У меня не было оружия, чтобы сражаться против этого, да и желания не возникало. Пусть Селия получает сладкую улыбку Гарри за завтраком, его отсутствующую невнимательную вежливость и почтительное целование рук. У меня же есть сам Гарри и Вайдекр. А я знала от Ральфа, и сама давно поняла, что любовь и Вайдекр — это самые главные вещи на свете. Такие же важные, как краеугольный камень, заложенный старым нормандским лучником в ограду нашего владения.

Таким образом, хоть я была уверена в Гарри, его теплое отношение к Селии удержало меня от признания в том, что я ношу его наследника. Сейчас я с треском закрыла зонтик и, ткнув им в спину кучера, велела поворачивать домой.

Наблюдая за тем, как неповоротливая пара лошадей разворачивается на пыльной дороге, направляясь обратно к отелю, я обдумывала возможность дать жизнь ребенку и вместе с тем оставить Гарри в неизвестности о том, что ребенок зачат мною от него. Мне следовало скрыть беременность, родить втайне ребенка и найти достойную женщину, которая растила бы его, пока я не заставлю Гарри признать его своим.

Я застегнула перчатки и стала разглядывать стройные ряды виноградников. Крестьяне, согнувшись, собирали в корзины спелые гроздья. Огромные, тяжелые, темные гроздья, из которых потом делают знаменитые вина. Нам подавали одно из них в тот день за обедом. В это время года его пили молодым, и вино слегка пощипывало кончик языка. Это было очень приятно, но сейчас ничто не доставляло мне удовольствие, так меня отягощала предстоящая задача. Прежде всего, Гарри мог начисто отказаться от мысли усыновить ребенка. Или же он мог сначала согласиться, а затем, охваченный угрызениями совести, отказаться признать его перед Селией. В каждой знатной семье бывали незаконно рожденные дети, но отцы очень редко признавали их своими наследниками. Селия, со своей стороны, тоже может отказаться принять ребенка и, возможно, найдет поддержку у моей матери, не говоря уж о Хаверингах. Кроме того, каждый будет интересоваться происхождением ребенка, а я совсем не доверяла умению Гарри противостоять расспросам.

Проблема введения в права незаконнорожденного ребенка казалась непреодолимой, и это разжигало во мне гнев. Перед моим сыном стоят те же препятствия, что и передо мной. Но подобно мне, он должен победить. Я должна видеть его во главе вайдекрского стола, крепко держащим власть, чего бы это мне ни стоило.

В то же самое время мне необходимо найти добрую, почтенную, честную женщину, которая приняла бы новорожденного ребенка и сумела бы подготовить его к той жизни, которую ему предстоит вести, и к тому месту, которое ему надлежит занять. Ландо остановилось, и я оторвалась от дум. Я должна найти в этой незнакомой стране, на языке которой я не понимаю ни слова, друга. Я неподвижно стояла, опершись кончиком зонта в землю у своих ног, а по ступенькам ко мне спускалась Селия, моя глупенькая, доверчивая, ласковая невестка, и решение вдруг озарило мой мозг.

— Ты чувствуешь себя получше? — нежно спросила она. Я взяла ее под руку» и мы стали подниматься.

— Мне намного лучше, — конфиденциально прошептала ей я. — Мне нужно поговорить с тобой. Я нуждаюсь в твоей помощи. Пойдем ко мне в комнату и поболтаем до обеда.

— Конечно, — ответила Селия, затрепетав. — Но что ты хочешь сказать мне? Ты знаешь, я сделаю для тебя все, что смогу, Беатрис!

Я любяще улыбнулась ей и пропустила ее вперед. Что, в конце концов, значил этот небольшой жест, дань ее превосходству, когда мне нужны были вся ее верность и безоговорочное доверие?

Как только я закрыла за нами дверь, я постаралась придать моему лицу торжественное выражение и, усадив Селию, тихо взяла ее руку в свои. Я обратила к ней грустный, любящий взор и почувствовала, как мои кошачьи глаза наполняются слезами.

— Селия, — проговорила я, — со мной произошло нечто ужасное и я не знаю, что теперь будет.

Глаза Селии расширились и краска сбежала с ее щек.

— Я погибла, Селия, — произнесла я с рыданием и спрятала лицо у нее на плече.

— Я, — едва выговорила я, не поднимая головы, — Селия, я жду ребенка.

