— Да, да, — нетерпеливо сказал Брустер. — Что ж, тут есть о чем подумать, не так ли? Последнее, чего мы хотим, так это еще одну из этих историй типа «пожалейте-бедного-налогоплателыцика» в программе «Шестьдесят минут». Это в точности та ситуация, которая им бы понравилась. — Он помолчал, и Мортон не посмел прервать его молчание. — Подождите пару дней, Саймз, и позвоните мне снова. Собирайте информацию, делайте выводы. Я прослежу, чтобы для вас перевели в банк некоторую сумму наличными, но вам придется написать расписку по возвращении, и мы посмотрим, что сможем сделать… — Он сам себя оборвал. — Позвоните мне послезавтра, в это же время. И пока не говорите об этом никому, вам понятно?

— Да, — сказал Мортон, предчувствуя, что Брустер найдет способ извлечь всю выгоду, проистекающую из этого рискованного предприятия, себе, а возможную вину свалить на Мортона Саймза. — Конечно, мистер Брустер.

— Хорошо, — смягчил тон Брустер. — Вам перечислят наличные завтра. Я прослежу, чтобы их перевели в банк.

— Простите, сэр, — прервал Мортон. — Не переведете ли вы их в банк Норт-Пойндекстера? Я заеду и заберу; это не займет много времени. Я не знаю, какие запасы наличных в этом банке или даже есть ли они вообще. И там почти нет персонала.

Брустер вновь задумался.

— Хорошо, пусть будет Норт-Пойндекстер. Я дам указание ожидать вас к полудню — устроит?

— Отлично. Это здорово. — Мортон взглянул в свои заметки. — Я не видел детей, за исключением тех двух продавцов в магазине. Школа, кажется, закрыта. Я собираюсь проверить это завтра, но, боюсь, это значит, что несколько семей покинули город. Я постараюсь найти статистику на этот счет сегодня вечером.

— Делайте, как считаете нужным, — сказал Брустер своим самым мирным тоном.

— Да, сэр, — подтвердил Мортон, собираясь закончить разговор. — Мне бы лучше подготовиться к этому коктейлю, а затем попытаться устроить обед в кафе. Я позвоню вам через два дня, когда буду знать больше.

— Проследите, чтобы это все было отражено в ваших ежедневных отчетах. — Брустер откашлялся. — Удачи, Саймз.

— Спасибо, сэр, — сказал Мортон и дал отбой, как только услышал, что Брустер положил трубку.

Он постоял у телефона несколько минут, любопытствуя насчет хозяина гостиницы: как много тот услышал и что понял? Спросить его было невозможно, но Мортон чувствовал, что ему следует предпринять попытку где-нибудь разузнать об этом человеке побольше. Направляясь к себе в комнату, он решил, что ему лучше бы перекусить, прежде чем идти в дом к Уэйнрайтам, потому что за выпивку на голодный желудок он всегда расплачивался головокружением.

К четверти восьмого Мортон был готов. Темно-синий костюм-тройка в тонкую полоску и бледно-голубая рубашка элегантно оттенялись сдержанным шелковым галстуком с орнаментом в виде медальонов. Он прошел бы отбор на любой обед Бостона и Вашингтона, кроме разве что самых модных и изысканных, и, уж конечно, должен сойти для вечеринки с коктейлями в Иерихоне. Он чувствовал неловкость оттого, что у него не было подарка хозяйке дома, но решил, что при таком внезапном приглашении будет простительно не принести цветов, конфет или бутылки французского вина.

На улице он увидел с дюжину прохожих, включая двоих полицейских, которые несли службу в городке. Когда он открывал калитку в когда-то роскошный, а теперь заброшенный сад дома Уэйнрайта, то заметил, что некоторые из этих людей тайком наблюдали за ним, почти — он улыбнулся при этом образе — голодными взглядами.

Хьюлетт Уэйнрайт открыл дверь сам.

— Прошу вас, входите, — сказал он официально, пропуская Мортона. — Добро пожаловать в наш дом.

— Спасибо, — сказал Мортон, шагая в полумрак холла.

Он заметил подлинные светильники от Тиффани[57] и решил, что дом, вероятно, не электрифицировали заново с тех пор, как они были установлены. Неудивительно, что Уэйнрайты пользовались маломощными лампочками: что-либо более мощное могло бы вызвать пожар. И все же, подумал он, пробираясь вслед за хозяином к салону, попытаться стоило: обстановка была определенно мрачной, если принять во внимание всю эту тяжелую темную мебель И приглушенный свет.

