Я хлопал глазами, даже от парней не слышал таких идей, а тут суфражистки хотят их переплюнуть? Впрочем, с кем из ребят общался кроме Толбухина с Равенсвудом и Горчакова?
— Вы всё верно рассчитали, — сказал я и подчеркнул уважение их мудрости как голосом, так и легким поклоном. — Но я… почему меня посвящаете в свои планы?
Она чуть помолчала, внимательно изучая мое лицо, зачем сказала быстро:
— Мы знаем, что вы побили несколько очень сильных бойцов вашего курса. Могли бы и больше, но вы ни с кем не задираетесь, только защита, из-за этого вас ещё не исключили из Академии, хотя такие предложения были.
— У вас прекрасная разведка, — восхитился я, но сердце тревожно заныло, неприятно ходить под угрозой исключения.
Она сказала с напором:
— Есть предложение взять вас с нами!
Я охнул про себя, но внешне оставался каменной глыбой, подумал, уточнил:
— Э-э… на веселую пьянку с танцами на столе?
Она посмотрела с милым укором.
— Вадбольский!.. Я имею в виду те странные места, именуемые Щелями Дьявола.
Я уточнил:
— Это нужно для идей суфражизма?
Она посмотрела с вызовом.
— Да. Вы нас осуждаете?
Я выставил перед собой ладони.
— Ни в коей мере. Я даже читал труд Теодора Готтлиба фон Гиппеля!
Она спросила с настороженностью:
— Пруссак, что ли?
— Конечно.
— А я француженка, — сказала она сердито — Не люблю прусаков, они грубые! Так что он написал?
— Интересную книгу, — ответил я. — 'Об улучшении статуса женщин". В ней призвал к полноправию женщин в политике, образовании, профессиональной деятельности.
— А-а, — сказала она чуточку озадачено, — а он правда пруссак?
— Усы вот такие, — сказал я и показал руками, — и кончики кверху. Так что да, я сторонник, чтобы часть забот сбросить на ваши хрупкие плечи. Даже половину, раз у нас будет равноправие.
Она посмотрела с подозрением.
— Что-то вы как-то странно поддерживаете… Ладно, оставим. Мы затеяли одну важную акцию. Пойти в Щель Дьявола, куда пока что ходят только мужчины. Это будет победа наших женских идей ещё на одном важном фронте борьбы за наши женские и даже человеческие права!
— Полностью поддерживаю, — сказал я. — Но вам придется эту смелую операцию провести тайно?
Она поморщилась.
— Разумеется. А потом сообщим.
Я всмотрелся в неё с интересом. Суфражистка ещё та, настоящая, полная пыла, жара и звериного энтузиазма. Такие потом потеряются в море одинаково крикливых и злобных баб и бабищ, но эта из настоящих, что бьется за женские права и готова на каждом шагу доказываться равенство с мужчинами.
Слаженную группу подобрать нетрудно и сейчас, да кто тебя, красотка, возьмет? Это потом-потом женщин начнут допускать даже в армию, но сперва в роли санитарок, потом снайперов, операторов дронов, но вот так в ударные группы… только в кино, только в кино.
— Понятно, — проговорил я и улыбнулся ей в лицо, — а вы, конечно, руководитель отряда?..
Была бы она ящерицей, у неё сейчас бы поднялся от затылка и до копчика длинный костяной гребень из смертоносных игл, такая в громадных карих глазах вспыхнула ярость.
— А вас, — почти прошипела она, — это конечно, не устраивает?
Я сдвинул плечами.
— Графиня… вы меня вполне устраиваете. И так устраиваете, и так, и вообще, не поймите меня правильно. Догадываюсь, с детства обучались не только вышиванию крестиком, но и назло родителям дрались с братьями деревянными шпагами. Но кем пойдете в Щель Дьявола? Рукопашным бойцом или барышней с зонтиком?
Она повторила сердито:
— Так что вас не устраивает?
Я сдвинул плечами.
— Если собираетесь пригласить меня, то с женщиной-рукопашницей не пойду.
Она посопела, протыкая меня яростным взглядом, ответила через силу:
— Маг. Маг-воздушник.
— Уровень? — уточнил я.
Ей явно отвечать не хотелось, но я не отмахнулся сразу, как наверняка делали большинство из тех, и она процедила с неохотой:
— Восьмой…
Я сказал спокойно:
— Прекрасно, я думал насчёт десятого. Восьмой вполне для начального уровня.