Коротко вздохнув, Селия замерла. Я почувствовала, как каждый мускул ее тела напрягся от удивления и ужаса. Затем она приподняла мое лицо и заглянула мне в глаза.

— Беатрис, ты уверена? — переспросила она.

— Да, — я выглядела такой же подавленной, как она. — Да, я уверена. О, Селия! Что мне теперь делать?

Ее губы задрожали, и она обхватила мое лицо руками.

— Что бы ни случилось, — произнесла она, — я всегда буду твоим другом.

Мы немного посидели в молчании, пока она собиралась с мыслями.

— Отец ребенка… — неопределенно начала она.

— Я не знаю его, — осторожно ответила я, стараясь выбрать безопасный путь. — Помнишь тот день, когда я прискакала к вам померить платье и меня, больную, отправили в Вайдекр?

Селия утвердительно кивнула, не сводя с меня честного взгляда.

— Я была слишком слаба, чтобы скакать верхом, и мне пришлось спешиться. Я немного задремала, а когда проснулась, какой-то неизвестный джентльмен приводил меня в чувство. Мое платье было в беспорядке, — помнишь дырку на моем воротнике? — но я не знала… Я не могла заставить себя рассказать… — Мой голос упал до шепота, прерываемого слезами стыда. — Должно быть, он обесчестил меня, пока я была без сознания.

Селия обвила меня руками.

— Ты запомнила его, Беатрис? Ты смогла бы узнать его?

— Нет, — стремясь поскорей окончить эту историю, ответила я. — Я никогда прежде не видела его. Его ожидал дорожный экипаж с багажом. Должно быть, он проезжал через Экр по дороге в Лондон.

— О, Господи, — беззвучно прошептала Селия. — Моя бедная сестричка!

Рыдание помешало ей говорить, и мы сидели обнявшись и прижавшись мокрыми щеками друг к другу. Я втайне размышляла над тем, что поверить в такую ерунду может лишь девушка, воспитанная на сентиментальной чепухе из романов, взятая в жены без любви и оставленная в одиночестве. А к тому времени, когда Селия приобретет надлежащий опыт, она слишком глубоко увязнет в моей лжи.

— Что же нам делать, Беатрис? — спросила она отчаянно.

— Я подумаю, — храбро ответила я ей. — Не расстраивайся так, Селия. Иди переодевайся к обеду, а мы еще поговорим об этом завтра.

Селия послушно встала, но у двери она помедлила.

— Ты расскажешь об этом Гарри? — раздался ее робкий вопрос.

Я медленно покачала головой.

— Он не вынесет мысли о том, что меня обесчестили, Селия. Ты же знаешь, каков он. Он станет гоняться за этим человеком, этим дьяволом по всей Англии. И не успокоится, пока не убьет его. Я надеюсь каким-нибудь образом сохранить это ужасное несчастье в тайне. Об этом будем знать только мы с тобой. Я отдаю мою честь в твои руки, Селия, дорогая.

Эти слова не пришлось повторять дважды. Глупышка бросилась обратно в комнату и стала целовать меня, уверяя в своей преданности. Наконец она успокоилась, вышла и закрыла за собой дверь так осторожно, будто бы я была тяжело больна.

Я выпрямилась и взглянула на свое отражение в зеркале хорошенького, выполненного во французском стиле туалетного столика. Никогда прежде я не выглядела такой привлекательной. Перемены, происходившие в моем теле, делали меня нездоровой, но еще не сказались на моей внешности. Моя грудь стала полнее и еще соблазнительнее, так что на мои девические платья Гарри не мог смотреть, не испытывая при этом острого желания. Моя талия чуть округлилась, но все еще оставалась очень тонкой. Щеки были окрашены теплым румянцем, а глаза сияли. И сейчас, когда мне удалось овладеть событиями, я почувствовала себя значительно лучше. Теперь я не была глупой потаскушкой, беременной несчастным выродком, я чувствовала себя гордой женщиной, носящей под сердцем будущего наследника Вайдекра.

На следующий день, когда мы сидели вдвоем в освещенной теплым осенним солнцем гостиной отеля, Селия, не откладывая, вернулась к нашему разговору. Я бездельничала, потихоньку подрубая кружева, которые собиралась послать маме в следующей посылке. В глубине души я подозревала, что ей придется еще долго ждать моей работы. Селия имела гораздо более серьезную задачу: она вырезала образцы английской глади по настоящим бордоским выкройкам.