— Моя жена вскоре к нам присоединится; она дремлет днем — понимаете, чтобы хорошо выглядеть вечером. — Он указал на салон, который был сокровищницей модерна. — Проходите, мистер Саймз. Устраивайтесь поудобнее.

Мортон сказал несколько слов благодарности и ступил в салон, восторгаясь увиденным. По любым стандартам каждый предмет в помещении был ценным предметом антиквариата, и все содержалось в прекрасном состоянии, если не считать тончайшего налета пыли, давностью не более одного-двух дней. Помимо светильников от Тиффани там были маленькие статуэтки благородного дизайна, три из них, несомненно, из потускневшего серебра. Закончив рассматривать самую большую из них — двух любовников, чьи изящные тела сплелись, как виноградные лозы, — Мортон услышал позади себя звук шагов.

— Ах, вот и вы, моя дорогая, — сказал Хьюлетт Уэйнрайт.

Женщина, стоящая в дверях, была элегантно задрапирована в тяжелый черный шелк, с корсажем из густого венецианского черного кружева. Ее густые глянцево-белые волосы струились назад от лица и были схвачены в узел, который подчеркивал ее стройную шею и высокий лоб. Конечно, она была немолода, но так величественна, что у Мортона перехватило дыхание. Она едва заметно улыбалась, ее полные красные губы изгибались; и руку она протянула для поцелуя, а не для рукопожатия. «Добро пожаловать в наш дом», — произнесла она, когда Мортон принял ее руку.

Чувствуя себя невероятно неуклюжим, Мортон тем не менее наклонился и поцеловал ее пальцы, пытаясь выглядеть более искушенным в правилах этикета, чем был на самом деле.

— Рад познакомиться с вами, миссис Уэйнрайт.

— Меня зовут Илона, — сказала она. — Это один из венгерских вариантов имени Хелен. — Она наверняка объясняла это и раньше, и не раз, но стиль ее речи устанавливал какую-то близость с гостями, такую, что каждый из них чувствовал, что ему доверяют особый секрет; Мортон не был исключением.

— Мистер Саймз беспокоится о нашем городке, — поведал Уэйнрайт своей жене. — Он из Внутренней службы. Ты помнишь, я тебе рассказывал?

— О да, — сказала Илона, не сводя темного пристального взгляда с лица Мортона. — Это что-то связанное с налогами, не так ли?

— Да. Они беспокоятся, потому что мы единственные в Иерихоне, кто все еще платит налоги. — Он подошел к вычурному застекленному шкафчику напротив камина. — Что бы вы хотели выпить, мистер Саймз? Я должен вас предупредить: у нас нет льда.

— О, — с усилием выговорил Мортон, — что угодно, на ваш выбор. Боюсь, я не очень разбираюсь в таких вещах. — Он знал, что ему не следует разглядывать хозяйку, но было в ней что-то — однако не ее элегантность и красота, совсем не увядшая с годами, — что мешало ему избавиться от чар.

— Ага, — сказал Уэйнрайт. — Что ж, в этом случае я могу порекомендовать канадское виски; оно не очень доступно в этой стране, но, живя так близко к границе, время от времени я приобретаю бутылочку-другую, когда бываю на севере по делам. — Он достал большой низкий стакан со следами гравировки. — Я налью вам немного, а если вам понравится — буду рад снова наполнить ваш стакан. — Он налил виски и принес напиток своему гостю. — Я вижу, Илона вас совершенно очаровала. Она так привлекательна, верно?

— Да, — признался Мортон, заливаясь при этом румянцем.

— Я не виню вас за разглядывание. Я помню первый раз, когда ее увидел; я думал, что умру, если отведу взгляд. Вы были очень милы со мной тогда, моя дорогая, — сказал мистер Уэйнрайт, адресуя последнюю реплику своей жене.

Она подняла плечо; у нее даже такое земное движение вышло невероятно грациозным.

— А вы были милы со мной. Вы были так хороши на вкус…

Мортон моргнул, пораженный таким выбором слов. Потом вспомнил, что английский ей не родной, и предположил, что время от времени в ее речи будут проскальзывать странные обороты. Он пригубил виски и едва сдержался, чтобы не закашляться.