не забыл я моих обязанностей к госпоже моей.

Граф. В трактире ты говорил, что моя супруга изменяет мне с тобою.

Жеан (кланяясь в ноги графу). Говорил то, чего не было никогда.

Граф. Как ты смел это сделать?

Жеан (кланяясь вновь). Спьяна и по глупости. Вздумали хвастаться друг перед другом, я и принялся нести всякий вздор небывалый.

Граф. Что же мне с тобою сделать?

Жеан. За мою верную службу — простите меня, милостивый граф.

Граф. Агобард, повесить мальчишку!

Жеан. Сжальтесь надо мною, милостивый граф! Погибаю невинный!

Бросается к ногам графа и целует его ботфорты.

Граф. Агобард, возьми его. Связать ему руки и повесить живее. Так будет поступлено со всяким, кто дерзнет оскорбить нашу честь и оклеветать нашу возлюбленную супругу.

Жеана уводят. Он плачет.

ДВЕНАДЦАТАЯ КАРТИНА

Подхватили Ключника за белы руки, повели молодца по задворкам.

Ванька. Ай вы, злы палачи, бурзы-гетманы. Не ведите молодца вы по задворкам, да мимо ту ли палату княжескую. Да вы ведите меня, молодца, по подоконью, мимо тот ли сад, мимо зеленый, да мимо эту светленьку светлицу княгинину, да мимо эту спальню ту теплую, где-ка мы спали с княгинею. А и дам я вам пятьдесят рублей с полтиною.

Палачи. Послушаем молодца, нам все равно.

Ванька. Ой ты гой еси наш батюшка грозен палач. Дай ты мне, молодцу, звончаты гусли, перед смертью молодцу наигратися!

Палач. Ой ты гой еси, добрый молодец! Ты бери, молодец, гусли звончаты, наиграйся ты, молодец, перед смертью, — да играй ты не полный звон, ты наигрышки наигрывай.

Ванька (наигрышки наигрывает, поет, сам плачет).

Да хорошо у меня, молодца, было пожито,

Да хорошо было цветное платье изношено,

Да приупито было у молодца, приуедено,

Да и в красне, в хороше приухожено,

Да и в зеленом-то саду приугуляно,

Да под яблонью на кроваточке было

приуспано,

Да и у княгини у Аннушки

На белой груди было у милой улежано!

Палачи.

— Спел-ка молодец песню новую, да все умильную.

— Сам поет, сам слезьми горючими заливается.

— Смерть придет — не обрадуешься.

Ванька.

Прости, прости, мой отец и мать!

Прости, прости, весь род-племя!

Прости, мой свет княгинюшка!

Бывало, меня князь любил, жаловал,

А нынче на меня скоро прогневался,

Ведут молодца на лютую казнь!

Княгиня услышала, по пояс в окошко бросилась.

Палачи.

— Ах, услышала княгиня песню новую.

— Сама отворяла красно окошко косевчато.

— Да никак у нее в руках булатный острый

ножичек!

— Как бы она сама себя не зарезала!

Ванька. Прости-ка, Аннушка, милая княгинюшка! Ведут меня, добра молодца, срубить мне буйну голову.

Княгиня (в окне). А вы, злы палачи, бурзы-гетманы, не ведите молодца во чисто поле, не рубите молодцу да буйной головы, по локоть возьмите золотой казны.

Палачи. Мы его спустим, а князь нам голову срубит, так на что нам золотая казна?

Княгиня (в окне). Спустите-ка этого молодца, возьмите поганого татарина, хоть мертвого его, мерзлого, отрубите ему буйную голову, а донесите князю, что отрублена буйна голова за его поступки неумильные.

Поганый татарин (входит и кричит). Халат, халат!

Палачи. Вот его и возьмем.

Взяли татарина, а Ваньку отпустили.

Княгиня. Палачи смилосердились, тебя, Ванька, отпустили. Бери кошель с золотом, иди скоро домой. А вы, злы палачи, берите казны, сколько надобно.

