Я даже усиленно потрясла полубессознательное тело, чтобы несговорчивый мозг в срочном порядке вернулся на свое законное место и не вздумал поддаваться на подлую провокацию нашего мира.

— Трех будет достаточно… — с трудом разлепляя веки, прошептал Стеф. — Можно больше… если сможешь…

Я и насчет трех-то сильно сомневалась, а уж про больше и говорить нечего!

— Давай стаканчик! — храбро потребовала я.

— Только из вены… — Мой болезный друг жадно облизнул пересохшие губы, его всего трясло, пот градом струился по лицу, бездонные глаза подернулись непроглядным туманом какой-то жуткой отстраненности. — Кровь…

— Стеф, а ну очнись немедленно! — рявкнула я на ушедшего в себя вампира, уже поворачивающего голову в сторону источника свежей крови, и от души влепила ему звонкую пощечину. Это средство тоже оказалось довольно действенным. По крайней мере, глаза снова более-менее вменяемо сфокусировались на мне. Дальше медлить было слишком опасно. Судьба и так уже прекрасно показала, на какие каверзы она способна.

Стараясь ни о чем не думать, я схватила холодную руку покойницы и быстро прижалась губами к надрезу на запястье. Сделала осторожный глоток. Затем второй, третий… Странно, но кровь вампирши на вкус оказалась вполне ничего, в меру горькая, с привычным металлическим привкусом и на удивление чуть теплая. И отвращения почти не вызывала, что само по себе странно, ведь умерла девица не сегодня и даже не вчера. Должна быть как минимум с тухлятинкой. Тем лучше для… всех.

Я осмелилась глотнуть еще пару раз, на всякий случай. Раз уж никаких противоречивых реакций этот безнравственный процесс со стороны моего организма не вызывает, почему бы не закрепить эффект. Много не мало, вампир сам примерно так и сказал. И тут по телу стала разливаться сладкая расслабляющая истома, в голове приятно зашумело, в груди шевельнулось какое-то неведомое доселе чувство свободного полета вне времени и пространства. Все страхи, неуверенность, раздражение, боль просто перестали существовать. Остались только я и невесомость. Сознание расширилось до бесконечности, вобрав в себя все и ничего. Я одновременно была везде и нигде. Стерлись все границы между возможным и невозможным.

— Светлана, остановись, — услышала я далекий и такой неуместный сейчас голос.

Вот зачем? Зачем мне пытаются помешать? Зачем хотят обломать только что приобретенные крылья? Зачем вмешиваются ненужными запретами в мое личное бескрайнее мироздание?

Мимо меня в полной темноте, которая одновременно являлась светом, пролетали ослепительные вселенные, закручивались в спирали строгие галактики, мерцали путеводными звездами неизвестные миры.

— Светлана, хватит! — раздалось более громко и настойчиво.

Да что же это за наказание? Почему меня не оставят в покое? Почему не дадут в полной мере объять необъятное? Неужели так трудно подарить человеку немного счастья? Всего-то и нужно — не мешать.

И тут меня грубо и бесцеремонно вытолкнули из иллюзорного рая в жестокую действительность. Ну не садисты?

Я потрясла головой, с большой неохотой прогоняя остатки сладкого наваждения, и осмотрелась по сторонам. Сижу на холодном полу, в углу мой муженек притаился, смотрит на меня круглыми от ужаса глазами, припухшую челюсть ладошкой прикрывает. Можно подумать, так его кровоточащую губу никто не заметит. Наивный. Да запах гемоглобина сейчас перебивает даже концентрированный формалин! Тут прячь не прячь, а от голодного вампира далеко не убежишь. Только умрешь уставшим и потным, самому потом противно будет.

С другой стороны бледный до нереальности Стефианир стенку подпирает, упасть боится. И глаза такие… бездонные, измученные, потухшие. Но не особо безумные, и то ладно.

— Что это было? — глупо спросила я, осторожно поднимаясь с пола и потирая ушибленное бедро. Неплохо меня приложило, синяк знатный будет. Но хорошо не головой об кафель, тогда бы одной гематомой вряд ли отделалась.

— Ты несколько увлеклась со «святотатством и надругательством над мертвыми», — вымученно усмехнулся вампир.

Приблизившись к печально знакомому металлическому ящику, я с опаской заглянула внутрь. Вместо ослепительной клыкастой красотки на дне теперь лежало нечто черное, бесформенное и отвратительно пахнущее. Вампиром или человеком эту кучку органического вещества назвать можно было только с очень большой натяжкой.

