочаленного рассудка.

В этот момент раздался телефонный звонок, вырывая меня из праздных фантазий и возвращая к безотлагательным и срочным текущим делам, касающихся моих должностных обязанностей. День пролетел незаметно, прежде чем я осознал, что пора выдвигаться.

Я позвонил Брианне, когда покидал офис, чтобы сказать, что нахожусь в пути, и, затаив дыхание, ожидал услышать краткие указания всего, что необходимо сделать перед сегодняшним мероприятием и нашей грядущей поездкой. Но вместо этого я попал на голосовую почту. Поэтому отправил ей короткое сообщение:

«Я еду домой. Что-нибудь нужно?»

Ответа не последовало.

Мне это не понравилось, и я тут же понял, что буду всегда о ней волноваться. Беспокойство никогда не пройдет. Я слышал, что люди говорят такое о своих детях. Говорят, что не знали настоящего беспокойства, пока в их жизни не появился кто-то необычайно важный, что заставляло задуматься над истинной сущностью того, что значит любить другого человека. В комплекте с такой любовью шло бремя потенциальных потерь — слишком тревожная для меня перспектива, чтобы часто об этом задумываться.

Вспомнив о конверте из стопки газет, я направился к газетному киоску Мюриэль, находившемуся на пути к моей машине. Она видела, как я приближался, и следила за мной своими проникновенными глазами. У нее, возможно, была тяжелая жизнь и существование полное лишений, но эти истины не отменят того факта, что она была весьма сообразительна. Ее проницательные глаза ничего не упускали.

— Здравствуй, Мюриэль.

— Привет, шеф. Что я могу сделать для вас? У меня есть всевозможные американские газетенки, которые вы только пожелаете, а?

— Да. Очень хорошо, — я улыбнулся ей. — У меня вопрос, Мюриэль, — я наблюдал за языком ее тела, пока говорил, пытаясь заметить реакцию, которая бы указала на то — знала ли она, о чем я хотел спросить или нет. Я вытащил конверт с фотографиями Ивана и поднял его. — Что вы знаете об этом конверте, который был вложен в сегодняшнюю стопку газет?

— Ничего, — она не отвела взгляд. Она никогда не разрывала визуальный контакт. Две эти особенности служили доказательством ее искренности. Я мог только предполагать, задействовать свою интуицию и помнить с кем имел дело.

Я положил десятку на прилавок.

— Мне нужна ваша помощь, Мюриэль. Если вы заметите кого-либо или что-либо подозрительное, я хочу, чтобы вы рассказали мне об этом. Это важно. На карту поставлена жизнь человека, — я кивнул головой. — Вы проследите за этим?

Она посмотрела на десятифунтовую банкноту, а затем снова на меня. Она одарила меня искренней улыбкой, продемонстрировав ужасные зубы, и сказала:

— Ради вас, красавчик, прослежу, — Мюриэль схватила десять фунтов и положила их в карман.

— Итан Блэкстоун, сорок четвертый этаж, — сказал я, указывая на свое здание.

— Я знаю ваше имя и не забуду.

Я понимал, что кроме заключенного между нами соглашения, мне стоит учитывать и то, с кем я его заключил. Я направился к своей машине, стремясь поскорее вернуться домой и увидеть мою девочку.

Я набрал номер Брианны во второй раз и вновь попал на голосовую почту, поэтому оставил голосовое сообщение о том, что еду домой. Я гадал, что она делает, раз не отвечает, и попытался представить себе что-то наподобие принятия ванны, сломавшихся телефонных динамиков или установки телефона на беззвучный режим.

Я старался побороть свое беспокойство. Поначалу чувство было все еще непривычно, но в то же время я не мог обойти его стороной. Я постоянно волновался о Брианне. И только потому, что все это было ново для меня, принятие такой данности определенно не облегчало положения. Я был абсолютным новичком, познающим свой путь.