Палачи. Пойдем, поганый татарин, мы тебе

башка срубим.

Поганый татарин. Зачем башка рубить? Без башки мне и жить нельзя.

Палачи. А и подохнешь.

Волокут поганого татарина.

Жеана ведут слуги на задний двор к мосту через ров, за которым уже готовая стоит виселица.

Жеан (слугам). Друзья, не тащите меня так скоро. Виселица не уйдет, и ангел смерти никуда не торопится. Проведите меня по графскому саду, чтобы я мог в последний раз надышаться ароматом графи-ниных роз. Проведите меня под окнами нашей милостивой госпожи, — может быть, на мое счастье графиня Жеанна выглянет из окна, и в последний раз я увижу ее светлые очи.

Слуги. Что же, нам все равно. Поведем тебя, где ты хочешь, в твой последний путь.

Жеан. Милый Агобард. Дай мне мою лютню, — перед смертью сыграю, спою, с белым светом прощусь грустной песенкою.

Агобард. Принеси, Клод, ему его лютню, — пусть потешится. Перед смертью играй и пой, весело встреть неизбежный удел. Только не ори во все горло и не колоти по струнам всею пятернею, — играй тихо и пой вполголоса.

Жеан (наигрывает на лютне и поет сначала тихо, потом громче).

Все непрочно в жизни нашей,

И любовь бывает зла.

Счастье пил я полной чашей,

Жизнь моя была светла.

Я любил графиню больше,

Чем позволено пажу, -

И за то не жить мне дольше,

В смертный путь я ухожу.

Часто губит нас безделица

Пьешь ли, душу веселя,

И уж ждет тебя виселица

И позорная петля.

Хоть на миг бы мне с желанною

Повидаться пред концом

И с графинею Жеанною

Перекинуться словцом!

Слуги.

— Умильную песенку спел Жеан Милый.

— Поет, а сам плачет, как девушка.

— Смерти никто не рад.

— И еще так молод Жеан.

— Заплачешь!

Жеан (поет).

Перед тем как закачаться

В тесной петле роковой,

Дай к руке твоей прижаться

Мне кудрявой головой,

Дай узреть очарованье

Белой шеи, нежных плеч,

И услышать на прощанье

Звонко-сладостную речь.

Дай лобзание разлуки

И немножечко поплачь

В час, когда мне свяжет руки

Мой безжалостный палач.

И потом склони колени,

Матерь Божию моля,

Чтобы лишних мне томлений

Не наделала петля.

Графиня выглядывает из окна. Слушает песню. На ее лице — испуг и печаль.

Слуги.

— Госпожа смотрит в окно.

— Графиня услышала песню.

— Она плачет.

— Ей жаль Жеана.

— Уж и вправду не любит ли она Жеана?

— Что это в ее руках?

— Графиня играет своим кинжалом.

— Как бы она не зарезалась!

— Этим-то шилом! Им и кошки не убить.

— Ну, не скажи.

Графиня (из окна). Милый Жеан, что случилось? На лице твоем слезы, одежда твоя изорвана. Куда тебя ведут эти добрые люди?

Жеан. Прости, милостивая госпожа моя Жеанна. Мудры были твои советы, но я их не послушался и вот погибаю. «Золотой Олень» поднял меня на свои широко разветвленные рога и бросил меня на роковой перекресток.

Плачет.

Агобард (с низким поклоном). Это он вспоминает трактир под вывескою «Золотой Олень». Там он с пьяных глаз сплел небывальщину, чтобы похвалиться, а граф узнал и оскорбился. Вот и ведем мальчишку.

Жеан. За рвом, над болотом, стоит черная виселица. На ней меня повесят.

Графиня. Бедный Жеан, да что же ты

сказал? За что тебя ведут на казнь?

Жеан. Тремя упившийся глубокими чашами, в похвальбу себя наговорил я о том, что для всех должно оставаться в области несбыточных мечтаний: я хвалился твоею любовью ко мне, милая Жеанна. Мой сладкий сон я безумно предал неистовству буйного бреда.