Озеро обыскали.

Оно мелко, и трупа нет.

С восходом солнца начнут поиски в лесу.

…Темные силы на меня ополчаются…, бороться…, дракон силою своих чар опутал меня и я упал… Но, будь покойна, я приду. Приду…, говорят мне: вы в больнице, вот это господин доктор: ладно, я понимаю отлично обман… Это твой муж заключил меня, он думает можно заключить дух! Ха-ха-ха, ведь я дух, дух…, и…, я чувствую, наступает час, золотые нити тянутся ко мне, впиваются в голову, в сердце…, тяжело. Боже, как тяжело… Приду, при…

Место на шее, куда ты любишь меня целовать, горит, а они мажут его мазью, думают обмануть меня!… Твой принц, твой милый скоро придет…

Я был прав, что сижу в тюрьме. Теперь это больше не скрывают, приколотили железную решетку на окно… Ха-ха…, я все понял…, это не твой муж, а Вельзевул. Он колет меня жалом, в потом уносит мой ум и сердце. И я их должен всюду искать…

…Сегодня нашел в трубе.

…Ну, да ладно, все рыцари страдали за своих дам…

…Меня хотят купить. Одели тогу римского императора и остригли волосы для короны.

…Глупые, не видят, что гвозди уже вынуты… Ни корона, ни порфира меня не удержат… Я знаю путь к тебе и приду…

…Вчера он опять воровал мое сердце… Но я догадался и спрячу его сегодня под подушку, а сам прикинусь спящим!… Жди.

…Близко счастье… Тихо…, все спят…

Конец.

Учителя не нашли. Доктор предполагает, что он зашел далеко в лес и под влиянием морфия уснул. А затем погиб от волков или лисиц.

Одежды тоже не нашли.

Сегодня панихида. Мир его праху.

Фельдшер Фриц руку приложил.

– Странно, все очень странно, – пробормотал Гарри, передавая книгу доктору.

Когда доктор кончил чтение, Карл Иванович сказал:

В церковной книге тоже есть запись о смерти сельского учителя Петра Дорич с пометкой: «Причина неизвестна».

– Вообще некоторые здешние церковные книги в своем роде раритет, – продолжал Карл Иванович. – Так, в том году, когда был похоронен ваш родственник, значится много умерших, все больше молодежь и все с пометкою «причина неизвестна» или «от сердца», что, собственно, то же, что причина неизвестна.

Видимо, была эпидемия, но так и не определено какая.

Через пятнадцать лет эта эпидемия повторилась и опять не была определена, – докончил Карл Иванович, снимая очки.

Вечером, по обычаю, все собрались вместе. Известие, что документ найден и препятствий по вводу во владение больше нет, на всех подействовало возбуждающе.

Поздравляли, пили здоровье Гарри, строили планы новоселья и прочих торжеств и празднеств по этому случаю.

Молодежь уже справлялась о красоте и именах молодых девушек и женщин из ближайших окрестностей.

– Господин Смит, вы прежде всего позаботьтесь о похоронах того несчастного, что мы нашли сегодня в склепе, – сказал Гарри. – Прикажите также исследовать трещину в скале и заделать ее.

Мне этот труп, найденный в первый день моего владения замком, является грустным предзнаменованием, – закончил хозяин.

На минуту всем стало не по себе.

– Похороните беднягу под именем Петра Дорича, – прибавил Гарри.

Все удивленно переглянулись; только доктор и Карл Иванович поняли желание Гарри, но оба промолчали.

Скоро вновь воцарилось веселое настроение.

Когда шумные порывы стихли и количество пустых бутылок было достаточно, Гарри попросил библиотекаря дочитывать Дневник учителя, если он его разыскал.

Карл Иванович тотчас приступил к выполнению желания хозяина, надел очки и развернул старую тетрадь.

Сознаюсь, это мучительно, но составляет сущность моей жизни. Целый день я не живу, а жду, страстно жду ночи, а день тянется такой бесконечный…

Сестра и Мина стряпают пироги с морковью и уверяют, что я их люблю. Не знаю. Не помню. Должно быть, правда.

