Иван вздыхал, косился в мою сторону, наконец не выдержал:

— И как можно ехать в тележках?

— Тележки, — сказал я наставительно, — чуть побольше зовутся телегами, а если большие и с крышей, то уже повозки, а то и вовсе вагоны. Не трусь! Другие же ездят?

— Так может верст пять-шесть? Задницу же отобьют! Хотя, если мешки с сеном подстелить…

Я похлопал лошадку по худой шее.

— Думаешь, на них надежнее? По старинке?

Он кивнул, взгляд его скользнул по моей рубашке, проговорил нерешительно:

— Какая-то она у вас…

— Какая есть, — сообщил я. — Не ехать же голым!

Он покачал головой.

— Барыня, да и сам барин ничего не говорили?

— Нет. А что не так?

— Да так, — сказал он, — у вас зачарованная?

Я вскинул брови.

— Ты чего? Обычная, я в чары не верю.

Он в сомнении пожевал губами.

— Да что-то совсем не пачкается. С виду тонкая, но не рвется, а я видел, как за сучки цеплялись, совсем по лесу ходить не могёте. И всегда чистая!

Я улыбнулся, но смолчал. Обычная рубашка, сидит хорошо, два кармашка на груди, летом прохладно, зимой тепло, энергию поглощает как от солнца, ветра, так и от космических лучей.

Джинсы тоже служат и как накопители энергии, кроссовки накапливают и вырабатывают почти столько, как и рубашка, а ещё и подстраиваются под любую почву. Конечно, могу влезть в любую яму с грязью и выйти сухим и чистым, но разве не вся одежда и обувь такая?

— Может, — ответил я миролюбиво, — и магичная. Человек должен думать о высоком, а не.

Он посмотрел странно, но я не выказывал желание общаться, надо смотреть на дорогу впереди, и он умолк, но через какое-то время заговорил с той же нерешительностью в голосе:

— Всё-таки в большом городе… будут спрашивать. Там жизнь полегче, любопытных много.

Я подумал, кивнул.

— Ты прав, надо купить что-то по нынешнее моде. Городское. А это что, деревня деревней!

Мрачная и почти монолитная тайга расступилась, словно расколотая широким ущельем. В дальнем конце просеку пересекает ровная насыпь, отсюда видно ровно и через одинаковые интервалы уложенные аккуратно отесанные и даже просмоленные шпалы.

Иван вытаращил глаза, а когда лошадки наконец-то подвезли нас вплотную, и он рассмотрел такое диво, как рельсы, то в изумлении распахнул рот.

— Это что же… что за?

— Дорога, — сказал я счастливо, — по ней доедем и домчимся до столицы.

— Дык, — спросил он обалдело, — как же по ней ехать?

Пока он в диком изумлении рассматривал рельсы, я всматривался в скопление зданий как раз в том месте, куда уходят рельсы. Похоже, это и есть конечная станция, вокруг которой выросли эти домики. Один их них вроде харчевня, вон из трубы поднимается дымок, остальные похожи на жильё персонала.

Иван молча повернул коня за мной, нагнал, но всё косился на странные толстые полосы железа, закрепленные на ошкуренных бревнах одинаковой длины.

— Не отставай, — велел я. — Солнце закатилось, нужно успеть насчёт ночлега, кто знает, когда поезд. Может, вообще раз в месяц?.. Сразу посмотри, кому продать коняшек, в Петербурге вряд ли понадобятся.

Всю дорогу, пока кони устало топали к зданию станции, он выворачивал шею и всматривался в эту непонятность, зовомую чугункой. На лбу собрались глубокие морщины, а на лице предельно четко проступило настоящее смятение.

Рельсы, как я издали определил, из железа, а не чугуна, как опасался, значит поездка будет и безопаснее, и быстрее. Да и вагоны наверняка достаточно просторные, а не просто сцепленные тележки, какими были в первые годы эксплуатации.

Рельс, как я отметил, широкоподошвенный, то есть здесь пройден длинный путь от уголковых, грибовидных и двухголовых до вот этих, что как бы намекает, вагоны окажутся на достаточно высоком технологическом уровне.

Иван поинтересовался:

— А почему… зовут чугункой?

— Первые рельсы были из чугуна, — пояснил я. — Проще, дешевле, только ломались часто. Сейчас из железа, но название отлипнет не скоро.