В её взгляде что-то дрогнуло, даже голос чуть изменился, стал более женственным:
— И что?
— Идея хороша, — сказал я. — Даже для женщины.
Она мгновенно взъярилась, из глаз едва не посыпались искры.
— Для женщины?.. Ах, мы ниже мужчин?
— В лобовой схватке, — ответил я спокойно, — самцы и крупнее, и скорость у нас на двадцать процентов выше. Простите, графиня, но биология не поддается даже суфражизму. И физиология, если вы слышали такое странное слово, против. Это из древнегреческого, был такой язык, на нём говорили древние греки, в том числе Гомер, Алкей, Пиндар, Архилох и великий Демис Руссос… Но вот в дальнем бою вы мужчинам не уступите, признаю.
Готовая взорваться, хлопнула глазами так, что от ресниц пахнуло ветром, медленно выпустила сжатый в груди как на дне Марианской впадины воздух, исподлобья вгляделась в мое лицо.
— Что-то не поняла.
— Вы о древних греках?
— Идите вы на хрен, баронет, со своими древними греками! Что о моем предложении?
Я сказал с обидой:
— Почему так грубо? Эллинская культура древних греков достояние всего человечества!.. Если отбросить греческую любовь и смысловые позывы страстной поэзии Сафо, что опередила время на две тыщи лет и дала зарождение лесби…
Она рыкнула:
— Ещё раз, идите в афедрон со своими греками! Что о моем предложении?
Я мирно сдвинул плечами.
— Да никак. Вы же и на коняке ездите, свесив ножки на одну сторону?
Её глаза полыхнули не гневом, как я ожидал, а победным триумфом.
— Что?.. Я езжу по-мужски!.. И знаю все виды выездки.
— Ого, — сказал я. — Скажите ещё, вольтижировку знаете. А коняк хоть видели?.. Ладно-ладно, аристократки все брешут, но в таком длинном платье даже через порог переступаете с трудом, да и то обеими руками платье приподнимаете и смотрите по сторонам не увидел ли кто вашу лодыжку…
На этот раз глаза блеснули гневом, она повторила с нажимом:
— На коне езжу по-мужски! Ещё не поняли, баронет?
— Слово «баронет», — напомнил я, — вообще-то не ругательство. Значит, в брюках? Или, как говорят нынешние аристократы, в штанах?
Она спросила с высокомерием:
— Этот вопрос снят?
Я кивнул.
— Готов вступить в вашу группу.
Она даже отшатнулась от неожиданности.
— Под командованием… женщины?
Я с полнейшим равнодушием пожал плечами.
— А почему нет? На вас все хлопоты и заботы. А что отряд? Вон Екатерина Великая правила Российской империей и сделала её великой, а Елизавета рулила Англией так, что её правление называли золотым веком. Думаю, справитесь, графиня, вон вы какая злая. Прямо хыщник!
Она в полном обалдении помолчала, потом проговорила с подозрением:
— Если это у вас такие шуточки… баронет.
Я покачал головой.
— Я из Сибири. У нас и женщины с рогатиной на медведя, на конях по-мужски, так что норм. Я впереди, как рукопашник, двое магов позади, а лекарь лечит всех убогих сзаду. И, понятно, бережет вас, вы в самом деле красивая. Я бы вас тоже берег. Ну, если бы вдруг стал богом.
Она сказала с вызовом:
— Командир должен быть впереди…
— Мы что, древние греки? У татар командир всегда позади.
— А вы татарин?
— А кто из нас не татарин? — спросил я. — Поскреби русского — обнаружишь. А то и, тьфу-тьфу! — хазарина, что Киев строили.
— Я не татарка, — заявила она гневно. — Мое предки Лютецию строили!
— Ту, которая потом стала Парижем?
— Именно! Съели?
— Если командир боец ближнего боя, — уточнил я, — то пусть впереди. У рукопашников защита покрепче, а что у мага? Как и у лучника, хороши на дистанции, а в ближнем вас любой вынесет щелчком.
Она некоторое время смотрела испытующе, медленно наклонила голову.
— Неожиданно… но теперь верю, что получится. Только вам, баронет, нужно ещё поупражняться. Вы умелый боец, у нас девочки о вас судачат, но придется убивать… пусть зверей, но я хочу быть уверена, что при виде крови не упадете в обморок.