— Какой ужас! — Я потрогала горящие, словно обожженные губы и даже не испугалась, увидев на пальцах кровь. Знала, на что иду. А вот во имя чего? Во имя жизни или смерти? — И что делать дальше? — решительно спросила я.

— Ты должна увидеть Врата и открыть их.

— Но как?!

— Не знаю… Времени осталось лишь на несколько биений сердца…

Я беспомощно заозиралась по сторонам. У вампиров сердечный ритм сильно замедлен, раз в десять по сравнению с человеком, а значит, времени у меня не больше пары минут. Что я в таком цейтноте и при полном бездействии успею? Удариться в панику и окончательно все испортить, если только. И где прикажете искать эти чертовы Врата? Как они хоть выглядят? Обычная дверь, триумфальная арка или просто дыра в стене? В какую сторону бежать? И как воспользоваться кровью алаканты? Ау, кровь, ты меня слышишь или еще не впиталась? Подсказывай давай, мы тонем!

Вдруг где-то внутри начала подниматься волна нестерпимого всепроникающего жара. Она пробежала от живота к ногам, потом охватила спину, руки, грудь. Я замерла, настороженно прислушиваясь к странным ощущениям, но понять происходящее с собственным организмом сразу не смогла. Стало безумно страшно. Сгореть заживо мне совершенно не улыбалось. И тут голова взорвалась ослепительной вспышкой, на миг лишив меня возможности что-либо видеть и чувствовать. Кажется, я закричала и потеряла сознание. Или все-таки нет?

Зрение вернулось так же неожиданно, как и пропало. Жар исчез без следа, оставив после себя лишь легкое головокружение и некоторую слабость. Я продолжала стоять посреди опостылевшего трупохранилища, приходя в себя после выкрутасов собственного организма, а прямо передо мной сияли червонным золотом злополучные Врата в мир вампиров.

В том, что это именно те самые Врата, я нисколько не сомневалась. Мерцающее золотистое марево словно висело в воздухе на расстоянии вытянутой руки, создавая иллюзию уходящего куда-то глубоко внутрь разорванного пространства. Что там, с другой стороны, — не разобрать, будто через матовое стекло смотришь, но что-то там определенно было. Пугающее и завораживающее зрелище. Пугающее, потому что неизвестность в конце пути никогда меня не вдохновляла, а завораживающее — потому что просто красиво. Я во все глаза уставилась на откровенно паранормальное явление, не в состоянии поверить, что такое вообще возможно. И это сотворила я?

— Ни фига себе! — восхищенно выдохнул справа от меня Вадим, совершенно забыв о кровожадно настроенном вампире и своей рассеченной губе, из которой все еще продолжала слегка сочиться кровь. Даже поближе подполз, чтобы лучше рассмотреть гостеприимно открытую дверь в параллельный мир. — Жаль, фотоаппарата нет… Это же настоящая сенсация!

Кто о чем, а вшивый о бане. Я вот думаю, как теперь максимально быстро и безболезненно затолкать туда невменяемого упыря, пока мы все тут еще живы, а он о славе на новом поприще уже мечтает. Эгоист тщеславный! Но с ним я позже разберусь, сейчас есть проблемы понасущнее.

— Стеф, это оно, да? — на всякий случай уточнила я, непочтительно ткнув пальцем в сверкающий переход. Надеюсь, он не обидится и не захлопнется прямо у нас перед носом от такого невежливого обращения. Я в первый-то раз не поняла, как и что сделала, а уж на вторую попытку сил точно не хватит. Но переход оказался не из обидчивых и продолжал призывно переливаться всеми оттенками золотого.

Вампир слабо кивнул (на полноценный ответ его уже не хватило) и сделал неуверенный шаг в мою сторону, вцепившись в край злополучного металлического ящика с жалкими останками Стадии, чтобы не упасть. По мертвенно бледному заострившемуся лицу пот лил ручьями, руки и ноги заметно дрожали, темные волосы грязными сосульками разметались по плечам и липли к щекам. Вот уж поистине краше в гроб кладут, если у этой расы вообще существует подобный аксессуар для погребения. И только багровые глаза лихорадочно блестели то ли от очередного приступа приближающегося безумия, то ли от вспыхнувшей надежды на скорое возвращение в родные пенаты.