Но вот наступает ночь, желанная, долгожданная; всходит луна! Воздух делается ароматным, от луны бегут серебристые волны.

Тихо. Тихо. Лист не шелохнется… Но слушайте, слушайте… Вот шелестит, звенит… Это она, моя милая. Как ты хороша, как прекрасна! Ты одела сегодня ненюфары, они идут к тебе. Но входи же, входи… Окно открыто, я убрал чеснок, его нет больше.

Но все напрасно.

Она протягивает руки, покрывало бьется около нее, как крылья; глаза горят желаньем, но она но входит, точно невидимая сетка протянута через окно и не пускает ее.

Со стоном она исчезает…, и так каждый вечер… С голубого неба по серебряным волнам месяца спускается она ко мне…

Я решил.

Сегодня я сяду на окно и схвачу ее. Ах, эта сестра, как она мне надоедает!… «Ты бледен, что с тобой, покушай то того, то этого».

Прямо несносно, ходит по пятам.

А старик церковный сторож, кажется, вместо своей церкви сторожит меня.

Придется замыкать комнату.

Да что они, наконец, за сумасшедшего, что ли, меня считают!

Я просто ради науки хочу исследовать это явление природы.

Скоро ночь.

Вчера я исполнил свое намерение, сел на окно, схватил ее за руку и привлек к себе. Она не сопротивлялась, прильнула ко мне, покрывало обвилось вокруг меня, я потерял равновесие и через окно упал в сад.

К счастью, падать было невысоко, и я отделался пустяками: порядком только оцарапал щеку и шею.

Все-таки от падения я потерял сознание, а когда очнулся, то ее уже не было, и луна померкла.

Был сегодня на деревне. Старик на меня косится, а Генрих совсем оправился, даже ранка на шее затянулась.

Что делать сегодня? Падать с окна мне вовсе не хочется, а видеть ее я должен. Вывод прост – вылезу в окно и буду ждать в саду.

Провел несколько чудесных ночей! Сидел на скамейке, и она припадала ко мне… Закинет голову и так целует, что больно делается.

Но проклятый старикашка тут как тут. Пришел, и милая моя исчезла. От злости я так ослабел, что только с его помощью дотащился до кровати.

Три дня я вылежал. За это время старик навесил чесноку, наставил крестов.

Смех и только. Уверяет, что иначе бы я погиб, что вампир уже присосался ко мне.

Конечно, это вздор. Но что со мной было? Сон или видение? Для сна слишком ясно. А видение? Ну, оно не целуется и не кусается. Значит, действительность?

Вампир. Пустяки, что я, старая баба разве?!

Темнеет, скоро вечер, взойдет луна. Засветится и зазвенит воздух, цветы раскроют чашечки, ночные бабочки полетят высоко, высоко… Почему и мне не полететь? Стоит только захотеть, и я буду царем бабочек, их принцем. Глупая Мина закрывает мне ноги и думает, это шаль. Как бы не так, я отлично вижу, что это царская мантия, даже больше, волшебный плащ.

Сегодня я отправлюсь на озеро…

Ловко я провел вчера старого дурака церковного сторожа. Он уселся на «нашу» скамью не то с колом, не то с крестом, а я потихоньку прополз сзади него, плащ-невидимка помог мне, а может быть, и глухота старика, да и был таков.

Сегодня опять проделаю то же…

Вчера забрался на озеро рано, в саду у нас развели чай, угощали доктора и фельдшера, я их приветствовал, а потом и исчез незаметно.

Маленькое разочарование: я думал, что моя милая спускается с луны по серебряной лестнице, и ступеньки звенят, звенят под нею, а вчера видел, что она выходит из замка, даже правильнее – из горы, на которой стоит замок. Должно быть, есть подземный ход – во всех замках бывают подземные ходы.

Надо посмотреть днем. Иду…

Ну, конечно, я прав. В половине горы есть коридор, только такой узкий, как щель, и я едва ли в него пролезу.

Слаб я страшно. Это, конечно, усталость. Шутка ли подняться почти по отвесной скале. Поднимаясь, я не замечал ни трудности, ни опасности, а только спустившись обратно к озеру, сообразил, что это нелегко.