— Не отлипнет, — возразил он.

Я промолчал, часть старых названий как-то ввинчивается в новый мир, не оторвешь. В век компьютерных технологий и космических ракет мы всё равно стреляем, хотя где мы, а где стрелы, и кричим «Огонь!»

Станция медленно приближается, так и есть — одно здание из кирпича, явно администрация, остальные подсобные, вон даже просторная коновязь, два магазинчика, постоялый двор в два этажа, как же без него, будущие пассажиры приезжают заранее, мало ли в дороге какие задержки.

На первом этаже постоялого двора трактир, а где трактир, там и пьянка, поддатые мужики бродят и по станции, встречая знакомых, общаясь, а кое-где и вспыхивают драки. Правда, и драки какие-то не слишком злобные, после побития морд вместе идут в кабак пить мировую.

Вообще-то мужиками я бы их не назвал, все одеты богато, с некоторыми жены, те вообще нацепили на себя золотые кольца, серьги, мониста из жемчуга, драгоценных камней, золота.

Пока Иван устраивал лошадей, заодно стараясь продать, я прогуливался по станции, с интересом рассматривал народ. Дважды увидел очень опрятных господ, явно дворян, но эти, как я быстро понял, дожидаются поезда в своих номерах постоялого двора.

Рядом ударными темпами строится гостиница, всё-таки поездка по железной дороге стоит недешево, да и куда ездить крестьянам, а состоятельным людям и комнаты нужны соответствующие.

Внезапно меня грубо толкнули в плечо, я в испуге оглянулся. Крепкого сложения молодой парень нахально оскалил зубы. Высокий, красивый, румяный, как говорится, кровь с молоком. И статью хорош, видать родители много тяжкого труда переделали.

— Куды прешь, смерд?

Я пробормотал:

— Я вас не трогал…

— Но мог, — сказал он и ткнул меня пальцами вытянутой руки в грудь. — Смотреть надо, куда прешь, скотина сиволапая!

Я отступил на шаг, подумал даже, что можно извиниться, чтобы снять конфликт, но взглянул в пьяные глаза здоровяка, понял, удальцу после выпивки восхотелось драки, горячая кровь кипит, самое время кому-то начисть рожу.

— Хорошо, — сказал я, — буду смотреть.

Я шагнул было мимо, но он ухватил меня за плечо.

— Куды?.. А извиниться?

Я вздохнул, сказал коротко:

— Извини, если обидел.

Он сказал разочарованно:

— И всё? А в морду?.. Ладно, разок в морду, и мы в расчете!

— Как скажешь, — согласился я и резко врезал в морду. Костяшки пальцев хрустнули, однако здоровяк отшатнулся, глаза его выпучились, но сказать ничего не смог, грохнулся навзничь. Из полуоткрытого рта потекли слюни.

Народ начал оглядываться, из постоялого двора выскочили двое крепких парней в дорогих одеждах, ухватили его под руки, пытаясь поднять.

— Чё с ним?

— Перепил, видать, — пояснил я. — Шел вот… и упал на ровном месте.

Они покосились на меня недоверчиво, потом один взял его за ноги, второй подхватил под мышки, понесли в распахнутые двери постоялого двора.

Рано утром мы с Иваном спустились в трапезную, она же трактирная, плотно позавтракали, Иван сказал с тоской:

— Совсем оборзели… Коней хотят купить за гроши!

Я хмыкнул.

— Продавай.

— Но не так же за бесценок!

— А куда мы денемся? — спросил я. — С собой не возьмешь, все это понимают. Думаю, у всех так скупают, кто приехал издалека и уезжает надолго.

Он вздохнул, допил квас и вышел на свежий воздух. Я ещё посидел, рассматривая немногих постояльцев, большинство ещё спят после вчерашней попойки, двое половых двигаются по залу как сонные мухи, всё веселье начнется только к вечеру.

— Всё хорошо, — пробормотал я. — Скоро поезд… Скоро…

Расплатившись, я вышел на станцию, народа почти нет, только из трубы хлебопекарни вьется легкий дымок да пахнет свежеиспеченным хлебом, из кузницы плывут редкие удары молотка.

Зашел в здание с надписью «Магазин», никаких уточнений, галантерейный или булочный, но оказалось, всё верно, здесь и хлебная продукция, и галантерея, даже парфюмерия.