— Это мне урок, как пропускать обед, — сказал он тихонько, пока платил по счету.

Прежде чем вести машину назад в Иерихон, он остановился, чтобы купить белковой пищи: вяленое мясо, несколько ломтиков ветчины и индейки и коробку крекеров. У него были вареные яйца, и это должно скрасить ему жизнь.

Начальник полиции, грузный мужчина, которого все звали Вилли, изучал документы Мортона с подозрением.

— Я все гадал, когда же вы до меня доберетесь, — сказал он, и звенящие гласные в его речи явно выдавали уроженца Новой Англии или Восточного побережья Британии. — Я не знаю, что могу для вас сделать, вот такие дела.

— Может быть, — сказал Мортон, уже оправившись и чувствуя лишь легкую вину за упорное продолжение своего расследования. — У меня есть вопрос. Надеюсь, вы отнесетесь к нему с пониманием.

— Конечно, — смиренно сказал Вилли. — Что вы хотите знать?

— Прежде всего, мне нужно знать, сколько людей уехали из Иерихона за последние полтора года. — Мортон вытянул свой блокнот и изобразил готовность записывать сведения.

— Ну, четверо, может, пятеро, — сказал Вилли, подумав немного. — Не более того.

Мортон воззрился на него:

— Это же абсурд.

— Проповедник Стоункрофт уехал, то есть он и его жена. Они уехали, э-э… больше года назад. Жаль было их терять, но у нас дела обстоят таким образом… — Он указал на окно, как будто зрелище главной улицы предоставляло достаточное объяснение. — Они были люди не нашего сорта, только не они. Так что они уехали.

— Понимаю, — сказал Мортон, пытаясь догадаться, почему этот человек лжет.

— Больше года назад. И священник тоже. Он взял тех двоих осиротевших мальчиков и уехал на запад. Это было до того, как уехали Стоункрофты, может быть, за пару месяцев. — Вилли посмотрел на три пустые камеры, которые виднелись через открытую дверь.

— Тоже люди не вашего сорта, — отважился предположить Мортон.

— Это верно. И мальчикам, вероятно, нужно было уехать, семья-то умерла незадолго до того. — Вилли вздохнул. — Генри и Дина Хилл.

— Это были родители мальчиков? — спросил Мортон, обнаружив, что за репликами начальника полиции немного сложно уследить.

— Да. Они умерли, и преподобный Кингсли их увез. Он сказал — так будет лучше всего. Может, он был и прав, — сказал Вилли.

— Куда они поехали? — осведомился Мортон.

— На запад, — ответил Вилли, махнув рукой в соответствующем направлении.

— Но куда именно на запад? Вы разве не знаете? — Ему придется рассказать Брустеру о преподобном Кингсли. Должен быть какой-то способ проследить передвижения этого человека и двух сирот.

— Он нам не сказал. Думаю, и сам не знал. — Вилли вздохнул. — Не то чтобы мы ставили это ему в вину, вы понимаете. В таких обстоятельствах, как у него, ему просто пришлось уехать.

Мортон нахмурился:

— Что вы имеете в виду — «в таких обстоятельствах, как у него»?

— Ну, как тут все обернулось. У священников должны быть прихожане, верно ведь? — Вилли снова вздохнул, на этот раз медленно выпустив воздух.

— И оттого, что закрылась лесопилка, горожане перестали ходить в церковь? — спросил Мортон и сразу решил: то, что начальник полиции пытается так вежливо объяснить — просто-напросто нехватка денег на поддержку городской церкви. Если Уэйнрайты платят жителям из своего кармана, для двоих священников остается не так уж много.

— Ну, все было не совсем так, но… — Вилли снова указал за окно. — Это не очень большое место; оно никогда таким и не было. В городках вроде нашего жизнь нелегка. Мы знаем, каково быть отрезанными от мира.

— Вы имеете в виду, что ваша изоляция работает против вас? — спросил Мортон, надеясь, что он правильно интерпретировал замечание Вилли.

— Ну, некоторые из нас думают, что она работает на нас, но все зависит от того, как на это посмотреть. — Он кивнул дважды. — Я не могу вам больше ничего рассказать, мистер Саймз. Вы сами видели Иерихон; вы знаете, что здесь происходит. Неважно, что сделает правительство, — ничего здесь особенно не изменится, если вы меня понимаете.

— Да, — сказал Мортон, совсем не уверенный, что улавливает, что подразумевал Вилли. — Как вы думаете, у вас найдется время составить список имен и адресов людей, все еще живущих в городке?

— Все еще живущих? — повторил Вилли. — Конечно, я могу это сделать.

Мортон одарил его своей лучшей улыбкой — строгой, но искренней:

— Большое спасибо за помощь, Вилли. Я знаю, что вам приходится нелегко.

— Перебиваемся потихоньку, — сказал Вилли, когда Мортон выходил из участка.

В закусочной Мортон счел нужным заказать вторую порцию запеченной говядины и мороженое на десерт. Он снова обратил внимание на отсутствие посетителей и на этот раз спросил:

— Здесь всегда все так неспешно?

— Большинство предпочитает есть дома, — сказала официантка, не глядя на него. — Понимаете, как оно бывает.

— Да, — кивнул Мортон, думая, что наконец-то понимает.

— Мы здесь замкнулись в себе, особенно с тех пор как лесопилка закрылась. — Она смотрела на него с насмешкой, а лицо отчетливо выражало скуку.

— Это имело серьезные последствия для города, не так ли? — Мортон бросил взгляд на официантку, затем уставился в окно, чтобы она не заподозрила, что он спрашивает ее слишком заинтересованно.

— Это одна из причин, — сказала официантка. — Есть и другие.

— Да, — сразу сказал Мортон. — Конечно есть. — Он заплатил за ужин и оставил двадцать два процента чаевых — больше, чем полагалось, но он хотел дать официантке понять, что ценит ее сведения.

Когда Мортон вышел за дверь, официантка окликнула его:

— Вы еще не все разузнали.

Мортон сделал паузу, держа руку на задвижке.

— Что вы сказали?

— Вы меня слышали, — ответила она. — Подумайте об этом.

— Разумеется, — сказал Мортон, гадая, на что это она намекала.

Он думал об этом, пока выходил на улицу. Темнота вызвала в нем необычное оживление, которого он никогда раньше не испытывал. Он направился назад в гостиницу, но возвращаться в свою комнату желания не было. Он невольно пришел к дому Уэйнрайта, и мысли его заметались в беспорядке, когда он взглянул вверх, на увядающее великолепие особняка.

— Мистер Саймз, — окликнула Илона из окна второго этажа. — Как приятно видеть вас снова.

— Спасибо, — отозвался Мортон, охваченный внезапной и необъяснимой лихорадкой желания, которое почти лишило его дыхания. Его пульс барабанил; его плоть дрожала; он, казалось, горел в лихорадке и одновременно был скован льдом. Было ужасно неприлично стоять, пялясь вверх с таким откровенным желанием на лице на аристократические черты Илоны Уэйнрайт.

— Было очень приятно принимать вас прошлым вечером, — сказала она, и ее красные губы дрогнули в улыбке.

— Вы очень добры, — промямлил Мортон.

Что было в этой женщине такого, что так сильно его возбуждало? Как она сумела его очаровать, что его тянуло к ней так, как раньше бывало только в мечтах? И как он сможет когда-нибудь объяснить свое предосудительное поведение Хьюлетту Уэйнрайту?

— Вовсе нет, — сказала Илона низким и обольстительным голосом. — Мне бы только хотелось… принять вас снова. — Она вышла на маленький балкон перед окном. — Вы зайдете?

— Я… я не знаю… — Мортон был почти уверен, что краснеет, и это еще больше обострило его замешательство. — А муж дома? — Он едва мог поверить, что может быть таким грубым, таким невежливым, и разговаривать с ней таким образом. Он отступил на несколько шагов назад. — Я так сожалею.

— Почему? — спросила Илона, и одно это слово было волнующим, как целая симфония.

— Это… это все очень неудобно, — начал Мортон. — Видите ли, миссис Уэйнрайт, я не… то есть мне не следует… Было бы предосудительно воспользоваться вашей благосклонностью.

«Будь благоразумен, — сказал он себе. — Эта женщина старше тебя, и она замужем. Ты не имеешь права хотеть ее; ты не имеешь права даже разговаривать с ней. Так поступать нельзя».

— Вас что-то беспокоит, мистер Саймз? — спросила она, и в ее вопросе прозвучал тончайший намек на высокомерную насмешку.